— Ол'райт, — сказала она. — Ол'райт… — Она встала, расстегнула юбку и спустила ее с бедер. — Вперед! Продолжайте, мальчик-любовник. Дайте посмотреть, что вы умеете делать.
Высокий блондин снова посмотрел вопросительно на Вилли через плечо.
— Продолжайте, — сказал Вилли грубо.
Он начал расстегивать свои пуговицы, но она взяла это на себя. Вилли сидел неподвижно на диване, окутанный сигарным дымом. У худого блондина были тонкие сильные руки с жесткими пальцами. Длинные белокурые волосы падали ему на глаза, и он должен был на мгновение остановиться, чтобы откинуть их назад. Она чувствовала внутри скачущие толчки, словно пламя расплавляло все до полного распада. После этого от нее ничего не должно остаться. Она хотела быть никем и ничем. Если только этот момент, как горячая вспышка, испепелит ее. Во время пароксизма у парня было лицо заикающегося идиота. Его пальцы оставляли на ней синяки, она не ощущала от этого ни боли, пи удовольствия. Ее мозг утратил способность различать что бы то ни было. Она чувствовала паническую скачку желаний только к одному выходу — спасительном бегству в темноту, в ничто. Имел значение только момент освобождения, как будто всю ее, целиком, вычерпали. Она видела на полу кучки их одежды, похожие на мертвые тела. Высокий худой блондин обмяк и был другой выброшенной кучей — костей. Он едва шевелился, когда Вилли подошел к ней, и она с трудом шевелилась, когда Вилли взял ее, в сильном возбуждении, шепча ей на ухо: "Шлюха".
Прежде, когда они выходили вместе, конечно в сопровождении Теренса Роули, Вилли был много любезнее с ней, временами он был почти галантным. То, что она долго была девушкой Вилли, придавало ей определенный вес. Сплетники гадали, не разведется ли он однажды с женой и не женится ли на Джанет Деррингер. Зная об этих слухах, Вилли обращался с ней на людях с галантностью, учтивостью и уважением, как с существом, на котором он в один прекрасный день мог жениться. Он был очень внимателен к тому, как она одета. Она не должна была выглядеть ни дешевой, ни крикливой. Вилли хотел видеть ее величавой, когда она с ним появлялась на людях. Слухи, что он когда-нибудь женится на Джанет, достигали такой силы и убедительности, что он почти поверил в это сам. Они никогда не говорили друг с другом на эту тему. "Нью-Йорк грэфик" опубликовал предположение, не приведет ли это увлечение Вилли к браку, и так как он не подал на них в суд, то сплетники расценили этот факт равносильно предложению. Джанет тоже читала эту статью, и, хотя она не говорила с Вилли об этом, оба они понимали, раз он не подал в суд, значит, эта мысль была не такой уж абсурдной.
И его поведение на людях по отношению к ней как бы подтверждало ее новый статус. Казалось, что он даже наслаждался предположением относительно его частной жизни, и, хотя Джанет официально всегда была с Теренсом Роули, Вилли, конечно, знал, что всем вокруг известно, Джанет — девушка Вилли. Неожиданно, к своему удовольствию, Вилли обнаружил, что очень привязался к ней. С ней он мог болтать свободнее, чем с другими. С ней он чувствовал полную легкость. Иногда он рассказывал ей истории о том, что его враги пытались сделать с ним.
— Они так переполнены завистью, — говорил он ей, — что однажды их собственная зависть задушит их. Они хотят уничтожить меня. Они говорят — какое он имеет право руководить империей? А что я сам ее построил, это не дает мне права в их глазах. Посещал ли я Принстон, Гарвард или Йель? Какое происхождение его семьи? — вшивые ублюдки со своими бутоньерками и утонченными беседами! Бизнес они делают со мной, но, ты думаешь, они приглашают меня к себе домой? Они воротят носы от меня — они думают, я не знаю. Они рады бы разрубить меня на куски и поделить между собой. Все эти банкиры и финансисты. Когда был риск в бизнесе, они не хотели расстаться ни с центом из своих любимых чистых денежек, а теперь готовы хапнуть все мое дело. Но я не такой дурак. Я могу за себя постоять. Один против всех врагов. Я всегда был забиякой, и если они думают, что побьют Вилли, их ждет величайшее разочарование. Они хотят забрать мой бизнес, но их ждет сюрприз. Пусть только попробуют! Я им заберу!
Джанет не знала, о чем он говорит, когда так рассуждает, и не пыталась выяснить. Сколько она его знала, у него всегда были враги, которые, по его мнению, пытались уничтожить его. И всегда были люди, которые пренебрегали им, не приглашая его к себе, или не отвечая с достаточной теплотой на его предложения дружбы, или отклоняя его приглашения, или забывая о дне его рождения или годовщине свадьбы. К своему дню рождения, на Рождество и к годовщине его свадьбы он получал сотни телеграмм, подарков и поздравительных открыток! Каждый раз двое из его секретарей должны были рыться в них и составлять списки людей, приславших добрые пожелания, и, отдельно, приславших подарки. Когда эти списки были составлены, то учитывались другие люди, которые, по мнению Вилли, должны были прислать поздравления или подарки, но либо забыли об этом, либо пренебрегли им. Любой, кто слишком часто фигурировал в этом списке, становился — если он обладал властью — врагом или, если он был служащим по найму, заносился в серый список, то есть он не был уволен — ему давалась возможность оправдаться, — но у него уже не было никакой надежды выдвинуться. Вилли считал это верным признаком скрытой измены, если кто-то из служащих забывал о дне его рождения.
Временами Джанет мечтала убить Вилли, а временами она почти любила его. Он поглотил ее, как промокашка поглощает чернила, и она была рада, что он за нее все решает. Если она от него освободится, то что она будет делать? Это так трудно! Люди говорят, что он подлый, и удивляются, как она может оставаться с ним. Но он по-своему заботился о ней. Конечно, было ужасно, что за ней следили и шпионили, унизительно быть обязанной просить разрешения что-нибудь сделать, прибегать к уловкам, если она захочет увидеть кого-то, кого он или студия "не рекомендует". Она не была верна Вилли, но когда шла с другим мужчиной, то знала, что обманывает Вилли, и знала, какое наказание может навлечь на себя, если он это обнаружит, — но это придавало любовной дрожи дополнительную остроту. Редко, если она дважды виделась с одним и тем же мужчиной; она не давала им ни своего адреса, ни номера телефона, но если она впадала в депрессию, ту черную пропасть, грозившую охватить ее всю, для нее оставался единственный путь самоспасения — секс, острое ощущение, поднимавшееся в ней, как свет, внезапно засиявший в сумерках.
* * *
Постепенно Вилли уменьшил предосторожности, с которыми он заходил в квартиру Джанет. Вместо того чтобы пользоваться маленькой лестницей, ведущей к боковой двери, он часто предпочитал спуститься в лифте и, выходя, пересекал главный вестибюль. Коридорные, швейцары и портье — все его знали, хотя, когда он проходил, они были достаточно благоразумны, и обращались к нему "сэр", а не "м-р Сейерман". Он всегда щедро давал им на чай. Этим вечером, когда он целеустремленно шагал через мрачноватый вестибюль, через заросли поникших комнатных растений, слушая хор "добрый вечер, сэр", он почувствовал (это часто бывало после свидания с Джанет), что с ним не случится ничего дурного. Он уловил свое отражение в зеркале. "У меня смешная походка, в общей сложности, я кусок забавно выглядящего персонажа", — думал он, но ни на одном лице не было усмешки, когда он проходил. Почтительные поклоны, слегка завистливые, в их глазах угадывалось знание — но ни одной усмешки. Серый автомобиль "Федора" лихо развернулся, его светлый, цвета верблюжьей шерсти плащ свободно болтался на плечах, во рту торчала сигара, он чувствовал себя удовлетворенно-беспутным. "Я действительно пользуюсь немного дурной славой, — думал он с удовлетворением. — Пока еще я имею на это право. Я заслужил это. Я тяжко работал, я создал империю. Я имею право на маленькое наслаждение. Это справедливо. Я молод, а что у меня есть? Сара и иногда проститутка. Теперь я могу сделать выбор. Я не такой молокосос, чтобы думать, что они уважают меня за мои прекрасные голубые глаза, они просто платят мне уважением. Даже если они ненавидят меня, они относятся ко мне с уважением. Я — человек, который кое-что из себя сделал". Когда он брал такси и ждал его, он думал о Джанет. Он ненавидел, если приходилось ей уступать. Джанет доставляла ему больше удовольствия, чем любая из женщин, с которыми он имел дело время от времени. Может, он на ней женится. Она не чванится, с ней легко и она не такая взыскательная, как были некоторые из них. С ней не было никаких неприятностей. Все женщины в основе своей — шлюхи, кроме тех, кто похож на Сару, которая вовсе не была хороша, так что он может прекрасно жениться на одной из тех, кто хороша. По крайней мере, если он женится на ней, ей непростительно будет иметь других мужчин, что, как он подозревал, у нее случается. Он не мог смириться с мыслью, что она проделывает такие вещи с другими мужчинами. Это настолько сводило его с ума, что он предпочитал вовсе не думать об этом. Такси уже подъезжало. Чувствуя необычную щедрость, он давал швейцару парочку "гаван" и долларовую бумажку. Всю дорогу домой у него на лице была веселая, самодовольная ухмылка. Она слетела с его лица в тот миг, когда он вошел в свой собственный дом.
