Каким-то образом ей удалось пожать протянутую теплую руку девушки.
Она пригласила Синди на ланч в «Гри Таверн». Джефри скорчил неодобрительную гримасу, но Карен знала, с кем имеет дело: ресторанчик произвел на Синди должное впечатление. Она с наслаждением рассматривала деревья парка через стекла Хрустального зала. Над головой сверкали десятки отсветов от канделябров цветного венецианского стекла. Девушке все это казалось сказочно прекрасным.
— Ребята, а здесь здорово! — сказала она. — Я никогда не бывала в таких местах.
— Ты просто уже не в Канзасе, а в Нью-Йорке, — сказал Джефри.
— Не Канзас, — поправила Синди, не уловив аллюзию на «Волшебника страны Оз». — Индиана. Я из Индианы.
Джефри кивнул и, слава Богу, не усмехнулся.
— Как прошла поездка? — спросила Карен.
— Нормально. Рядом сидела милая женщина. Она ехала навестить внучку. Она тоже в первый раз ехала в Нью-Йорк.
Карен расспросила о том, как протекает ее беременность, как обстоят дела с ее учебой и не обиделась ли она на то, что Маккензи предложил ей обратиться к другой возможной матери для ее ребенка.
— Да нет. Сейчас нет. Впрочем, они были очень внимательны, но мы никогда не встречались, а вы мне кажетесь… ну… полный порядок.
Девушка была неглупа, хотя с согласованиями у нее явно не все было гладко. Они закончили есть и медленно прошлись по вестсайдскому центральному парку, после чего остановили такси, чтобы довезти ее до гостиницы.
Они втроем занесли багаж в ее номер с окнами на водохранилище и на Мэдисон-авеню.
Синди застыла у окна.
— Это как диснеевская сказка для взрослых, — восхитилась она.
— Да, только Микки уже приготовился выстрелить, — сказал Джефри и встретил сердитый взгляд Карен.
— Вам будет здесь удобно? — спросила Карен девушку. Они сняли ей полный номер: чистенькая кухонка, небольшая гостиная и спальня с огромной кроватью в углу и четырьмя двойными окнами. — Это вполне безопасный район. Теперь мы оставим вас одну распоковываться и отдыхать, а я приду попозже и вместе пообедаем.
Карен спешила обратно в демонстрационный зал, куда с приветливой волной нью-йоркских шоу нахлынули покупатели со всей страны.
— Хорошо. Все нормально.
Синди попрощалась за руку с Джефри, а когда Карен обняла ее на прощанье, даже попыталась обнять в ответ, но помешал живот.
— Я очень рада вашему приезду, — сказала Карен. — Я правда очень рада.
Синди улыбнулась ей улыбкой Мадонны.
Несмотря на все волнения и радости по поводу будущего ребенка, Карен чувствовала себя виноватой, что не оказалась на месте в момент неприятностей с Тангелой и Стефани. Отголоски парижского скандала с ними были слышны всюду, вплоть до Эйфелевой башни. Поэтому на второй день после приезда Синди Карен позвала на ланч Дефину и в виде сюрприза выбрала «Кафе Художников» — популярное бистро нью-йоркской богемы, расположенное неподалеку от Центрального парка. Карен слегка запоздала и застала Дефину, сидящую за угловым столиком у окна. Черное дерево и стенные росписи выгодно оттеняли кожу Дефины.
— Как бы плохо ты себя ни чувствовала, но внешне выглядишь здорово, — сказала Карен, усаживаясь на стул рядом с подругой.
— Последний оборонительный рубеж запуганной женщины. Знаешь, если ты уже ничего не можешь исправить, то по крайней мере можешь подкрасить глаза.
— Так что же случилось?
— О Боже, Карен, я не знаю. Мне кажется, что я делала все не так. Она совсем вышла из-под контроля, но, слава Богу, сейчас с ней можно говорить. Этот малый чуть не убил ее. Я не знаю женщин, которых не смогли бы втоптать в грязь мужики. Я сказала ей, что она должна лечиться. Я сказала, что наркотики ее погубят. Я ее обругала, а затем предложила устроить ее в реабилитационный госпиталь. Я сказала, что если она не ляжет в больницу, то не знаю, как долго она удержится на работе. А ведь если девушка прекращает появляться на отборочных просмотрах, то очень скоро о ней забывают вовсе.
Дефина потрясла головой, слезы набежали ей на глаза и дрожали на нижних веках серебряными каплями, как шарики ртути из разбитого термометра.
— А что еще я могла сделать? — спросила она.
Карен взяла подругу за руку.
— Не надо так убиваться и винить себя, Ди. Ты сделала все от тебя зависящее. Невозможно все держать под контролем.
Ди вырвала свою руку обратно.
— Если мне не винить себя, то кого же еще? Бога? Дружочка Тангелы? Меня воспитали в вере, что я сама могу добиться всего, что нечего винить кого бы то ни было, кроме себя. А теперь мне надо отказаться от моих убеждений? Отказаться от ответственности, и как раз тогда, когда возникли действительно большие неприятности?
Она посмотрела на Карен, глаза ее сузились.
Карен попыталась подобрать осторожные слова, чтобы как-то помочь Дефине.
— Послушай, — сказала она. — Я думаю, ты права. И я на твоей стороне. Все, что ты говоришь, — правда: это твоя ответственность. Но, может быть, настало время и Тангеле научиться быть ответственной?
Дефина закусила губу и покачала головой.
— Этому надо было учить раньше. Я не смогла. Время уже упущено. — Она помедлила и постаралась взять себя в руки. — Ты не знаешь, что это такое. Ты не знаешь, что значит иметь дочь. Еще до того, как она родилась, она была частичкой меня. И она всегда остается частью меня. Ты не знаешь, как это тяжело, когда ты ничего уже не можешь поделать.
— Ты права. Я не знаю.
— Очень трудно одной вырастить ребенка, — говорила Дефина. — Возможно, мне не надо было даже пытаться. Она видела своего отца всего лишь несколько раз. А потом, в ее раннем детстве, у меня были другие мужчины. Бесполезные как для меня, так и для нее. Все они, все эти высокие, черные красавцы — они совершенно никчемны. — Дефина огорченно вздохнула. — Так чего же удивляться, что и Тангела нашла такую же никчемную дрянь.
— Да брось ты, Ди. Перестань убиваться. Ты работала для того, чтобы вырастить ее. Ты создала ей прекрасный дом. Ты устроила ее учиться в частную школу. Все свое свободное время ты проводила только с ней. Ты бросила крутить романы с парнями. А сейчас ты отправила ее в реабилитационный госпиталь. Ты делаешь все, что только можешь. Послушай, эта страна не создана для работающих матерей. Она не создана и для матерей-одиночек. Посмотри, насколько лучше все устроено во Франции. Государство поддерживает институт дневных сиделок с детьми, выплачивает субсидии матерям… Но мы не во Франции, здесь трудно быть матерью-одиночкой, которая вынуждена работать. Очень трудно — работать и растить ребенка. А тут еще и цвет кожи.
