И вот она очутилась в родной стране отца, на пути в Лондон, где надеялась отыскать свою незнакомую сестру. Она во все глаза разглядывала проплывающий за окном пейзаж, пораженная его непривычностью.
Она видела фотографии Англии, киноленты в кинотеатрах Сингапура. Сейчас она сама оказалась здесь и все было настоящее. Сельская местность, дубы, их коричнево-красные листья, срываемые с деревьев осенними ветрами. Серый дождь. Деревушки, непривлекательные городки Мидленда и, наконец, череда пригородов, потрясшая Сигну, и еще более удивительный Лондон.
И только в такси, которое везло ее по адресу в Вестминстере к адвокатам Паулины, она почувствовала, как ее настроение постепенно улучшается.
Он немного пугал… но все равно захватывал, этот огромный красивый город с внушительными зданиями и парками. Река… Вестминстерский мост и здание Парламента, величественные шпили аббатства — эти картины Лондона, увиденные впервые, навсегда запомнились Сигне. И вот, наконец, контора адвокатов.
Спустя не так уж много времени она вышла из этой конторы в еще более приподнятом настроении. В руке она держала адрес Паулины. Паулина Мэнтон звалась теперь Паулой Владамир. Под этим именем она танцевала в Русском балете. Адвокаты сказали, что сейчас она выступает в «Ковент-Гарден», живет в квартире на Уайтхолл-Корт, окна которой выходят на чудесную реку, что так запала в душу Сигне.
Позвонив в квартиру сестры, Сигна почувствовала, как бешено колотится ее сердце. Какая она, Паулина? Будет она рада или расстроена, узнав, что у нее есть младшая сестра? Похожи ли они внешне друг на друга? По характеру, конечно, они совсем разные. Паулина должна быть очень талантлива. В Русском балете танцевали только лучшие. По-видимому, она была великой балериной… и имела огромный успех, завоевала известность и заработала немало денег.
Сигна очень хотела увидеть ее. Им надо столько всего обсудить! Паулина расскажет об их матери, с которой она жила, Сигна сможет поведать Паулине об отце, которого та не помнила. Все это было так волнующе. Если бы не темные, зловещие мысли об Иворе и их браке, то и дело мелькавшие в ее голове, Сигне казалось, что сегодня она была бы счастлива.
Дверь открыла служанка. Это была квартира с гостиничным обслуживанием, но у Паулины была своя служанка. Девушка сказала, что мадемуазель Владамир нет дома, но она вернется к шести часам, так как на это время у нее назначена здесь встреча с джентльменом.
Сигна застенчиво улыбнулась служанке:
— Я — родственница мадемуазель. Можно я подожду?
Служанка заколебалась, но, глядя на Сигну и зная теперь, что она «в родстве» с хозяйкой, все же согласилась.
Сигна бродила по комнате, захваченная открывшимся ей зрелищем. Она была знакома с жильем в основном на примере бунгало на плантациях и отелей в Сингапуре. Эта квартира была роскошной, современной, просто фантастической. Из просторной гостиной с кремовыми стенами и зелеными парчовыми занавесями на высоких окнах открывался вид на Имбанкмент-Гарденз и реку. На полу лежал толстый пушистый ковер нежно-зеленого цвета в тон занавесям. Мебели было немного, но она казалась красивой и дорогой. Диван с обшивкой из парчи, заваленный подушками; книжный шкаф, заставленный книгами в кожаных переплетах; глубокие мягкие кресла; кабинетный рояль, открытый, усыпанный нотными листами; радиола. А над камином, в котором распространяя волны тепла тлели угли, — изысканное полотно Дега, изображающее балетную сцену.
Кругом стояли цветы. Большая ваза с лилиями на рояле, золотые и бронзовые хризантемы в огромной напольной вазе у окна. Паулина явно любила цветы и получала их в огромном количестве. Каминная полка была завалена визитками и пригласительными билетами. Мадемуазель Владамир, похоже, были рады видеть везде.
Вошла служанка, убрала изящный чайный поднос, который приносила для Сигны, и спросила, не желает ли та вымыть руки. Сигна последовала за ней в ванную, где у нее в который раз перехватило дыхание. Да уж, подумала она, сестренка Паулина любит роскошь. Что за ванная! Стены и пол выложены зеленой плиткой, серебряный потолок, залитый светом, огромная зеленая ванна с сияющими никелированными кранами, большие махровые банные полотенца и белоснежные льняные, и на каждом — монограмма Паулины.
С легкой грустью Сигна вспомнила бунгало, в котором они с отцом так долго жили в Сингапуре. Сырые, в потеках стены в ванной, по которым почти всегда ползали жуткие насекомые, старомодная ванна в пятнах, заплатанные грубые полотенца… Должно быть, здорово, подумала она, жить как Паулина.
Она собиралась вернуться в гостиную и почитать книгу до возвращения Паулины. Было уже почти половина шестого. Но вдруг через приоткрытую дверь она краем глаза заметила спальню сестры. Любопытство заставило ее заглянуть внутрь. Большую тахту балерины украшало красивое покрывало из французской гофрированной кисеи, в ногах лежал шикарный коврик из белого меха. Ковер на полу был темно-розового цвета, занавески — из мерцающего розового атласа. Большой низкий туалетный столик был уставлен флакончиками с золотыми пробками — всевозможной косметикой. Приглушенный свет, высокая ваза с алыми розами.
«У нас сестрой была совсем разная жизнь», — подумала Сигна скорее с интересом, чем с завистью.
Ей вдруг очень захотелось понравиться Паулине, чтобы та не сочла ее слишком плохо одетой, бледной, без всякого шика. Она прошла через комнату к туалетному столику, на ходу снимая шляпку. Надо причесаться, нанести немного румян и подкрасить губы, чтобы предстать перед Паулиной более светской, привлекательной.
И тут она остановилась как вкопанная. Подойдя к кровати Паулины, она заметила фотографию на прикроватном столике, рядом с будильником и коробкой сигарет. Сигна не могла отвести от фотографии изумленного взгляда. Этого не может быть, проносилось у нее в голове… не может быть…
Она бросилась к столику и схватила фотографию. Ее всю трясло, когда она смотрела на это знакомое красивое лицо. Лицо, неприятные воспоминания о котором преследовали ее вот уже несколько недель.
На нее, улыбаясь, смотрел Ивор Гардинер. В белом фраке, с белой бабочкой, с гвоздикой в петлице, руки в карманах, во рту сигарета. Ивор, жизнерадостный прожигатель жизни, а не плантатор из Сунгей-Мурана.
Потрясенный взгляд Сигны скользнул на подпись, небрежно оставленную внизу фотографии: «Навеки ваш, Ивор».
Сигна повторила вслух, словно не веря глазам:
— «Навеки ваш, Ивор». Значит, это все-таки Ивор. Мой Ивор.
Она поставила фотографию на место и, повернувшись, со всех ног бросилась прочь из этой теплой, благоухающей ароматами комнаты в гостиную. Ее лицо вмиг покрыла бледность, ее руки дрожали. Сигна никак не могла понять, как у Паулины оказалась эта фотография, да еще и с такой подписью.
