И все же утром, вернее, поздним утром, уже ближе к ланчу, мы встретились – я и вчерашний именинник. Как всегда, в кафе.
– Ну как, – поинтересовалась я, – они на самом деле умеют нечто такое, чего не умеем мы?
Он засмеялся:
– Я сразу понял, что это ваших рук дело.
– Ну а чьих же еще? – пожала я плечами. – Кто еще здесь о вас позаботится? Так как было? Что-нибудь новое о жизни узнали? – Он замялся. – Бог с вами, оставьте подробности при себе, – сжалилась я. – Да и что там может быть принципиально нового? Чуть в одну сторону, чуть в другую…
– Не скажите, не скажите, – закачал головой Анатоль.
– Значит, секс был хорош, – подвела я черту, ожидая, что он сейчас рассыплется в благодарностях. В конце концов, кто ему этот секс устроил, если не я, пусть и косвенно, конечно. Но он не рассыпался.
– А разве секс бывает нехорош? – попытался простенько пошутить Анатоль, но даже простенько у него не вышло.
– О, еще как бывает, – получил он неожиданный ответ.
– Правда?!
– А вы не знали?
Он пожал плечами.
– Странно, вы же книги пишете. Секс может быть пыткой, моральным уничтожением. Да и физическим уничтожением тоже. Знаете, как заставляют девочек становиться проститутками? Ведь далеко не все сами изъявляют желание. Многих заставляют. Привозят из других стран, обещают работу – няньками, например, в приличные семьи, а потом сдают в бордели. А девочки совершенно не собирались работать в борделях, вот и начинают возмущаться, протестовать. Вы знаете, что с ними делают?
Анатоль молчал, ирония слетела с его лица, и правильно сделала. После праздника всегда наступает похмелье. Вот я его и устраивала.
– Что? – полюбопытствовал литератор.
– Их опускают. Знаете такое слово?
– Слышал, – кивнул он.
– Ну как же, вы должны были слышать, вы же человек слов, – теперь ирония пробралась и в мой голос. На сей раз злая. Почему-то сегодня мне хотелось быть злой, повод был – голову ломило через и без того тонкую стенку.
– И как же это происходит? – разогревал во мне злобу Анатоль.
– По-разному. Способов много. Например, ежедневные групповые изнасилования. Многочасовые. Группа специально натасканных жеребцов насилует часа три утром, потом часа три пополудни. Потом ночью. Разными способами, вполне изощренными. Какими только возможно. А иногда какими невозможно. Такие ежедневные упражнения могут продолжаться недели две или три, пока девочка не сломается. Держат ее запертой в комнате без окон, без света, без туалета, правда, дают горшок, вечером какую-то еду, а потом приходят группой и вытрахивают из нее все мозги. Долго, безостановочно, со смехом, прибаутками, издевками, – их же много, весельчаков. А вы знаете, что женщины, даже когда не хотят, даже когда их насилуют, если их насилуют долго, все равно кончают?
Анатоль молчал. И хорошо, что молчал. Злость копилась во мне, разрасталась.
– И вот они, эти молодцы, совместными усилиями вышибают из девочки все человеческое – волю, желания, способность мыслить, принимать решения. Они оставляют только секс, жесткий, грязный, а еще страх. И больше ничего. Конечно, девочка может сопротивляться день-два, и тогда ее бьют, не сильно, чтобы не покалечить, но постоянно, чтобы секунда без боли была праздником. Могут заставить пить мочу, есть экскременты, ползать в них, – и снова насилуют, насилуют постоянно, будто секс – образ жизни.
– Пытка, – зачем-то вставил слово Анатоль, хотя никто его не просил.
– И через неделю-две девочка ломается. Все ломаются. Механизм отработан и проверен. Психика меняется. Даже не так, чтобы появлялась физическая зависимость, а скорее, подменивается реальность – та, которая была раньше, перестает существовать. Появляется новая. Новые потребности. Был человек, хотел любить, работать, учиться, растить детей… И перестал быть. Его подменяет другой.
Анатоль молчал, спасибо ему хотя бы на этом. Злость начала понемногу утихать.
– Вот как бывает, – наконец сказала я назидательно. – Секс не всегда приносит удовольствие. У него имеется и обратная сторона. Секс может раздавить человека, искалечить его психику. Да и физически уничтожить тоже. Страшный, если разобраться, инструмент. Прямо как змеиный яд, которого вы так счастливо вчера избежали. Тоже зависит от дозировки.
– Вы прошли через все это? – наконец задал вопрос проницательный мсье Тосс. – Через все, о чем рассказывали? – Его голос наполнился таким густым сопереживанием, что я не сдержалась, улыбнулась.
– Да что вы, это все бытовая ерунда по сравнению с теми феерическими забавами, через которые пропустили меня, – уже совсем добродушно заверила я его. – Примитивным бордельным насильникам с их примитивными бордельными мозгами подобные кренделя даже и не присниться не могут.
* * *
Дом показался Элизабет не просто большим, а огромным. Он напоминал «дом с привидениями» из голливудских фильмов – мрачный, с полукруглыми башенками флигелей, с темными глазницами множества окон, он был бы похож на средневековый замок, если бы не был деревянным. На трех его этажах наверняка находилось комнат двадцать, не меньше. Внутри было даже не то что бы грязно, а скорее, царил беспорядок, что и понятно – для ухода за таким громадным домом потребовался бы целый штат убирающей, моющей, чистящей обслуги.
Обстановка была подстать самому дому – плотные, темные гардины на окнах, тяжелая, громоздкая мебель красного дерева. Все выглядело массивно, дорого, но старомодно.
Элизабет получила комнату на втором этаже с отдельной небольшой, но чистой ванной. Основная задача, во всяком случае, поначалу была не заблудиться и запомнить путь к лестнице, ведущей на первый этаж.
На первом этаже потеряться было почти невозможно: кроме кухни, там находились три огромные комнаты – гостиная, столовая, и еще одна, что-то вроде клубного зала – с барной стойкой, кожаными диванами, креслами, у каждого из которых стоял маленький круглый столик. От кухни отходил коридор, но куда он вел, Элизабет не знала.
К обеду собрались рано, к четырем часам, и сидели за столом долго, часа три, а то и четыре, с многочисленной сменой блюд – часть из них уже стояла на столе, остальные в больших глубоких салатницах приносила немолодая, улыбчивая, довольно привлекательная мулатка. В промежутках между сменой блюд она сидела за столом вместе со всеми, похожая скорее на хозяйку, чем на служанку.
Помимо нее и Рассела в доме, похоже, жили еще несколько человек: они подходили, представлялись Элизабет, но она не запомнила все имена с первого раза. Запомнила только молодого человека по имени Пол и еще девушку Линн. Они были ненамного старше Элизабет – чуть за двадцать, не больше. Линн говорила тихим, стелющимся голосом, обворожительная улыбка приоткрывала мягкие, сочные, заведомо податливые губы.
