– Нет, я чай люблю. Особенно зеленый.
– Полезно для здоровья, – одобрил Рустам и подмигнул проводнице. – Садись с нами, кызым. Принеси себе еще стакан и садись.
– Рада бы, да нельзя. – Девушка кокетливо улыбнулась. – Думаете, вы одни у меня любители чая? Вон, в соседнем купе целая компания. Так что, побегу я. Пейте на здоровье.
Она забрала поднос и скрылась в коридоре. Вера потянулась, было, к чайнику, но Рустам осторожно придержал ее руку.
– Давайте я разолью.
Она кивнула.
Он ловко разлил чай в пиалы, наполнив их аккуратно и одинаково, чуть ниже края.
– Смотрите, не обожгитесь. А то ведь вы к чашкам привыкли. Да и качает здесь, будь здоров.
Вагон, действительно ходил ходуном, будто палуба теплохода.
– Спасибо. – Вера улыбнулась. – Я как-нибудь.
Она взяла пиалу в руки и сделала пару глотков. Рустам смотрел выжидающе.
– Ну как?
– Очень вкусно. Отличный чай.
Она подумала, что разговор у них получается странный, ни о чем. Как в мыльных сериалах, где подолгу смакуется один и тот же эпизод. И вместе с тем, ей было ни чуточки не скучно. Наоборот, хотелось, чтобы Рустам говорил еще и еще, неважно о чем, хотя бы и о пустяках.
Он, однако, замолчал и сосредоточенно пил чай. Вера искоса глядела на его слегка наклоненную голову. Господи, ну чего она так обрадовалась? Чужой мужчина, да и немолодой совсем, кажется, ему прилично за сорок. Все в нем непривычно ей, незнакомо, он словно из другого мира. В их с Митей мире никогда не говорили так громко, не смеялись столь заразительно, без оглядки и стеснения, не пили чай с таким видимым удовольствием, не заигрывали с проводницами.
Да и не мир это был, а мирок – Вера ощутила это вдруг, в одно единое мгновение и с необыкновенной ясностью. Мирок. Тихий, интеллигентный, наполненный запахом книг и шорохом газет, весь в полутонах и полунамеках. А тут, точно окно распахнулось перед ней – и в лицо ударил ветер, свежий, мощный, сметающий все на своем пути. Под его властными, могучими струями хотелось петь и смеяться, растрепать волосы и навсегда расстаться с серьезностью и благоразумием.
Верина рука невольно потянулась к туго закрепленному шпильками пучку и, дрогнув, замерла на полпути. Рустам поставил пиалу на стол, густые, черные брови его чуть сдвинулись.
– У вас красивые волосы, Вера.
– Я знаю. – Она уже смотрела на него, не отрываясь, и ей было легко, так легко, будто невидимая энергия наполнила все ее тело, сделав его почти невесомым и волшебно послушным.
– Вы пейте чай. – Он улыбнулся.
– Я пью.
Колеса выстукивали венский вальс. Тарам, тарам, тарам, там-там, трам, тарам, тарам, там-там…Как хорошо было бы сейчас немного потанцевать. Совсем немного, чуть-чуть.
Но ведь это же бред! Что в нем такого, в этом большом, как медведь, мужчине? Он просто попутчик, обычный сосед по купе. Разве никогда раньше она не ездила в поездах?…
– Вы замужем? – без всякого перехода спросил Рустам.
– Да, замужем, – поспешно проговорила Вера.
– А кольцо? Почему не носите?
– Оно мешает на работе. Я же всегда в перчатках, растворы, химикаты. – Вера почувствовала неловкость и опустила глаза.
– А не на работе? – спокойно поинтересовался Рустам.
– Я привыкла без кольца, – сказала она тверже.
Он понимающе кивнул.
– А я вот привык с кольцом. Шестнадцать лет женат.
– И дети есть? – тихо спросила Вера.
– Три дочери. Старшей весной будет пятнадцать. А младшая нынче пошла в школу.
– Вы счастливчик. – Вера улыбнулась, а сердце ее болезненно кольнуло.
– Согласен, я счастливый человек, – просто проговорил Рустам.
Вере показалось, он каким-то невероятным образом знает, что сейчас творится у нее внутри. Голос его стал мягче, словно бы участливее.
– Ну, а у вас есть дети?
Она покачала головой.
– Нет? Да это не беда, будут еще. – Рустам наклонился к Вере через стол, заглянул ей в лицо. – Честное слово, вот увидите. Вы еще такая молодая.
– Мне уже тридцать, – отчего-то шепотом проговорила Вера и моргнула, прогоняя слезы.
– Тридцать! Вот нашла, чем удивить! – Он добродушно усмехнулся. Потом поднялся и пересел к ней. Положил на плечо свою громадную, тяжелую ладонь.
Вере стало так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Она почувствовала себя защищенной ото всех бед и напастей, от всего, что может расстроить и огорчить. От его рук шло тепло, не горячий жар желания, а ровное, дружеское тепло, дающее чувство уверенности и надежности. Ей ничего не нужно было, лишь бы сидеть так, как можно дольше, хоть всю жизнь.
– Глупышка, – ласково сказал Рустам, приблизив губы к вериному уху. – Разве же это возраст? У тебя еще все впереди. Поняла?
Она кивнула и вздохнула судорожно, подавляя окончательно все еще стоящий в горле комок.
– У тебя обязательно будет малыш. – Рустам погладил Веру по голове и слегка отстранился от нее. – Ничего, что я на «ты»? Не обиделась? Ты ж для меня все одно, как и Алсушка – кызым.
– А что такое кызым?
– По-татарски значит девочка, дочка. Мне-то уже сорок семь стукнуло, по сравнению с вами я старик.
– Какой же вы старик! – вырвалось у Веры невольно и оттого слишком горячо. Тут же она почувствовала, как загорелись мочки ушей.
Рустам улыбнулся, блеснув зубами, глаза его весело сощурились.
– Стало быть, ничего еще? Могу понравиться молоденькой?
В тоне его отчетливо слышалась хитреца – разумеется, он прекрасно знал, какое производит впечатление на женщин.
– Можете! – Вера тоже закокетничала, лукаво опустила ресницы, надула и без того пухлые губки.
– Ну хорошо, хорошо. – Рустам снял руку с ее плеча и, вернувшись на свое место, принялся допивать чай.
Вера была разочарована. Ей хотелось, чтобы он по-прежнему сидел рядом и обнимал ее.
Они еще поговорили о том, о сем. Выяснилось, что Рустам работает на заводе, руководит конструкторским бюро. Что в Москве он бывает чуть ли не ежемесячно, но сходить никуда не успевает, потому что завален делами.
– Все мечтаю попасть в Большой, на балет. Мы с женой лет десять назад смотрели «Лебединое озеро», красота! – сказал Рустам и звучно цокнул языком.
Вера, в свою очередь, рассказала ему о лаборатории, Кобзе и их проекте с растворителем. Почему-то о Мите ей говорить не хотелось, хотя Рустам несколько раз спросил ее, чем занимается муж. Она ответила односложно: «Он литератор», и постаралась перевести беседу в другое русло.
Чайник давно опустел, за окном была озаряемая лишь фонарями непроглядная мгла. В соседнем купе, наконец, угомонились, и только изредка раздавался тоненький девичий смех.
Вера боялась смотреть на часы. Наверняка, время заполночь, пора ложиться, рано утром поезд прибудет на вокзал, и сразу надо будет ехать в институт, разбираться с материалами. Но как ляжешь, если прервется этот драгоценный, на вес золота разговор? Ведь им и быть-то осталось вместе меньше десяти часов.
