— Мальчики, а кто у вас тут главный?
Один из бородачей, совершенно квадратный, с огромными мускулистыми руками, повернувшись к ней, ответил:
— Ну, я, а что?
Рил улыбнулась ему.
— Хочешь сделку?
Тот хохотнул в ответ:
— У тебя есть, чем заплатить?
— О, у меня есть такое, чего вы не сможете забрать, если я сама не захочу отдать!
— И что же это за херня?
— Это сюрприз! Не убивайте моих проводников, и я вам это покажу!
Разбойники зашумели. Кто требовал заткнуть ей пасть, кто — перетрясти все ее тряпки, кто — сделать так, как она просит. Наконец, главарь решил, что ничего не теряет, если послушает ее, и сделал знак тем, кто держал пленников. Их вытащили из грязи и побросали на твердую землю. Скорчившегося в болотной траве Венка тоже пока оставили в покое.
— Ну, давай свой сюрприз! — Сказал главарь. — Но учти, если он нам не понравится, тебе придется его отработать!
Рил улыбнулась все той же томной улыбочкой и, покачивая бедрами, пошла к пеньку, который был от нее в трех шагах. Ее проводили жадными взглядами. Да, русалки не сбрехали! А она поднялась на пенек и достала из кармана тарелочки, которые подарил ей незабвенный Будиан. Рил сама не знала, зачем она взяла их с собой из дворца и таскала за собой все это время. Ну не в память же о Будиане, в самом-то деле! Однако, сейчас они пришлись к месту и ко времени.
— Отвернитесь, — сказала Рил, — а то сюрприза не получится!
Ответом ей был гомерический хохот, и все взгляды, естественно, устремились на нее. Тогда она медленно расстегнула пуговицы на мальчишеской рубашке, в которую была одета, повела плечами, и она медленно скатилось с нее, явив миру и ошалевшим от такого бесстыдства болотникам тонкую талию и небольшую округлую грудь. По болоту пронесся вздох. Она как будто не заметила его, и подняла руки с тарелочками. Выждав небольшую паузу, она стала отбивать ими ритм, одновременно начав танец.
Руки вверх, плавно вниз, поворот, бедро, поворот. Голосок Рил начал старательно выводить неуклюжие стихи незатейливой песенки с неприятным, рваным ритмом.
За окном кружится снег
Громко воет вьюга
Жду сегодня на ночлег
Дорогого друга!
За окном — шаги
Скрип-скрип!
И калитка — стук!
В дом скорее проходи,
Мой любимый друг!
Нежный перезвон тарелочек, плавное движение бедра, взмах руками.
Мне соседушка с утра
Принесла дурные вести,
Ты нашел себе вчера,
Позавиднее невесту!
За окном — снежок
Скрип-скрип!
Сердце больно — стук!
Выпьем мы на посошок,
Мой любимый друг!
Наклон, поворот, изгиб назад до тех пор, пока вишенки сосков не уставились прямо в небо. Разбойники уже собрались вокруг ее пенька, забыв про брошенных где-то там пленников. Не обращая внимания на жутковатые слова песенки, которые полностью сглаживал легкомысленный вид Рил, они притопывали и прихлопывали ей в такт, отпуская восхищенные возгласы.
В тихом доме смех звучит,
Я хожу, как пава,
Наливается в стакан
Сладкая отрава!
За окном — метель
Скрип-скрип!
Жизнь угасла — стук!
Под кустом ракиты ныне
Будет спать мой друг!
Снова наклон, изгиб, поворот. Удар ножкой, взмах руками, томное движение бедром.
Это было зрелище скорее для искушенных и пресыщенных любовью королей, чем для слабонервных, оголодавших по женскому телу разбойников. Они приближались к ней очарованные, ничего не соображающие, как мотыльки на огонь горящей лампы.
Повисшее в воздухе напряжение лопнуло одновременно с окончанием танца, и вокруг Рил стала разгораться драка, потом еще одна, потом вообще возникла свалка, в которой творилось непонятно что. Ослепленные, охваченные безумием разбойники бросались друг на друга с ножами и топорами, стараясь забрать как можно больше жизней своих недавних товарищей. На Рил уже никто не обращал внимания. Заметив это, она набросила на себя рубашку и вышла из круга. Все представление заняло не более нескольких минут, но вымотало ее до состояния полного изнеможения. Слегка пошатываясь, она добрела до своих несчастных связанных мужчин. Поднятым по дороге ножом она перерезала веревки сначала на Таше, потом на Фране и Венке.
— Вставайте, хватит валяться, — сказала она им, потом без сил опустилась на траву и отключилась.
Злой и грязный Таш, сорвав с себя остатки веревок, наклонился над ней и, поняв, что она просто спит, ринулся в свалку — ему не терпелось хоть кого-нибудь прибить. Франя и Венк поспешили за ним, но их ждало разочарование — разбойники уже благополучно перебили друг друга. Таш стоял между ними в бессильной злобе — даже добить было некого. Подбежавший Франя остановился рядом с ним, тоже оглядывая побоище.
— Таш, ты хоть понимаешь, что нас с тобой эти козлы чуть не утопили, как слепых кутят! Если бы Рил не начала вертеть перед ними своей попкой, нам пришел бы полный…!
— Да, такого со мной не случалось с тех пор, как нас с Самконгом поймали конкуренты. — Хмуро согласился Таш. — Тогда нас тоже так спеленали, что мы выбрались чисто случайно.
Франя подозрительно глянул на Таша.
— Не бреши, что-то я такого не помню!
— А тебя с нами еще не было. Мне было пятнадцать, а Самконгу — семнадцать.
— Ну, тогда ладно. А кстати, что это за танец, который Рил отплясывала? Она тебе его раньше не танцевала?
Таш отрицательно покачал головой. Франя принялся было рассуждать о бесчисленных достоинствах этого танца, но Венк, который, прихрамывая, уже бродил между убитыми и вытаскивал у них деньги, прервал его:
— Таш, твоя девчонка хорошо поработала. Их было много, наверное, трудно было их всех положить. Вон, как она устала.
Таш и Франя уставились на него. Не выдержал Франя.
— Ты хочешь сказать, что это она их? То есть, я хочу сказать, нарочно?
Венк посмотрел на него, как на идиота.
— Само собой. Ее, наверное, моя бабка научила. Она все время вокруг нее крутилась.
— Постой, а Уварда тут причем?
Вопрос Венка озадачил.
— Так ведь она же ведьма, вы что, не поняли? Она такие штуки раньше часто проделывала. Живем на отшибе, сами понимаете. Подвалят какие-нибудь уроды, так бабка перед ними и начинает раздеваться. По-моему, тут главное — внимание отвлечь. А на ее грудь стоит посмотреть, правда, Франя? Так вот, и они смотрят-смотрят, а потом как начнут друг друга долбить. Только бабка после этого сразу спать ложилась, так что мне приходилось одному трупы в болото таскать. Когда малой был, тяжеловато приходилось.