— Он у нас весь на серьезе! — хихикнул парень, а у самого шары разбежались в разные стороны. Ну или же у моего «подельника» развилось косоглазие. Он-то не стеснялся пару-тройку раз дунуть.
— Сдавай! — оборвал дальнейшие подколы Санька, которого уже понесло во все тяжкие. Юморист хренов.
Меня он пытался задеть при любом удобном случае, опрометчиво забывая, что мы с ним в одной упряжке и, стало быть, один поворот не туда и любое дерьмецо вместе расхлебывать будем. Пацаны между тем уже расселись по местам. Улыбки всех троих были хитрые, каждый хотел ткнуть лицом в грязь другого. Руки механически тасовали карты, не забывая развлекать «гостей» трюками. Вольт*, фальшивое снятие, вращение большим пальцем.
— И где ты этому научился, Гера? — не без любопытства спросил Вано, с интересом за мной наблюдая.
Известный и весьма частый вопрос, который я всегда оставлял без ответа.
— Там где учили, уже не учат! — хмыкнул, прогоняя непрошенные и горькие воспоминания.
— На что зарубимся? — рассматривая карты, изрек Вано.
Сегодняшней ночью нас сопровождал — покер. Он-то и разрешит спор между этими тремя.
— А что вы можете предложить? — выгнул бровь Кощей.
Про себя усмехнулся и я. Ставки не детские, но им-то что?! У них в гараже не меньше трех машин. Детки, выросшие с золотой соской во рту.
— Я ставлю тачку! Но если выиграю, то вы двое…
Условия свои Володя огласить не успел. В дверь вломилась маленькая юла. Громко, чудом не клюнув носиком в пол. Сперва растерялась, затем нахмурилась и, неуклюже переступив с ноги на ногу, подала голосок:
— Прос… — запнулась, испуганно бегая голубыми глазищами по комнате, — тите, — выдохнула.
Зубы сжались. Каким, мать ее, ветром сюда занесло? Я же русским языком Паше сказал глаз не спускать с девчонки!
— Я, наверное, перепутала, — улыбнулась. Девчонка сперва не заметила меня, но когда наши взгляды пересеклись, то дернулась, сглотнула и опустила голову, что-то бубня себе под нос. — Простите… Я не хотела. Я, наверное, пойду.
Рука ее коснулась ручки двери, а я про себя выдыхал. Мышцы натянулись канатом, а челюсть судорогой свело. Я так старался ее отгородить от этого болота, не для того чтобы она сюда сама нырнула. Глупенькая маленькая мышь!
— Ну куда же ты, сладенькая? — Кощей, падла, уже тянул свои сальные тощее весла, тем самым пугая девчонку, судя по дрожащей нижней губе. — Не хочешь с нами посидеть?
Не хотела, конечно. Дрожала, как осенний лист на ветру, что-то несуразно и отрывисто объясняла, между тем неосознанно ища во мне поддержку.
— Н-нет, — боязливо попятилась назад, нащупывая ручку двери. — С-спасибо, — и вновь покосилась на меня своими жалостливыми глазками.
Руки сжались в кулаки. Усилием воли заставил себя сидеть за столом, нацепив маску равнодушия на лицо.
— Да ладно тебе, малышка! — рывком притянул к себе Бобриху за руку, усаживая на диван около себя. — Скажи-ка нам, солнышко, — излишне приторным тоном проворковал, а сам уже мысленно имел ее со всех сторон. Ярость забурлила в моей крови, а горло пересохло. — А как тебя зовут?
Она прикусила губу в неуверенности, сама не осознавая, что подобным жестом только усугубляла ситуацию. Бесстыжие типы хищно пялились на Аиду, готовые наброситься на нее в любую секунду. Она украдкой зыркнула на меня, и я медленно почти незаметно покачал головой.
— Оля, — пискнула, отодвигаясь от Кощея. В этом логове она не могла найти себе место. Но ей и не нужно. Оно не для нее.
Молодец, Бобриха, чем меньше эти мудаки о тебе знают, тем лучше!
— Оленька, а не хочешь составить нам компанию? — Дрон тоже заинтересовался девчонкой и, встав со стула, подкрался к ней, как коршун. Руки положил на тощие угловатые плечики, что, к счастью, скрывались под плотной тканью. Чужие руки на Бобрич, как оскорбление святого, и я пристально бдил за каждым движением.
— Меня ждут, и, вообще, — резко подскочила и, мягко оттолкнув смеющегося парня, сделала шаг к двери, — меня будут искать! — выкрикнула, на потеху этим упырям.
— А мы можем спрятать тебя, — ухмыльнулся Вано, еще больше напугав Борич.
— В прятки играла, Оленька? — открыл свою пасть Шурик и погано заржал. Этот театр абсурда нужно было сворачивать. Мажоры с жиру бесятся, если бы это еще смекнула запуганная в вусмерть мышь.— Так мы научим если не играла.
И вновь смех. Вздохнув, я, не выдавая своих истинных эмоций, отпил прямо из бутылки рома.
— Харе девчонку пугать, пацаны! А то, не дай бог, еще кони от испуга двинет! — присадил я ребят и их разгулявшиеся гормоны.
— Разве мы тебя пугаем, куколка? Гера, да она не против! — хохотнул парень, а остальные поддержали.
— Дрон, дружище, — встав со своего места подошел к парню. Встал защитной горой между Бобрихой и ним. Положил руку ему на грудь и предупреждающе изрек, — Мурчик же говорил, что на его территории никаких заварушек. Пацаны, без обид!
Тот немного помялся. Такую девочку отпускать не хотелось, но ему пришлось, поэтому, скорчив кислую мину, он отступил.
— Свободна, — открыл дверь Бобрич, но та так и осталась стоять приросшая на месте. Выгнув бровь, растянул пошленькую и многозначительно ухмылку, — хочешь остаться?
Она спохватилась, бледные щеки окрасил живой румянец, приоткрыла рот, но звука не издала. Кивнула головой, из-под волос на меня с благодарностью смотря, а после скрылась.
Этот взгляд благодарности был мне знаком. Такой искренний порыв, что отчего-то заставлял меня почувствовать себя гребанным принцем, о которых Бобрич явно читала в своих сказках. Она думала, что я был лучше. Верила в это, но я был просто отморозком…
Надо же, Оленька, а ей совсем не ишло…
— Умеешь ты, Гера, обламывать! — плюхнулся, с досадным вздохом, в кресло Дрон. — А такая девочка сладкая, — мечтательно закатил глаза, расплывшись в лукавой ухмылке. — Не знаешь, кто такая?
— Понятия не имею, — ложь сорвалась с языка легко и правдиво.
Я мог быть искусным лгуном. Вот, и сейчас ребята не поняли, что их водили за нос. То, что Бобрич ушла стало облегчением, но вот разговоры не прекратились.
— Отодрал бы ее, Дрон? — засмеялся Кощей, отпив из бокала.
— А ты бы нет?!
Вопрос не требовал ответа. Её хотел каждый в этой комнате. Грудь сдавило от злости, но геройствовать не время. Лучше переключить пацанов, пока их не занесло.
— Так, что играем?
Но меня они не слышали. Слишком большое впечатление на них произнесла белокурая девчушка.
— Такая девочка, — вступил в разговор Вано. Он, в общем-то, был молчуном, насколько я мог судить, а еще мутным и с гнильцой, — грех упустить.
— По-любому целочка, — с придыханием вымолвил Кощей. Изврат конченный! — Господа, — поднял палец вверх, привлекая внимание, — а не сыграть ли нам на телочку? Не поделим ведь, — подмигнул.
Херня!
Отпил из бутылки еще. Сегодня мне понадобится все мое самообладание, дабы не разукрасить пару свиных рыл. Волею судьбы, знал не понаслышке, какой жестокой порой бывает расплата за геройство.
— Да вы че?! Здесь сроду целок не водилось, — я старался выставить Бобрич в ином свете, для её же блага. Прознай мышь, что на ее невинность покушаются, наверняка залилась бы горькими слезами. В том, что Бобрич еще ни-ни не было сомнений. Слишком невинная, неискушенная и чистая.
— Да не-е, Герыч, я тебе отвечаю! Эта точно целка! У меня на таких нюх! — от его поганых слов не сдержался и поморщился. Уродец!
— Решено! Играем на Оленьку! Кто выиграет тот, так-с сказать, и снимает пробу!
Мои руки не дрогнули, когда я сдавал, когда тасовал, когда мажорики играли. Сегодня я лишь наблюдатель.
Пусть Бобрич и наивна, как дитя, но не пустоголовая курица. Не поплывет, как масло на солнце, перед обаянием маминых сынков, а на бабки не поведется. В ней были честь и достоинство! Не была она падка на мишуру, не волновали ее брюлики и тачки. Бабы, они, знаете, разные бывают. И я всяких видел, потому что-то да в этом понимал.
