их пребывания в Борнстеде… Нет, всю оставшуюся
жизнь. Потому что, если Рейнджер доберётся до них, это будет ужасно. — Это
наш день.
— Не могу дождаться, когда буду связан с девушкой моей мечты на глазах у моих родителей, — поддразнивает Мика, оглядываясь на свою маму. И она, и её муж держатся немного отстранённо, но, похоже, их не слишком беспокоит обручение, так что, я полагаю, они не совсем гнилые яблоки.
Родители Спенсера тоже здесь, вместе с его братом Джеком. Семья Черча (очевидно). Мои родители, Йен Дэйв, моя тётя Элиза. Марни и её парни. Миранда. Моника. Эндрю и Росс.
— Знаешь, что сказал мне отец? — говорит Спенсер с раздражённым смехом. — Он сказал: «Если ты можешь любить меня, не смотря на роман и вторую семью, как я могу сказать этому «нет»?»
— Ауч, — Тобиас морщится и качает головой, глядя на фотографию Дженики, которая стоит на соседнем стуле. Рядом с ним стоит огромный букет цветов, и, хотя её здесь нет, по крайней мере, она может посмотреть вниз и увидеть, что мы её не забыли. Я не знаю, что происходит после смерти, но, как минимум, какая-то часть меня чувствует, что ей был бы приятен этот жест.
— Мы можем сделать это сейчас? — спрашиваю я с трепещущим сердцем, задаваясь вопросом, что происходит в головах остальных. Я знаю, что происходит у меня в душе. Счастье. Любовь. Чувство сопричастности. Я думала, что потеряла это чувство, когда переехала в Коннектикут, а потом снова, когда вернулась в Калифорнию. Теперь я здесь, в Колорадо, и никогда не чувствовала себя как дома, как сейчас.
Это лишь доказывает то, что я уже знала: дело не в месте, а в людях.
— Давайте сделаем это, — соглашается Спенсер, покидая наш круг, чтобы дать Россу знать, что мы готовы.
На этот раз он наш священник, и мы попросили его об одолжении, которое он с радостью принял. Я лишь надеюсь, что он не будет слишком взволнован по этому поводу.
— Ты уверена, что не хочешь переобуться? — спрашивает Тобиас, указывая большим пальцем в сторону дома. — Я мог бы взять для тебя другую пару.
Я непреклонно качаю головой.
— Не-а, — я шаркаю уродливыми шлёпанцами по траве. — Эти шлёпки сейчас важны для меня. Они напоминают о лучшем дне в моей жизни. С какой стати мне хотеть их менять?
— Чёрт, ты милая, — бормочут близнецы в унисон, целуя меня в обе щеки, в то время как Рейнджер яростно краснеет и уходит, как будто он зол. Это не так: он просто хочет трахнуть меня в этом платье.
— Идёте, миссис Монтегю, — Черч берёт меня за руку и ведёт к месту, которое мы выбрали для церемонии. Это на одном из балконов, откуда открывается вид на горы, обрамлённые сумерками. Чего ещё я могла бы желать?
Росс призывает наших гостей занять свои места на складных стульях из розового дерева, которые Черч заказал специально для этого. Моника показывает мне большой палец, когда моя мама снова начинает плакать, уткнувшись лицом в грудь Йена. Он гладит её по спине, пока мой папа насмехается над ними, а Элизабет достаёт носовой платок, чтобы промокнуть глаза. Родители Спенсера и МакКарти, кажется, не совсем понимают, что происходит, но это нормально. Это не для них.
Это для нас.
Мы с парнями собираемся в круг, кладём руки в центр и переплетаем пальцы. Трудно сказать, где заканчивается один из нас и начинаются другие, и я чувствую, что краснею при мысли о продолжении этого момента позже, в спальне. О да. Эту массивную кровать сегодня перевезли из общежития и установили внизу; мне не терпится окрестить её. Я имею в виду, окрестить её ещё раз. И ещё раз. И ещё раз.
Росс прочищает горло, вздёргивая подбородок и держа руки сцепленными перед грудью.
— Леди, джентльмены и единороги, для меня большая честь приветствовать вас всех здесь сегодня, чтобы отпраздновать древнее кельтское искусство обручения, — Росс меняет свой голос так, словно выступает профессионально, небо темнеет с каждой минутой, пока мы не оказываемся под темно-синим небом и самыми красивыми серебряными звёздами. Он продолжает свою бессвязную речь о любви, гармонии и прочей чепухе, но я слушаю вполуха.
Я смотрю на Черча Монтегю и его аристократическую улыбку. Пытаюсь не рассмеяться, когда Спенсер Харгроув исподтишка закатывает глаза на претенциозную речь Росса. Я наслаждаюсь теплом руки Тобиаса МакКарти и близостью его тела справа от меня. Фантазирую о том, что это выражение лица Рейнджера Вудраффа могло бы означать для меня позже. И я люблю Мику МакКарти больше, чем когда-либо, потому что этот коварный ублюдок сдерживает слёзы и шмыгает носом.
Чёрт, я люблю этих парней.
— Принимаете ли вы все друг друга, навсегда? В этой жизни и — если вы того пожелаете — в следующей? — спрашивает Росс, и я слышу, как Арчи вздыхает. Моя мама начинает причитать, и Элизабет присоединяется к ней. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как они обнимаются сквозь слёзы. Я не ожидала большой драмы между ними. Приятно это знать.
Я поворачиваюсь обратно к своим мальчикам.
— Всегда и навечно, — соглашаюсь я, и они повторяют слова одно за другим, пока мы все это не произносим.
Росс выходит вперёд и начинает переплетать наши руки розовой верёвкой. Пока он делает это, я чувствую, как что-то меняется в воздухе. Я не уверена, что верю в судьбу, но если бы я верила, то вот оно, это дуновение ветра, которое взъерошивает мои волосы и треплет юбки. Я целую каждого из парней по очереди под вежливые аплодисменты нашей аудитории — или причитания мам, — а затем Черч и Рейнджер лукаво переглядываются.
— Может, разрежем торт? — предлагает Черч, и Рейнджер злобно ухмыляется.
— О, да. Я схожу за ним, — он уходит, когда наша небольшая толпа возвращается в главный внутренний дворик.
— Посмотри на себя, — говорит одна из сестёр Черча, я ещё не запомнила ни одного из их имён, кроме Жизель. Она обвивает рукой его шею, и он смотрит на неё с таким выражением чистого отвращения, но это полная чушь. Он любит свою семью почти так же сильно, как и меня. Хех. — Всегда добиваешься большего, да? Ребёнок в семье, явный любимец мамы и папы и первый, кто женился. Что же нам с тобой делать?
— Надеюсь, ты меня не задушишь, — бормочет Черч, притворяясь раздражённым, когда она отпускает его. Он выпрямляется и приглаживает руками волосы, в то время как все пять его сестёр окружают его, заключая в объятия. Его родители ждут,