Тяжелее всего было расставаться в пятницу утром. Он отвозил девочек в школу и обычно возвращался, чтобы какое-то время еще побыть с Эшли. Чаще всего они занимались сексом, иногда в спешке, прежде чем он уезжал в офис. Возвращаться в Сан-Франциско он любил после обеда, чтобы успеть заехать на работу и провести там несколько часов перед выходными. Все было расписано по минутам и прекрасно налажено, но все равно его сердце разрывалось всякий раз, когда самолет взлетал и он понимал, что не увидит ее целых пять дней или четыре, если ему удастся найти предлог вернуться в Лос-Анджелес пораньше. Все выходные он чувствовал себя оцепеневшим, поэтому часто проводил оба дня на поле для гольфа. Каждый раз, покидая Эшли, он словно испытывал чувство тяжелого похмелья.
К полудню в пятницу, каждую неделю, Эшли впадала в глубокую депрессию. Она даже не могла послать ему сообщение. Она согласилась играть по его правилам и строго придерживалась их. Она должна была ждать, пока он сам даст знать о себе, и не могла связаться с ним ни в Сан-Франциско, ни даже в его офисе в Лос-Анджелесе. Из-за этого она часто впадала в панику, когда он уезжал, понимая, что он находится вне досягаемости и она должна ждать, пока он свяжется с ней сам. Что, если что-нибудь случится с одной из девочек? Она знала, что в этом случае может позвонить, хотя это почему-то только ухудшало дело. Она не могла позвонить, чтобы просто услышать его голос. Он всегда звонил ей, перед тем как уехать из офиса в пятницу, а в выходные дни – с поля для гольфа, но единственным временем, когда он находился в зоне доступа для нее, были те дни, которые он проводил в Малибу, и осознание этого с течением лет становилось для нее все тяжелее. Теперь ей трудно было продолжать такую жизнь: в тридцать лет, имея двух детей, она хотела большего.
В пятницу днем она сидела в своей студии, уставившись в пустоту, будто осиротевшая, когда к ней зашла подруга Бонни. Она видела такое выражение на лице Эшли тысячу раз и знала, что тому причиной. Бонни ненавидела Маршалла за то, что он сделал с подругой, и, что самое плохое, с ее же согласия. Из-за любви к нему и детям она безмолвно согласилась быть тайной его жизни и стала уже совсем не той, что восемь лет назад. Она жила ради Маршалла и ради будущего, которое, по убеждению Бонни, он никогда не согласится разделить с ней. Что бы он ни обещал Эшли, Бонни больше не верила, что он оставит Лиз.
– Привет, – уныло сказала Эшли, когда Бонни вошла в студию.
На ней были те же шорты и майка, что и накануне, потому что они еще хранили его запах. Маршалл поступал прямо противоположно и тщательно переодевался, перед тем как покинуть Лос-Анджелес, чтобы ничто из того, что он носит дома, не выдало ее присутствия в его жизни. Последние восемь лет Маршалл продумывал все мелочи, чтобы сберечь свою двойную жизнь, и превратил это в целую науку. Эшли даже не подозревала, насколько он осторожен.
– Узнаю этот взгляд, – сказала Бонни, с неодобрением глядя на подругу, на ее сгорбленные плечи.
Эшли сидела напротив чистого холста, уставившись в пустоту.
Бонни – ее самая давняя подруга, они знали друг друга с детства – работала помощником директора на киностудии художественных фильмов, и в настоящий момент у нее был перерыв между съемками. Она всегда весила на десять – пятнадцать фунтов больше, чем следовало, и уже с год у нее не было приятеля, что давало ей возможность проводить много времени с Эшли и девочками. И ее сердце разрывалось от жалости, когда она видела, как подруга чахнет из-за Маршалла, продолжая надеяться, что он бросит жену, и губит свою жизнь ради него. Бонни считала, что их встреча была самым плохим событием в жизни Эшли, несмотря на прелестных детей.
– Что будем делать в эти выходные? – спросила Бонни, доставая из холодильника диетическую кока-колу.
Она все время сидела на какой-нибудь диете, но это мало помогало.
– Не знаю, – ответила Эшли с отсутствующим взглядом.
Иногда она два дня приходила в себя после его отъезда. Она так и не привыкла к этому. Иногда не могла выйти из этого состояния до его следующего приезда. Бонни надеялась, что такое не случится на этой неделе.
– Наверное, будет дождь, – мрачно сказала Эшли.
– А может, и нет. Но если и будет, можно сходить всем вместе в кино.
Несколько минут она молча смотрела на Эшли, которая пыталась собраться с мыслями и все никак не могла. Ей слишком его не хватало. И это было больше, чем Бонни могла вынести.
– Сколько ты еще будешь терпеть все это? – сдавленно произнесла Бонни, полная отчаяния и тревоги за подругу. – Это тянется уже восемь лет. Знаешь, он никогда не оставит ее, до тех пор пока будет иметь возможность продолжать отношения с вами обеими. А поскольку она не знает о твоем существовании, то если кому-то и придется взять инициативу в свои руки, так это тебе. Он никогда не сделает первый шаг, если ты не настоишь на своем.
Она пыталась взывать к чувству собственного достоинства подруги, но та слишком боялась потерять Маршалла.
– Я не могу, – с несчастным видом сказала Эшли. – Что, если он выберет ее?
– Он уже ее выбрал, – напомнила Бонни. – Доказав это тем, что до сих пор не оставил. Его устраивает двойная жизнь, а тебя убивает.
Она была зла на них обоих: на Маршалла – за то, что делал, и на Эшли, которая позволяла ему это. Она своими руками разрушала собственную жизнь. Эта история, старая как мир, выводила Бонни из себя.
– А если он бросит меня? – На лице Эшли был написан панический ужас.
– Это будет болезненно, но зато ты сможешь найти себе достойного мужчину, который захочет полностью разделить твою жизнь, а не уделять тебе только два дня в неделю. – Бонни, как всегда, говорила то, что думала, на правах старой подруги.
– Через год его дочь поступает в колледж. Я думаю, он ждет именно этого. Он не хочет ее расстраивать. Она очень трудный ребенок, – сказала Эшли, повторяя его аргументы.
Бонни слышала это много раз, как и сама Эшли.
– Она не ребенок, Эш. Насколько я помню, ей уже шестнадцать. И у него всегда находится какая-то причина. Его мальчики, его жена, его карьера. Ты понимаешь, что он не изменил ничего за восемь лет? Сколько ты еще будешь позволять ему морочить тебе голову? – Бонни с отчаянием посмотрела на нее. – Ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю. Ты красивее многих кинозвезд, с которыми я работаю. Но тебе уже тридцать. Я наблюдаю, как это тянется, с тех пор, как тебе исполнилось двадцать два. Однажды ты проснешься, а тебе уже сорок или пятьдесят, и ты потратила всю свою жизнь на человека, который видится с тобой два дня в неделю, продолжает жить со своей женой, а тебя прячет от людей. Эш, ты заслуживаешь гораздо большего.
