А меня необъяснимое тепло затапливает изнутри. На самом деле, я очень благодарен Юлиной семье за то, что она такая светлая, настоящая, искренняя. Повзрослей я и стань мудрей чуть раньше…
Стоп!
Снова себя осекаю и помогаю Сладковой убрать со стола. Облачаюсь в слегка поднадоевший костюм и готовлюсь нести добро в массы. По расписанию у меня запланированы визит в центр для трудных подростков, встреча с педагогическими работниками, интервью и что-то еще. В общем, полно хлопот.
— Хорошего дня, Юль. До вечера.
Притормозивший у кафе Захар предпринимает попытку выйти и открыть для Юли дверь, но я останавливаю его жестом и сам выбираюсь наружу. Терпеливо жду, пока мои девчонки наобнимаются, и подаю своей фальшивой невесте руку, совсем не фальшиво целуя ее в висок.
Она без перчаток, так что я мгновенно замечаю, как ее нежная кожа покрывается мурашками, и румянец заливает щеки. Красивая.
— Не мерзни, Демьян! Простудишься, — нахмурившись, она пытается запахнуть полы моего расстегнутого пальто и попутно подталкивает обратно к машине, роняя нарочито ворчливое. — И тебе удачного дня.
А у меня от ее заботы резко поднимается настроение. Так, что я вальяжно усаживаюсь на пассажирское сидение и даже начинаю подпевать раздающейся из радиоприемника песне.
— Хэппи нью йер, хэппи нью йер…
— Пап, а Юля телефон забыла.
— Разворачивай, Захар.
Реагирую на Алискино сообщение моментально, а сам думаю, что Юлькина растерянность — это отличный повод, чтобы заглянуть к ней, взять стаканчик латте и пирожное и отвесить ей комплимент. Только вот реальность оказывается далека от моих ожиданий так же, как Владивосток — от Москвы.
Сладкова не колдует над потрясающими десертами и не протирает столики. Она стоит на ступеньках кафе в одном свитере и зябко ежится. Перед ней нерешительно мнется утырок Арсений. А в руках у него красуется букет красных роз.
И у меня от этой дурацкой картины багровая пелена застилает взор.
Глава 10.1
Юля
Вчера Демьян чуть не поцеловал меня, пока я переживала восстание гадских крылатых насекомых в животе и непозволительно долго пялилась на его волевой подбородок и порочные приоткрытые губы. Сегодня он спровоцировал марш мурашек, стоило только нашим рукам соприкоснуться. А что будет со мной через неделю?
— Плохо, Сладкова! Плохо!
Фиксирую характерные признаки если не влюбленности, то растущей симпатии и хмурюсь. Достаю из шкафчика с посудой небольшую кастрюльку и засыпаю туда муку, сахар и яйца.
Обычно готовка успокаивает меня и помогает найти баланс. Но не сейчас.
— Соберись, Сладкова! Ларин еще одной ногой в прежнем браке, наверняка страдает по бывшей жене, и ты для него — не больше, чем одна из тысячи составляющих успешной предвыборной кампании.
Выпаливаю все это лихорадочным шепотом себе под нос и продолжаю яростно растирать ингредиенты в однородную массу. Очень стараюсь абстрагироваться, но в голове все равно мелькают яркие теплые образы.
Демьян в простой хлопчатобумажной футболке и свободных штанах разгуливает по кухне. Нарезает ровными ломтиками хлеб. Украшает елку.
— Эх…
Выдыхаю негромко и медленно выливаю в кастрюльку молоко, невольно вспоминая Миленина. Все-таки с Сеней было гораздо проще. Безопаснее, что ли. Я контролировала происходящее, рулила нашими отношениями и не боялась, что в какой-то момент чувств станет слишком много и они затмят разум.
И сама не заметила, как вляпалась в это…
— Юль! Тебя.
— Кто?
— Не знаю.
Вырывая меня из пространных размышлений, пожимает плечами Женька и протягивает трубку нашего стационарного радиотелефона.
— Алло.
— Привет, Юль. Только не скидывай звонок, пожалуйста! — лепечет на том конце провода Арсений и выдает раньше, чем я успеваю отключиться. — Я рядом с твоим кафе. В меня въехал какой-то газелист…
Делаю глубокий вдох и прикрываю веки. Хоть по-прежнему испытываю к Сеньке отголоски злости, все равно за него волнуюсь. Не хочу потом корить себя за то, что не помогла человеку со сломанными ребрами или бедром или внутренним кровотечением.
— Ты сам как? В порядке?
— Да… нет… нормально. Можешь выйти ко мне? — сбивчиво тарабанит Миленин, и я незамедлительно высекаю уверенное «конечно» и передаю изумленной Женьке кастрюльку с кремом.
Бросаю трубку на столешницу, торопливо огибаю прилавок и выбегаю на улицу в чем есть. В тонких облегающих джинсах, вязаном светло-сером свитере и мягких замшевых балетках, в которые я успела переобуться.
Холодный ветер тут же облизывает ступни, мороз пробирает до самых костей, а я стою неподвижно и напрасно пытаюсь найти поблизости груженый автомобиль, который мог переехать незадачливого Миленина.
— Привет, Юль.
В то мгновение, когда я планирую послать все к чертям и вернуться в теплое уютное помещение, из-за угла как раз выворачивает Арсений. Целый и невредимый, он приближается ко мне, прижимая к груди огромный букет алых роз, и глухо прокашливается.
Я же обвинительно тычу в него указательным пальцем.
— Ты мне соврал!
Глава 10.2
— Иначе ты бы не стала со мной разговаривать. Я пришел извиниться. Я виноват перед тобой.
— Виноват.
Бросаю сердито, но по какой-то причине не ухожу. Веду настороженно плечами и ежусь, оттого что колючий ветер забирается мне за шиворот и леденит кожу.
— Послушай, Юль. Я вел себя, как последний козел. Я не должен был упрекать тебя из-за подарков. Никогда.
— Не должен был.
— Мне стыдно…
Смущенно выцарапывает из груди Миленин и смотрит на меня заискивающе-жалобно. Нервно теребит красные лепестки, и я почти успеваю его простить и закрыть глаза и на показательное выступление с чеками, и на сегодняшнюю уловку, когда в мозгу что-то щелкает, и меня осеняет догадкой.
— Ответь-ка мне на один вопрос, Сень.
— Какой?
— Твоя мама помирилась с твоим отчимом?
Арсений медлит не больше секунды прежде, чем выкрикнуть горячечное «нет», но этой паузы мне достаточно, чтобы понять: он снова лжет.
— И ты устроил весь этот концерт, чтобы не ютиться с ними в тесной однушке? И веник этот притащил, чтобы потом и его включить в счет?
Сложив два и два, я стремительно закипаю и готовлюсь вылить на Миленина весь свой гнев, не замечая выскакивающего из припарковавшегося автомобиля Демьяна. Осознание врезается тараном в солнечное сплетение чуть позже.
От вида злющего, как сам сатана, Ларина кровь стынет в жилах, и все инстинкты кричат «бежать». Только вот ступни отчего-то примерзают к ступенькам, слова приклеиваются к языку, и страх прочно опутывает липкой паутиной все тело.
— Демьян…
Хриплю полузадушено, когда хмурый, как грозовая туча, мужчина приближается к нашей конструкции «Арсений, девушка и весло, то есть букет», и наблюдаю за тем, как тяжелая депутатская ладонь опускается Сене на плечо.
Все остальное происходит слишком стремительно.
Миленин от едва уловимого движения Ларина отлетает на три метра и приземляется прямиком в сугроб. Цветы падают к моим ногам. Я же растерянно моргаю.
Алые розы на снегу выглядят, как пролитая кровь.
— И снова здравствуй, Юль.
Голос Демьяна звучит глуховато и как-то надтреснуто, ноздри широко раздуваются, пальцы сжимаются в кулаки. Он начинает разворачиваться к выкарабкивающемуся из ледяного плена Арсению и, вероятно, планирует вбить в его голову истину «Сладкову трогать нельзя».
Шаг. Второй. Третий. Хрум, хрясь, хрр.
Под подошвами ботинок Ларина громко скрипит снег, а вместе с ним и у меня под ребрами стекло хрустит. Наконец-то, невидимая пружина распрямляется, оцепенение улетучивается, и я опрометью скатываюсь со ступеней и бегу за Демьяном.
— Стой!
Кричу требовательно, хоть у самой страх застревает в горле, и хватаю Ларина за запястье, заставляя развернуться. Взгляд у него сейчас просто убийственный — мечет гром и молнии, того и гляди, ненароком размажет.
