и сообщает:
— Я поняла, что для меня здесь слишком дорого.
— Обидно.
— Нет. Поищу что-нибудь попроще, я не привередлива в машинах.
— А в чем привередлива?
Посмотрев мне в глаза, прикусывает губу.
Опускаю взгляд на ее рот из соображений открытого визуального диалога.
Она ловит его и прячет руки в карманы, говоря:
— Во многих других вещах.
— Я могу списать свою неудачу на твою привередливость?
Не думаю, что должен объяснять, о какой неудаче идет речь.
Осекшись, моя собеседница заглядывает мне за спину, потом спрашивает:
— Тебя это гложет? Чувствуешь себя оскорбленным и униженным?
— Нет, — слегка улыбаюсь. — Я все еще хочу продолжить.
— Ну и зря, — выставляет вперед подбородок. — Ты еще не понял? Я ненормальная. Чокнутая.
— Это значит, что с тобой не скучно, — замечаю, глядя на то, как она топчется на месте.
— А ты маешься от скуки?
— Временами. Хочешь пообедать вместе?
Она мнется.
Смотрит на меня, смотрит вокруг.
Терпеливо жду, каков будет вердикт: бежать или нет.
Надеюсь, что нет. В конце концов, она самое интересное из того, что я видел в этом городе.
Маша поправляет на плече сумку.
Чуть выгибаю брови, потому что ответа так и не получил.
В голубых глазах напряжение.
Случай действительно сложный.
Сделав глубокий вдох, говорю:
— Мы, кажется, выяснили, что я не маньяк.
— Я сегодня не готова быть твоим развлечением.
— Какой интересный выбор слов. А когда готова?
Она приоткрывает и снова смыкает губы. Проступившую на ее щеках краску мне хочется потрогать, и я бы сделал это, но, кажется, сегодня не тот день недели.
— Я выразилась неправильно, — повернув голову, смотрит в пространство, а я смотрю на тонкий профиль.
У ее лица идеальная симметрия. Возможно, это пластика. Да и насрать.
— Тогда скажи правильно.
Вскинув на меня глаза, эмоционально сообщает:
— Я пообедаю с тобой.
Теперь мои брови просто запрыгивают на лоб.
— Это действительно неожиданно, — говорю от чистого сердца, твою мать.
Я просто сражен наповал таким ярким проявлением непредсказуемости.
— Зато не скучно, — обойдя меня, она направляется к выходу, целенаправленно пересекая помещение салона.
На ее ногах сапоги до колен, в которые заправлены голубые джинсы. И переставляет ноги она достаточно активно, чтобы мне пришлось нащупать в кармане брелок сигнализации и разблокировать двери припаркованной у входа машины еще до того, как трогаюсь следом.
Кирилл
Во многих моих привычках, кроме курения, есть плюсы. Привычка наматывать круги по городу позволяет быстро сориентироваться в пространстве и выбрать место для обеда, не прибегая к помощи гида. Центр я изучил вдоль и поперек.
Паркуюсь у ресторана, где уже бывал, но то было даже вполовину не так увлекательно.
Пока отстегиваю ремень и забираю с панели телефон, Маша не двигается. Воспринимаю это как сигнал за ней поухаживать, поэтому выхожу из машины, в которой очень много сладкого приятного запаха женских духов, и обхожу капот, чтобы открыть своей пассажирке дверь.
Было бы намного легче просто отвезти ее домой, оставив этот сложный случай для кого-нибудь другого. Я в состоянии уйти от искушения. В состоянии позволить рациональности его подавить, но я редко сталкиваюсь с чем-то, от чего просто невозможно оторваться. И я не рассчитываю, что настолько приглянулся удачным случайностям, чтобы рассчитывать еще на одну.
Я буду жалеть. А это очень дерьмовое состояние, хоть и временное.
Маша смотрит на мою раскрытую ладонь, которую предлагаю в качестве помощи. В действительности, мне пиздец как хочется этой Маши касаться, у нее фантастически нетоксичные прикосновения. Сумбуром был тот вечер или нет, но я помню, что ее прикосновения ко мне самому были крайне скудными. Практически нулевыми. Я помню именно потому, что их хотел.
Наблюдаю за ее склоненным лицом, ожидая любого фокуса. Если чокнутость рассматривать как неординарность, тут полный комплект.
Сжимаю холодные тонкие пальцы, когда Маша все же оказывает мне честь — опирается на мою руку, выбираясь из машины.
Ее ладонь настолько ледяная, что я действую на абсолютном автопилоте: подношу ту к губам и дую.
Реакция фантастическая. Разумеется.
— Что ты творишь? — спрашивает, отдергивая руку.
— Знаешь, — замечаю, кладя свои в карманы. — На прошлой неделе ты была покладистее.
— Я тебя обманула.
— Я уже понял. Пошли, — киваю на двери ресторана.
Она захлопывает дверь машины и сгребает пальцами воротник шубы, чтобы защитить от ветра шею. Жду, пока пройдет вперед, после этого двигаюсь следом.
Нам выделяют столик у окна. К тому моменту, как за него усаживаемся, понимаю, что лимонный цвет идет моей спутнице не меньше, чем выдирающий глаза фиолетовый. На Маше лимонного цвета кофта, спущенная с одного плеча, на шее длинная цепочка с каким-то кулоном.
Меня она рассматривает с не меньшей детализацией. Мой свитер и джинсы. Смотрит в мое лицо, на мою шею, плечи. В финале она смотрит на мою ладонь, пальцами которой постукиваю по закрытому меню.
Выглядит так, будто мы знакомимся заново, и моя недобитая совесть велит сделать то, что изначально я делать не собирался — установить правила игры, потому что я уже не сомневаюсь, игра состоится. Нахер случайности. Все, что будет происходить дальше, будет намеренностью.
За столиком где-то в глубине зала громко разговаривает посетитель. Этот внезапный шум прерывает зрительный контакт, в котором мы проводили время последнюю минуту.
Скользнув взглядом по моим губам, Маша ерзает на стуле и оборачивается на звук.
Открыв меню, листаю страницы.
— Ты сегодня собираешься отступить от своих правил?
— Каких? — поднимаю глаза.
Глядя в меню, сообщает:
— Больше узнавать о других и ничего не рассказывать о себе.
Теперь я в курсе, откуда в ее речи этот еле уловимый акцент, но ситуацию это не меняет. Он не просто милый, он сексуальный, поэтому у меня то и дело стоит.
— Что ты хочешь обо мне узнать? — решаю чуть поменять правила.
— С чего ты взял, что я хочу что-то о тебе знать? — смотрит на меня с милой улыбкой.
— Можем оставить все как есть. Я тоже непривередливый. По крайней мере, в этом вопросе. Но если ты решила вооружиться моим правилом, нам будет сложно общаться.
— Так оно все-таки существует? Твое правило.
— Существует. Только звучит не совсем так.
— А как?
— Чем больше я молчу, тем больше собеседнику хочется болтать и раскрываться. Это психология, — делюсь я.
— То есть манипуляция, — впивается в мои глаза своими.
— Да, это она, — складываю на груди руки и откидываюсь на спинку стула.
Шумный посетитель снова повышает голос.
Маша смотрит на меня, сжав лежащие на столе ладони в кулаки.
Проведя по губам кончиком языка, тихо говорит:
— Вычеркни это
