— Откуда у тебя такое имя дурацкое? — спросил он меня, снова положив руку мне на колено.
Мое имя никогда не казалось мне дурацким. Я проигнорировал и это замечание.
— Я хотел бы спросить тебя кое о чем, — ответил я, понимая, что постепенно пьянею.
— Валяй, — он взял у меня шампанское и, допив бутылку, опустил ее на пол.
— Кто тебе посоветовал к нам приехать? — вопрос был задан прямо в лоб, но Харди уже открывал следующую бутылку.
— Мой Даншен, — пояснил он и протянул мне следующую партию, — он у меня менеджер по развлечениям.
Я выпил половину и взял у него сигару, которую он продолжал преспокойно покуривать, отчего весь салон наполнился сладковато-тошнотворным запахом наркотической смеси.
«Интересно» — подумал я — «Как это переносит Бобби». Бобби, не поворачиваясь, продолжал добросовестно рулить вперед, и мне стало его жалко.
Теперь после очередной затяжки мне уже было все равно, как воспринимается наше общение со стороны.
— Я хотел спросить, — начал я, — сбылось ли предсказание?
— Даншен говорит, что да, — ответил Крис, закинув руку мне на плечи. — Но твое мне больше понравилось.
— Ты вообще в предсказания веришь? — поинтересовался я, продолжая напиваться понемногу.
— Я в свою звезду верю, — с неслыханной наглостью непосвященного заявил Харди, — видишь, я все имею, другие только мечтают об этом и обо мне.
— Да, ты прав, — согласился я, несмотря на всю степень моего опьянения, я чувствовал беспредельный трагизм происходящего, ибо достучаться до внутренностей этого дикаря не было никакой надежды.
— А что тебе понравилось в моем предсказании?
— А я сам не знаю, я тогда ничего не понял, а Даншен потом сказал, что это что-то французское. Была там какая-то Chambre Ardente во Франции. Ты французский знаешь?
— Ну, в общем, да, — отозвался я, принимая из его рук третью бутылку.
— А кто эта девчонка, которая на сцену выбежала? — спросил он внезапно с явным интересом.
— Это моя сестра двоюродная, — воспользовался я привычкой Генри приписывать нам родственные отношения, — Я тоже там был.
— Как мой концерт? — он задал этот вопрос с тем трепетом, который выдает в человеке страшно ранимое самолюбие.
— Хорошо, очень, мне понравилось.
— Хочешь, я тебя с собой в турне возьму, — внезапно предложил он, протягивая мне следующую бутылку, никогда еще шампанское не казалось мне более отвратительным.
— Я не могу, я работаю, я ассистент у дяди, — нашел я что сказать в свое оправдание.
— Я поеду в июле, там будут несколько новых песен, это наш новый диск.
— Chambre Ardente? — спросил я и, повернув голову, посмотрел прямо в его наглые зеленовато-коричневые глаза.
— Ты откуда узнал? — он даже обиделся на мою чрезмерную осведомленность.
— Я в газете прочитал.
— Собаки журналисты, достали меня, — он пнул ногой пустую бутылку и закурил.
Наступила длительная пауза.
— Я сегодня не в форме, — пояснил он,
— Да, понимаю, после концерта.
— Нет. Концерт здесь ни при чем. Это мои адвокаты меня доконали. То так надо делать, то так, да мне плевать как, лишь бы эта сучка от меня отстала. Второй год меня забыть не может. Я-то знаю — ей мои деньги не дают покоя.
Мы ездили по городу, пили шампанское, курили и обменивались предельно бессмысленными фразами. Около шести утра я попросил отвезти меня на шоссе *** и высадить посреди дороги. Крис, несмотря на то, что был уже мертвецки пьян, вылез из машины вместе со мной.
— Я тебя провожу, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — здесь поля что надо, никаких камер.
Я попытался было усадить его обратно, но быстро понял, что это невозможно. Мы медленно потащились вперед по совершенно пустынному шоссе. Бобби вышел из машины и с философским спокойствием смотрел нам вслед, другая машина с телохранителями медленно катилась за нами на почтительном расстоянии. И вдруг произошло нечто совершенно неожиданно, в утренних сумерках меня ослепил свет фар, на нас на полной скорости несся трейлер, откуда он взялся и почему мы его не заметили, было совершенно непонятно. Я неверно сформулировал то, что творилось, он не несся на нас, он возник перед нами, надвигаясь неотвратимо. Я едва успел схватить Харди за рукав и, силой потянув на себя, метнуться к обочине дороги.
Совершенно пьяные, мы, естественно, не удержались на ногах и рухнули в самую грязь, как раз когда мимо обдавая нас дополнительной порцией грязи, прокатил трейлер. Я поднял голову, глядя, как по сумеречному шоссе к нам бегут телохранители, и позади них верный Бобби. Я встал и помог подняться рок-звезде, звезда чертыхалась и материлась, но, вдруг замолчав, посмотрела на меня внимательно, почти недоверчиво:
— Ты же мне сейчас жизнь спас, — вероятно, осознав все величие моего инстинктивного пьяного поступка, произнес Харди.
— Да, я случайно, — тупо ответил я в свое оправдание, словно спасение его жизни никак не входило в мои планы.
Подбежавшие телохранители наперебой предлагали нам свою помощь. Мне стало жутко неловко. Я и так чувствовал себя полным идиотом.
— Я пойду, — сказал я, — до свидания.
— Подожди, — Харди явно собирался пройти со мной еще метров двести. — Я с тобой еще хочу встретиться. Дай мне телефон, а он у меня есть у Даншена.
На несколько минут я протрезвел и остановившись со всей возможной для моего состояния отчетливостью произнес.
— Никогда не звони мне, Крис, никогда не говори Даншену, что мы встречались, вообще никому не говори. Я сам приду, то есть, если у тебя будет время, жди в машине в центре у старой обсерватории.
— Когда? — настоятельно потребовал он, чтобы я назвал время и дату.
— В следующий четверг в десять вечера.
— У меня запись, но я приеду. Слово «Ацтеков».
Я не прощался с ним, а просто быстро пошел по шоссе в направлении нашего дома. После ванной мне стало немного лучше. Хэлен приготовила завтрак и оставила его на столе, что-то изменилось во мне необратимо, я понял, что ее манера шпионить за мной по поручению Генри перестала меня раздражать. И сами наши раздоры с Генри показались мне верхом абсурда. Как я мог еще раньше не понять, что нам давно уже нечего делить. Мы родились, жили и двигались в разных мирах, и только в одной единственной точке наши миры пересеклись на беду нам обоим, и эта точка в моем сознании была обозначена со всей неумолимой жесткостью — Chambre Ardente.
В большой комнате было темно, жалюзи опущены, только на столе горела маленькая свеча в мозаичном стеклянном подсвечнике, но она лишь бросала отблески на стекло журнального столика, бутылку с джином и два бокала, свет играл в расколотых гранях ледяных кубиков. Судя по всему, собеседники предпочитали не видеть лиц друг друга, и только таким образом могли быть откровенными.
