«Я Кеша! Для своих – Бизон, – прозрел клиент. – Поехали с нами!». «Пошел ты!» – огрызалась я, целясь острием сумочки в переносицу. До коронной атаки дело не дошло. Заботливый телохранитель выволок мразь из кабинки, волоча по полу, оставляя серо-зеленые следы в стиле граффити.
Спустя час Бизон подошел ко мне, когда я сидела на диване и подсчитывая убытки. Он осмелился угостить меня виски и попросить прощения, успев привести себя в чувства. Тогда я не приняла его извинения. В ту сказочную ночь он был моложе и стройнее, а сейчас походил на Трахтенберга объемом живота и размером брюк, но не остроумием. После мы стали «типа приятели» и ханжески здоровались на вечеринках. Заметив меня, Бизон смущался и норовил улизнуть, вспоминая минуты позора, а я приветствовала его ироничным взглядом и подташниванием под ложечкой. С тех пор я завязала на два года, а сорвалась по глупости, справлялась с депрессией.
Клетка появилась год спустя на каком-то празднике, где я очутилась по чьей-то непростительной шутке. Она поражала нас дурным вкусом, малолетством и до предела гипертрофированной глупостью. Клетка была блондинкой в формах, настоящей пышечкой с пробитой мозговой раковиной, протекающей канализационным стоком с момента рождения. Они подошли друг к другу как Шрек и Феона. Их свела проказница судьба, подарив обоим нежданный подарок. Сошлись, как пазлы детям до пяти лет. Быстро и прочно. Бизон очутился в Клетке в полном смысле этого слова. Она выпускает его только на прогулку только на привязи.
С ней я находилась в абсолютно параллельных отношениях и мечтала отдохнуть в более приятном обществе. Оглядев неразлучных голубков, я отметила, как Клетка похорошела, чуть спустила щеки и бедра, не пугает обтягивающими джинсами и носит широкие платья. Бизон остался неизменным: тот же нахрап и дурость, но пузо не выросло ни на дюйм – плюс.
Несколько слов об их кличках. Смешная история. С Бизоном более – менее ясно – он любил посещать легендарную пивнушку, став ее необъявленным символом. С Клеткой получилось прозаичнее. Как-то раз ей не повезло очутиться на вечеринке в сомнительном месте и в самое неподходящее время. Нагрянули наркоконтроль и полиция нравов. Отдыхающих скрутили, уложили макияжем на пол, а некоторым несчастным подсыпали героин. Досталось и нашей суперблондинке. Вместе с отрядом обличенных проституток ее доставили в лягушатник и продержали в переполненной камере двое суток, пока она доказывала свое благородное происхождение и резала вены об прутья решетки, намереваясь облить всех голубой кровью. Номер с кровопусканием не прокатил, но двое суток полицейские педанты продержали страдалицу-аристократку в клетке. Кошмарная история потрясла всю тусовку. Усилиями предков полиции вставили пендюлей. Один из высших мундиров, затеявших этот маскарад, даже потерял засиженное кресло, но дурацкое прозвище прилипло к невинной девочке, сопровождая ее по сей день в кругах посвященных.
– Привет!
– Здравствуйте, – выдавила я, обиженно уставившись на парочку.
– Давно вас ждем, – сказала Кристина. – Мы уже обсудили детали, так что зря торопились. Не хватает только моего зайчика.
– Зайца? – протянул Бизон. – Сейчас модно заводить домашних тварей.
– И тебя в том числе, – усмехнулась Клетка. – Яна, а ты одна?
– Как видишь.
– Нет! Ты не можешь быть одна. Одинокая Яна Даль – нонсенс! Я каждую неделю слышу, как ты крутишь роман с очередным толстосумом, и покрываюсь черной завистью.
– Слухам верить нельзя.
– Слухи не рождаются на пустом месте.
– У тебя появится возможность выудить информацию из первоисточника, – задето произнес Бизон.
– Яна у нас женщина – вамп? – не удержался Аскольд, – здорово! Подобные особы попадаются редко, а я подозревал, я подозревал. Послушай, Антош, нам предстоит увлекательный отдых. Яна разобьет чье-то сердце. Кто падет первым? Очень любопытно понаблюдать.
– Смотри, береги себя! Не обожгись, герой! – встала на защиту Кристи.
– Ладно вам! Я не кровожадная! – нелепо улыбалась я, задетая за живое. Как эта подлая Клетка посмела цапнуть меня?! Убью! – Можете не опасаться, я не кусаюсь, и ногти мои не заточены как ножи.
Самым дальновидным оказался Антон.
– Похоже, кто-то уже пострадал. Я буду осторожней.
– Будь, – не разочаровывала я, показав сломанный ноготь. – На нем спекшаяся кровь последней жертвы! Кто-то из вас станет следующим. А если и я стану жертвой? Вы, Антон, тоже пугаете меня. Даже не пугаете, а настораживаете. Но я не называю вас врагом и не трещу, что буду держаться от вас подальше, а храню молчание.
Слух – пронизывающая субстанция. Если он появился, то уже не остановить. Он распространяется с силой звука, обходя любые барьеры. Клетка донесла его до честной компании, испортив мне репутацию, и я отправляюсь на виллу с клеймом на шее. Виновата Клетка. Она права – слухи не рождаются на пустом месте. За какие заслуги она так жестко вылила на меня ведро помоев? Почему окатила грязью? Я не делала ей ничего плохого. Неужели по дурости и глупости наша супер – пупер блондинка сболтнула лишнего? Что с нее взять? – спрос невелик, но она пожалеет и научится держать язык за зубами.
Отступления ради, я вспоминаю несчастного Гарика. С ним я обошлась предельно жестоко. Он занимает в ряду моей акварели почетное и красочное место. Я никогда не забуду его «Майбах» с ослепляющей тонировкой и пунцовый кожаный ремень, который я любила сдирать в приступе страсти. Род деятельности Гарика определить сложно. Он чернее, чем чернота, внешне и внутри, но я тогда я была рисковой особой и пускалась в игры, не боясь любого исхода. Гарик – конгломерат и мутант, смесь разных оттенков. В нем полным-полно коричнево-черной краски с набросками красного и желтого. Сложный человек, достойный упоминания. Единственный, кто долгое время был ко мне равнодушен и хранил бдительность. Лишь спустя месяц сдался как все его предшественники. С ним я напрягалась долго, потела, вертела, извивалась как змея и достигла результата. Он единственный, с кем я познакомилась за границей. Единственный, кто не слышал обо мне и не знал моего отца. Гарик любил шотландский виски и курил сигары «Monte Kristo», имел массу вредных привычек, за что его с легкостью можно возненавидеть. Я любила подонков и подлецов, точнее, тогда мне казалось, что любила. О его бизнесе я узнала позже из прессы, когда папочка, перелистывая «Коммерсант», наткнулся на суровую статью и не поленился прочитать ее вслух, возмущаясь, как министерский чиновник перед уведомлением об отставке. В статье говорилось о том, как плохие дяди отбирают у хороших бизнес, захватывают их предприятия, заводы, терминалы, банки, рестораны и присваивают себе, основываясь на подложных документах и силовой поддержке подкупленных агитбригад из охранных организаций.
«Рейдерство наступает!» – грозно указывал заголовок. Я не имела об этом понятия, так как не увлекалась войнушками и не имела за собой предприятий. Собственностью владел папа. Конечно, эта проблема его заботила, хотя он был уверен и вполне оправданно, что она его никогда не коснется, но по возмущаться за других даже моему бессердечному в деловых кругах титану полезно. Статья прилетела первой ласточкой. До скандальных творений Астахова народ пока не дожил, но словечко ходило в узком обиходе и распространялось как медленная инфекция – тихо и незаметно. В статье приводились примеры захваченных частных объектов, искусственно объявленных банкротами, а дальше вездесущий журналист, этакий новоиспеченный мистер Паркер, поделил рейдеров на «белых» и «черных», утверждая, что за ними будущее и предохраняться нужно уже сейчас. Позже папа выведал, кто проплатил статью. Оказалось, сами рейдеры. За невидимой схваткой стоял серый кардинал по фамилии Вартанян. Папа понятия не имел, что он за птица, и не собирался связываться, дабы не навлекать на себя опалу и газетных писак.
День спустя мы катались по Москве – реке на яхте Гарика. Почему-то он особенно сверкал зрачками и налегал на «Asti Mondoro». Я спросила: «Мы что-то празднуем?» Он покачал распущенной шевелюрой и громогласно заявил, как скоро вся Москва будет в его руках. Я удивленно взглянула на рассекаемые острием яхты волны и не поверила, спросив, неужели он собирается баллотироваться в меры или госдуму? Это глупо и бесперспективно, добавила я, а он рассмеялся и налил мне шампанского. Лишь спустя месяц я узнала, что первый московский рейдер – мой ненаглядный Гарик Вартанян. В первые секунды я не поверила, а минуту спустя испугалась, а через полчаса смеялась над ним, над собой и над его жертвами. На мгновение я ощутила себя московской царевной, плывущей по величественной реке и осматривая владения. Осознание отношений с обычным разбойником с большой дороги пришло молниеносно. С юных лет я опасалась бандитов и презирала телок, продававшихся кожаным пиджакам и «черным бумерам», невольно очутившись с ними в одной упряжке. Надо бы выпутываться и выпрыгивать из этого борта – великий позор на всю Рублевку. Не дай бог, папа узнает. Кругом его глаза и уши. В душе противно и тошно. В общем, пора завязывать.
