— Это уже этическая сторона вопроса, — заметил кандидат.
— Этическую сторону обойти невозможно, — сказал Лео.
— Этот мирный договор поставил Россию в зависимое положение, я так понимаю? — спросил Андерс.
— Мыслящий русский — самый независимый человек на свете, — с жаром произнес Лео. — Но Россия — это не один голос. Это многоголосый хор!
Андерс, всегда любивший сладкое, отложил ложку.
Дина забыла обо всех. Она уставилась в пространство и не замечала, что на нее смотрят. Наконец она схватила салфетку и вытерла губы.
— От этой двери где-то должен быть ключ, — проговорила она, ни к кому не обращаясь. — Я только никак не найду его…
— Что вы думаете об идее объединить все Скандинавские страны под одним флагом? — спросил кандидат у Лео.
— Это зависит от того, что вы понимаете под Скандинавскими странами, — уклончиво ответил Лео.
— Географические карты и так уже выглядят нелепо. Невозможно получить сплав из золота и золы. Он распадется на части при первом же морозе, — сухо заметил Андерс.
— Я не совсем уверен, что ты прав. Нация не должна замыкаться в себе. Человек, который не видит никого, кроме себя, обречен, — медленно сказал Лео, глядя в тарелку.
Дина с удивлением подняла на него глаза, потом рассмеялась. Все смущенно потупились.
— Дина, окажи последнюю милость старому, побежденному в войне русскому! — проникновенно попросил Лео.
— Какую же?
— Помнишь, я прислал тебе ноты? Сыграй что-нибудь оттуда!
— Сыграю, если ты пойдешь со мной искать медведя, который на прошлой неделе задрал в горах двух овец, — быстро сказала она.
— Идет! У тебя есть ружье?
— Мы возьмем ружье у Фомы!
Дина встала и, подобрав темно-синюю юбку, села к пианино.
Лео последовал за ней, остальные расположились в курительной, широко открыв двери. Руки Лео и Дины, случайно касаясь друг друга, то жгли огнем, то кололись, как шипы.
— Тут много трудных вещей, — сказала она.
— У тебя было достаточно времени, чтобы разобрать их…
— А я и не жалуюсь! — резко сказала она.
— Могу я выбрать? — Да.
— Спасибо. Тогда сыграй мне Лунную сонату Бетховена.
— Ты мне ее не прислал.
— Прислал. Это соната номер четырнадцать.
— Ошибаешься. Соната номер четырнадцать называется иначе. Это Sonata quasi una Fantasia, — высокомерно сказала Дина.
Лео стоял между Диной и мужчинами, сидевшими в курительной комнате, он загораживал ее от них. Шрам его в этот вечер был совсем светлый. Наверное, он вообще побледнел за это время.
— Мы оба правы. Сперва соната так и называлась, как написано в нотах. Но потом один писатель перекрестил ее в Лунную. Мне это название нравится больше. Это музыка для лунатиков.
— Возможно. Но мне у Бетховена больше нравится соната номер двадцать три — «Аппассионата».
— Сыграй сперва для меня, — тихо попросил Лео. Дина не ответила. Нашла ноты и села. Первые аккорды прозвучали скрипучим протестом. Потом музыка плавно заструилась по комнате.
По обыкновению, двери в буфетную и на кухню были открыты, там тоже воцарилась тишина. Олине и служанки тенями скользили мимо дверей.
Лицо у Дины было непроницаемо. Но пальцы, как проворные зверьки, выбегали из манжет, отделанных батистовыми рюшами.
Андерсу был виден профиль Дины. Русский стоял у нее за спиной. Его глаза были прикованы к ее волосам, руки он положил на спинку стула. Андерс зажег сигару, рука у него не дрожала. На фоне темной стены его лицо казалось светлым. Из-за морщин между бровями вид у него был неприступный. Хотя вообще он был человек добродушный.
На мгновение его глаза встретились с широко открытыми глазами Лео. Андерс кивнул ему. Словно они собирались сыграть партию в шахматы, которую Андерс в силу своей обходительности проиграл уже заранее.
Андерс был опытный наблюдатель. Он привык внимательно наблюдать и за своей собственной жизнью, и за жизнью других. Он подсчитал, сколько месяцев прошло с последнего приезда Лео и до их с Диной возвращения из Бергена. Потом склонил голову, и мысли его вместе с сигарным дымом устремились к потолочным балкам.
Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец, и паси козлят твоих подле шатров пастушеских.
Книга Песни Песней Соломона, 1:6, 7
В домах в усадьбе один за другим погасли огни. В коридоре слабо колебалось пламя двух свечей в массивных кованых подсвечниках.
Когда все разошлись по своим комнатам, Дина и Лео пошли пройтись. На фоне фиолетового неба вырисовывались две высокие, уже облетевшие осины. Ракушки, которыми вместе с песком были посыпаны дорожки вокруг клумб матушки Карен, в лунном свете казались маленькими черепами. Пряно пахло осенью.
Не сговариваясь, Дина и Лео направились к беседке. Они открыли хрупкие двери, и в нос им ударил сырой воздух. Цветные стекла переливались от Дининого фонаря. На ней было пальто и шаль. Лео был одет легко. Но было еще не холодно.
Не успела Дина поставить фонарь на стол, как он обнял ее:
— Спасибо!
— За что?
— За твои показания!
Они склонились друг к другу, как деревья в бурю, — шквальный ветер переплетает их ветви, но они не могут сказать о своей боли.
— Мои показания помогли тебе выйти на свободу?
— Они сделали свое дело, ведь шифр был назван невинной игрой.
— Он означал другое?
— Этот шифр мог понять только тот, кто знает двойной смысл некоторых русских слов.
Лео поцеловал Дину, держа ее голову обеими руками.
Крыша беседки прохудилась, и небеса черным голубем спустились на них. Красная молния ударила в цветные стекла. Фонарь погас сам собой. Чайка за окном пронеслась легким красным привидением. И плывущая мимо луна была круглая и тяжелая.
— Наконец ты приехал! — сказала она, переведя дыхание.
— Ты получила шляпу?
— Да.
— И сомневалась даже после этого?
— Да.
— Я так тосковал по тебе, — прошептал он, прижавшись губами к ее шее. — Сидел в клетке и тосковал.
— Как там было?
— Не надо об этом.
— Ты первый раз сидел в тюрьме?
— Нет.
— Где ты сидел раньше?
— В России.
— За что?
— Дина! Может, тебя все время надо целовать, чтобы ты не задавала вопросов?
— Надо! Почему ты приехал сюда, Лео?
— Потому, что до сих пор люблю шкиперскую вдову по имени Дина Грёнэльв.
Она громко вздохнула. Как старый косец, который наконец-то выкосил свою делянку и теперь может отдохнуть. Потом она укусила его за щеку.
