Перебираю документы еще раз.
Снова круг в зеркале, не сосредотачиваясь на висящих в моем кабинете картинах.
Я легко могу подсунуть Андрею провокационный документ. Скажу, что понятия не имею, откуда он взялся, сделаю круглые глаза и подумают, конечно, на секретаршу. Она работает здесь всего пару месяцев, ни черта не понимает в иерархии местного серпентария и у нее нас толе такой бардак, что эта версия возникнет сама собой, мне не придется даже намекать.
Но.
Достаю телефон и пишу Данте, что у меня нарисовался «тот самый подходящий момент».
— Только, пожалуйста, не молчи снова целые сутки, — ворчу себе под нос, гипнотизируя экран взглядом, пока на сообщении не появляются отметки о прочтении.
Данте: Ты уверена, что этот действительно подходящее время?
Лори: Уверена, что риск облажаться будет всегда. Ждать можно до бесконечности.
Лори: И в конце концов это станет просто не актуально.
Шесть лет прошло.
Шесть долбаных лет бесконечной учебы и ожиданий. Форматировка моего внутреннего жесткого диска, сброса всех настроек, с которыми я прожила двадцать лет, чтобы на пустое пространство записать новую личность.
И что в итоге? Уже год я только то и делаю, что жду.
Данте: Бей только когда будешь уверена, что не придется добивать.
Запрокидываю голову и мысленно рычу от разочарования.
Данте: … и если бы это действительно был «тот самый момент» — ты бы его использовала и без моего благословения. Ну или ты до сих пор маленькая испуганная папина дочка и вершина моего разочарования в возможности эволюционировать.
Вместо ответа я забиваю в поисковик запрос «На хуй — это туда», хватаю первую попавшуюся картинку и отправляю ему. Данте отвечает ржущим смайликом.
Документы Андрею я отношу в первозданном виде. Он сидит за огромным столом и нервно дергает компьютерной мышью, когда я захожу без предупреждения. Не могу удержаться от соблазна понервировать его еще немного и придерживаю дверь, чтобы она закрывалась медленно.
— Сколько раз просил стучать! — с неприятным, почти бабским надрывом возмущается Андрей, заглядывает мне за спину и тупо таращит глаза. — Ты не могла бы…?
— Что? — делаю вид, что не понимаю. Иду к нему с самым официальным выражением на лице, кладу папку на стол и выпрямляюсь. Что называется — стою над душой. — Это нужно подписать сейчас, Андрей Юрьевич.
В отличие от сынка главного начальника, я не могу позволить себе роскошь пренебрегать субординацией, даже если ношу на пальце подаренный им бриллиант в белом золоте, весом два карата. Андрей считает, что я просто выпендриваюсь, поэтому презрительно кривит губы и продолжает смотреть на дверь до момента характерного щелчка.
— Я знаю, что ты нарочно это делаешь, — крысится он, хватает папку и, не глядя, нервно чиркает на каждой бумажке.
Ожидаемая небрежность.
Я немного наклоняюсь вперед, засекаю взглядом салфетку у него на коленях. Не могу удержаться от гомерического смешка.
— Дрочить на рабочем месте, Андрей Юрьевич, могут только люди с железными нервами, а у вас пальцы дрожат и пятна на роже. Буквально в шаге от сердечного приступа. Не уверена, что ваш отец будет горд узнать, что его сына разбил инфаркт за просмотром… специфического порно.
Андрей срывается с места, долго не знает, куда спрятать салфетку, потом сует ее в карман и торопливо идет до двери, проверяя, не подслушивает ли нас кто-то.
— Ты это нарочно, да? — Он становится рядом и обдает меня тяжелым терпким ароматом парфюма, который сам по себе может и не плох, но точно не на этом мужчине и в этом интерьере. — Не даешь мне ни минуты покоя, постоянно рядом, вынюхиваешь, выслеживаешь. Я уже сделал все, что ты хочешь! Что тебе еще нужно, сука?!
— Для начала — чтобы ты перестал орать.
Он открывает рот…
— … и чтобы ты хотя бы иногда думал головой, а не мошонкой, в которой у тебя абсолютно бракованный генетический материал, и больше ничего.
— Тварь.
Я пожимаю плечами — человечество еще не придумало тех слов, используя которые такие, как Андрей могли бы пробить мою броню. Годы закалки и ожидания превратились в водонепроницаемое свинцовое покрытие, которое защищает каждый сантиметр моего сердца. Ничто, абсолютно ничто не заденет меня так, чтобы я хоть на секунду потеряла самообладание.
Андрей снова пододвигается к двери, трусливо ловит тишину, в которой появляются приглушенные голоса. Мне они незнакомы, но Андрея заставляют вытянуться по струнке, привести в порядок одежду и одернуть пиджак. Прежде чем выйти, он прицельно впивается в меня злым взглядом и выскальзывает в коридор.
Я заинтересованно иду следом. Этот слизняк не из тех, кто станет напрягаться ради рядового события, значит, и мне стоит присмотреться, что же могло так его заинтересовать. Но когда выглядываю за дверь, группа людей, к которым примкнул Андрей, уже почти в конце коридора. Удается рассмотреть только двух великанов в черных костюмах, и мужчину пониже, в сером. Когда они скрываются за поворотом, останавливаю бегущую следом помощницу Андрея.
— Валерия Дмитриевна, у меня документы… вот, — она трясет кипой бумаг и папок, которые только благодаря моей молниеносной реакции не оказываются на полу. — Спасибо, спасибо… Андрей Юрьевич ждет… Я бегу…
— Кто это? — останавливаю ее трескотню.
Но главные вопрос, который я, конечно же, не стану задавать секретарше: с каких пор папаша Завольский стал поручать Андрею что-то важное, и при этом для подстраховки не ставить меня в известность, хотя последнее время делал так на всех важных сделках?
— Авдеев, — говорит помощница, трясущимися руками перекладывая документы в какое-то подобие порядка. — Я пойду, Валерия Дмитриевна? Андрей Юрьевич и так мне взбучку устроит.
Киваю и, немного помедлив, все-таки иду за ней.
Последнее, что я вижу — того самого невысокого мужчину в сером костюме, которого Андрей пропускает перед собой в зал для совещаний.
Авдеев — это «MoneyFlow», самая жирная овца, на которую Завольский-старший охотится уже битых несколько лет. Охотится не из-за солидного куша, а потому что «MoneyFlow» играет на том же финансовом рынке, что и принадлежащая Завольским банковская сеть «ТехноФинансы». И постоянно становится на пути. А весной увела из-под носа «жирную» сделку по поглощению, которую окучивал Завольский.
Странно, что тут делает сам Авдеев?
Силой душу в себе желание подкрасться и подслушать под дверью. Если за этмм занятием меня застукает даже уборщица — поползут сплетни, которые доберутся до ушей Завольского в считанные часы. Я не готова рисковать своей безупречной репутацией ради любопытства. В конце концов, если это действительно что-то важное — информация рано или поздно всплывет. Как и то, почему ее держат в таком секрете, и почему Завольский-старший поручил настолько важную шишку своему рукожопому сынку.
Глава пятая: Лори
Глава пятая: Лори
Настоящее
В холле театра, куда в антракт высыпает куча народа, буквально негде яблоку упасть.
Я нарочно не спешу к буфету, и занимаю один из пустующих столиков у самых перил около балкона, с которого открывается вид на парковочную площадку.
Такие мероприятия не зря пользуются популярностью. -редко выпадает возможность засветить новые бриллианты своей жены и собственный вип-автомобиль в кругу тех, кто действительно способен оценить стоимость «честно нажитого непосильным трудом». В реальности мало кто понимает, что вот те красивые блестящие бусы на шее — не бижутерия из магазина «все по пять», а дизайнерское ювелирное изделие, и сколько на самом деле стоит тиснение на кожаном салоне автомобиля или хромированные «шляпки» на дисках. Сложно понтоваться нечеловеческими доходами среди тех, кто живет в мире совершенно других ценников и приоритетов.
Сегодня здесь настоящий пир по этому поводу. В такие моменты я даже жалею, что не владею писательскими талантами, а то бы уже давно делала заметки о происходящем, и тоже наверняка бы на этом озолотилась. Вот та парочка — тучный, вечно потеющий мужчина и висящие на нем девицы втрое моложе. Со стороны выглядит вполне стандартно для нашего круга — папик, его «куклы», никакого подвоха. Но на самом деле одна из них — его незаконная дочь, а другая — ее подружка. И под этим словом я имею ввиду совсем не то, что когда-то было нормальным значением этого слова. Обе прекрасно устроились на его шее и сосут бабло, изредка вот так появляясь с ним на публике.
