Положив руки на капот, Стоун подался вперед и посмотрел на Эмму.
– И к чему вы так торопитесь вернуться?
– У меня есть дела.
Стоун не мог не рассмеяться в ответ.
– Вы когда-нибудь останавливаетесь, док? Ну, например, чтобы полюбоваться розами?
– Я не из тех, кто теряет разум при виде цветов.
– А как насчет отдыха? – спросил Стоун, хотя уже знал ответ: она не из тех, кто любит отдыхать.
– Он нагоняет на меня скуку.
– А развлечения? Вы когда-нибудь развлекаетесь?
– Да, – ответила Эмма. – Но не в трех тысячах милях от дома, в городе, где за услуги расплачиваются запеканками и смотрят на меня, как на инопланетянку.
– Я не считаю вас инопланетянкой, – произнес Стоун.
– Верно, но вы не в счет.
– Почему это?
Эмма помедлила с ответом.
– Потому что вы смотрите на меня иначе.
– И как же?
– Как если бы… – Эмма залилась краской. Очень интересно.
– Как если бы вы мне нравились? – подсказал Стоун.
Их взгляды встретились.
– Да, именно.
– Но ведь так и есть. Вы мне нравитесь. Очень.
Эмма с минуту смотрела на Стоуна, а потом, не говоря ни слова, устроилась на сиденье автомобиля. Она не удостоила его ответом, но и дверь тоже не захлопнула. Так что не все еще потеряно.
Во всяком случае, Стоун на это надеялся.
Отец звонил Эмме дважды, и она пропустила оба звонка. Именно поэтому она села за руль грузовика и отправилась его навестить.
К его небольшому домику, располагавшемуся в десяти милях от города, вела дорога, петлявшая по берегу озера Джексон. Отец поправлял свое здоровье тем, что с утра до вечера удил рыбу.
Грязная дорога и десять миль не были для Эммы проблемой.
Хотя к чему кривить душой? Они представляли собой проблему. И довольно серьезную, поскольку водила Эмма отвратительно.
Она не садилась за руль в Нью-Йорке, хоть и сумела сдать на права. Вообще-то ей нравилось управлять автомобилем. Только вот выпадала такая возможность не часто.
Все изменилось, когда она приехала сюда. Во-первых, грузовик оказался огромным. И своенравным. Вести его оказалось весьма непросто. У Эммы несколько раз перехватывало дыхание, но, к счастью, день выдался сухим и безоблачным, поэтому ветки хлестнули по лобовому стеклу всего пару раз да белка-самоубийца перебежала через дорогу прямо под колесами.
К тому времени как Эмма достигла места назначения, у нее по спине обильно струился пот. Ее отец только что вернулся с рыбалки. Невысокого роста, с седыми курчавыми волосами, которые все время упрямо топорщились в разные стороны, он был немного полноват, что давало неверное представление о его возрасте.
– Ты звонил. Дважды.
– Извини, я просто хотел… связаться с тобой. Узнать, все ли в порядке.
– То же самое я хотела спросить у тебя.
– У меня все в порядке. Клиника сводит тебя с ума?
– Нет, – солгала Эмма.
Отец одарил ее терпеливым, полным понимания взглядом, и она сдалась:
– Да.
Отец сочувственно улыбнулся.
– Извини. Я знаю, что ты не привыкла к такому укладу. Но я надеялся, что тебе понравится.
– Я еще не решила, – мягко ответила Эмма. Что проку рассказывать о том, насколько ей не по себе? – Я привезла тебе запеканку. Без холестерина.
– С холестерином вкуснее. – В глазах пожилого доктора плясали озорные искорки, губы изогнулись в беззаботной улыбке, но Эмме было невесело.
– Никакого жира, – произнесла она, и отец тяжело вздохнул. – Где результаты анализов? – поинтересовалась Эмма. Она задавала этот вопрос каждый раз, когда приезжала навестить отца.
– Забыл. В следующий раз. – Он ответил так же, как отвечал всегда.
Теперь, когда обмен любезностями был закончен, они стояли друг напротив друга, не зная, чем заполнить неловкое молчание. На отце был жилет из защитной ткани, а на Эмме – белый халат, который она позабыла снять.
Вот уже в который раз она задумалась над тем, зачем вообще сюда приехала.
Наверное потому, что, кроме друг друга, у них с отцом больше никого не было. И для Эммы, предпочитавшей работу развлечениям, это что-то да значило.
Он что-то для нее значил.
У них не было ничего общего, никаких тем для беседы, и все же они были семьей.
Хотя это вовсе не означало, что они нравятся друг другу. И когда Эмма наконец уехала, отец испытал такое же облегчение и благодарность, как и она сама.
По пути домой ей вновь пришлось изрядно попотеть от напряжения. А потом она засиделась допоздна, читая медицинские журналы и поедая невесть из чего приготовленную запеканку, найденную в холодильнике. Судя по всему, это было одно из горячо любимых отцом блюд, и каждый раз, проглатывая кусок, Эмма чувствовала, как закупориваются ее артерии, а потерянные во время поездки килограммы возвращаются.
Проклятье! Нужно заняться чем-то еще, кроме пережевывания изобилующей холестерином пищи. Но, судя по всему, жизнь в Вишфуле замирала с заходом солнца.
Сегодняшние роды на вершине горы наполнили кровь Эммы адреналином. Только вот это случилось впервые за долгие недели ее пребывания в этой глуши.
Если точнее – она провела здесь два месяца.
И вот уже вновь Эмма начала тонуть в липком болоте скуки.
Она не хотела обижаться на отца. Нет, она на него не обижалась. Ведь он не был виноват в том, что его свалил сердечный приступ, и в том, что ему требовалась помощь в клинике на время выздоровления.
Они с Эммой остались одни и были связаны друг с другом нерушимыми узами.
Нет, Эмма ни в чем не винила отца. Просто она хотела, чтобы все сложилось иначе. Хотела заглянуть в его медицинскую карту, чтобы понять, как идет процесс выздоровления и можно ли его ускорить.
У Эммы было время, чтобы это обдумать. У нее вообще было слишком много свободного времени. Особенно по ночам, когда ей не оставалось ничего другого, как смотреть единственный телевизионный канал, по которому транслировали глупые романтические комедии.
Мать непременно заставила бы ее поскорее убраться из этого захолустья. Эмма всем сердцем скучала по этой шумной, бесцеремонной и авторитарной женщине. Сэнди была бы не рада узнать, что ее дочь прозябает в такой дыре. Совсем не рада.
Эмма тоже не испытывала счастья.
Но… теперь, узнав, насколько несведущ ее отец в бухгалтерии, она заволновалась. Он может обанкротиться к концу года, если не изменит отношение к делу.
Что же касается изменений… У Эммы появились кое-какие мысли. Ее отец смог бы справляться с серьезными заболеваниями и травмами, если хотя бы попытался конкурировать с клиникой Южного побережья.
Однако Эдди Синклер совсем не разделял подобных мыслей. Он был спокойным и неторопливым, предпочитая просто плыть по течению. Каждый раз, когда Эмма заводила разговор о делах, его лицо принимало веселое выражение, и он говорил, что все будет хорошо, если она не забудет дышать.
