— Как вы можете ему уступать? — крикнул Твиду Додж.
Спор был прерван появлением медсестры.
— Джентльмены, пациенты жалуются на шум. Мне придется просить вас покинуть помещение, если вы не способны держать себя в руках.
— Как вы можете? — повторил свой гневный вопрос Додж на полтона тише.
Твид поспешил покинуть здание санатория, не дожидаясь, пока их вышвырнут. Его ответ прозвучал на ходу:
— Зигги с самого начала был прав относительно этой девчонки.
Упрямство Твида было для Доджа подобно холодному душу.
— Вы не учитываете ее реальных поступков.
— Только их я и учитываю, — раздельно ответил Твид. — Она хорошо реагирует на доброе обращение.
— Прежде чем как-то с ней обращаться, надо ее найти, — громко напомнил Додж Твиду, догоняя его в вестибюле.
— Этим займется Зигги.
— Где же ты собираешься ее искать? — спросил Додж, не скрывая сарказма.
— Надо подумать, — буркнул Зигги.
— Подумать? — завопил Додж. — Именно из-за твоих размышлений мы и попали впросак.
— Запомните, — предупредил Твид Зигги, выходя вместе с ним в ночь, уже подсвеченную слабым отблеском зари над «Вратами ада», — мы должны обойтись без полиции. Никому ни слова о пропаже исполнительницы. Мы отправимся на стадион и будем ждать ее там как ни в чем не бывало. Будем до последней минуты уповать на ее появление.
Твид настолько безоговорочно доверился ему, что Зигги содрогнулся. Твид отдал ему ключи от своей машины. Они подошли к взятому напрокат «кадиллаку» с кондиционером.
— Теперь, — сказал Гарланд Зигги напоследок, прищурив один глаз, что было для него наивысшим проявлением умоляющего выражения, — вы не вправе утверждать, что я в нее не верю.
— Да уж, — согласился Зигги, — веры вам не занимать.
— Спасибо, сэр, — сказал Твид.
Озаряемый луной океан бился о песчаный берег. Под его ударами пляж стал покатым; плавный склон тянулся вдаль, насколько хватало взгляда Сиам. Вода с шипением откатывалась назад, переворачивая принесенные прибоем камни и ракушки, но в это время успевала нахлынуть новая волна.
Сиам сидела на влажном песке, придавленная зрелищем бескрайнего океана и черноты ночи; это ощущение пустоты и одиночества оказалось менее мучительным, чем то, к чему она успела притерпеться в санатории, в тюрьме, на съемках. Ее не тревожила печальная немота океана. Мусор, оставленный пляжниками, носился на ветру, но Сиам не чувствовала себя вещью, выброшенной на помойку. Она была переполнена мыслями о наступающем дне, поэтому, презрев глухоту водного пространства, отдавала должное упорству океанской волны. Волна не изменяет своему первозданному назначению. Ей тоже хотелось бы не изменять зову таланта. Она зажимала пальцами нос, чтобы не разреветься. Сиам забралась сюда, чтобы найти Барни и упросить его вернуться к ней. Ей были невыносимы забвение и безымянность. Стремясь на Кони-Айленд, она надеялась, что произойдет чудо, что ее будет ждать здесь не пустой пляж, а Барни.
За спиной раздались глухие шаги по песку. На фоне пепельного предрассветного неба заскользили неясные тени. Пляж пересекали тощие, оборванные привидения, волочившие по песку мешки. Сиам на всякий случай подняла воротник шубы, чтобы спрятать лицо, и, не меняя сидячего положения, запрыгала, упираясь руками в песок, назад к деревянному настилу, пока не уперлась спиной в ступеньку. Там она замерла, боясь встать. Привидения принялись копаться в переполненных проволочных корзинах с мусором, проявляя при этом проворство стервятников. Острые плечи торчали над корзинами, как крылья грифов в пустыне над дохлятиной, худые руки резко двигали корзины взад-вперед. Если изнутри раздавался стеклянный звон бутылок, корзины резво опорожнялись. Быстрые юные руки шуршали сырой бумагой, перебирали гниющие огрызки, отбрасывали липкие бумажные тарелки, банки из-под пива и содовой, добираясь до заветных бутылок. Если бутылок оказывалось несколько, паренек нанизывал их горлышками себе на пальцы и поднимал по три-четыре штуки за раз, чтобы получше рассмотреть их в проклевывающемся предрассветном свете. Бутылки казались присосками у него на руках. Он сразу определял, какие из них выбросить, а какие можно сдать; последние отправлялись в горловину мешка. Потом он падал на колени, словно молясь мусорной корзине, и нагибался, словно намереваясь покрепче прижать мусор к тощей груди. Такая поза требовалась ему для того, чтобы запихать мусор обратно в корзину и ровно поставить ее, присыпав основание песком.
Далее следовала перебежка к следующей корзине. За время перебежки бутылки сами по себе скатывались на дно мешка. Прислушиваясь к очередной сотрясаемой им корзине, сборщик одновременно поглядывал на полудюжину своих компаньонов, с не менее изумляющей скоростью обследовавших другие корзины. От сырости и ветра их предохраняли пончо, свитера и развевающиеся куртки.
За считанные минуты в пустых только что мешках начинали солидно перекатываться драгоценные бутылки. Страх Сиам сменился восхищением. Встреча с мальчишками, навещающими предрассветный пляж ради сбора пустой посуды по цене не более двух центов за штуку, подняла ей настроение. В их независимом методе зарабатывания карманных денег присутствовала детская чистота, которой трудно было не умилиться. Их спешку она объяснила для себя страхом перед полицейскими, которые должны нагрянуть на пляж вместе с восходом и схватить похитителей мусора на том основании, что у тех нет лицензии на свое занятие.
Мальчишки, старшему из которых было никак не больше четырнадцати лет, упорно продвигались вдоль пляжа, волоча за собой потяжелевшие мешки, оставляющие в песке глубокие борозды. Сиам усмотрела сходство между самым старшим из них и Барни. Они отходили все дальше, пока, покончив с верхней половиной пляжа, не исчезли во тьме. Вскоре они появились в ее поле зрения опять, только гораздо дальше, и принялись за мусоросборники в нижней части песчаной полосы. Их движения были по-прежнему проворны, но теперь им мешали мешки, превратившиеся в почти неподъемную обузу.
Внезапно Сиам увидела более взрослых, рослых парней, вылезших из-под настила неподалеку от нее. Ей сразу стало ясно, что они выслеживают юных мусорщиков. Более взрослые стервятники не торопились. Они наблюдали за жертвами, которые не подозревали об их присутствии. Детвора заметно устала и сбавила темп. К удивлению Сиам, младшие не сделали попытки удрать, когда старшие обнаружили себя. Возможно, это объяснялось невозможностью бежать по песку со столь тяжелой ношей, и мальчишкам это было хорошо известно. Сиам пришла в ужас оттого, что они не прервали своего занятия, словно старших можно было принудить удалиться, демонстрируя усердие. Она сочла такую тактику самоубийственной. Ей хотелось, чтобы они защищались или по крайней мере кинулись врассыпную, пока не поздно. Однако они ограничились тем, что прогнали самого младшего, бросившего свой мешок и пустившегося наутек.
