Шлепки наших тел, густой аромат секса и запретная близость окончательно переплетаются, запуская во мне те самые процессы, которые не остановить.
Я правда кончаю. До чёрных мушек в глазах, до сдавленного хрипа, до онемевших пальцев на руках.
- Ты - моя! - будто ставит точку, припечатывает муж, делает финальные толчки, кончает и… кусает.
Он кусает меня у шеи, смыкает зубы так, что боль простреливает вдоль спины, причудливо переплетаясь с полученным удовольствием.
- Моя…
На этом в глазах темнеет. А сознание уходит на перезагрузку.
Богдан
Третий день механизм даёт сбой. Едва заметный пока. Но что-то работает не так. Я не идиот, понимаю, откуда ноги растут. С появлением этой стрекозы в моем доме и пошёл этот долбаный разлад.
Она словно проклятый подарок методично разваливает что-то в моих мыслях.
И ведь я знаю, что по большому счету по херу на неё. Единственная ценность в ней - родственные связи. Ну, ещё то, что фамилию носит мою.
И все же каждый день в мыслях я возвращаюсь к ней.
После провокации на кладбище мы не виделись. Сам не понимаю, как сдержался и не прибил ее к чертовой матери. Бесполезно объяснять правила этой занозе.
Как, блядь, в ее мозгу вообще щелкнуло, что она может с кем-то лизаться? Ее место - в моем доме и моей постели. И сосать она должна мой член.
Мой, блядь, а не этого щенка.
Несвойственная иррациональная злость тлеет во мне с того дня. И даже хорошо, что пришлось свалить по делам. Иначе бы высек эту стрекозу, попробуй она снова чего-то ляпнуть.
Правда Авдей говорит, что она все это время тише воды, ниже травы. Сидит, не отсвечивает. В ангаре стреляет, как одержимая. Но это даже хорошо, пусть выпустит свой гонор неумный.
За стол возвращается Рустам, и вслед за ним подходит официант с нашим кофе.
- Ну, что? - спрашиваю.
- Ты был прав - пацан этот не сам все провернул. Помогли ему. И хорошо помогли, раз он через твоих парней пробраться смог.
А ведь пробивали этого мелкого хмыря, который посмел засунуть свой грязный язык в рот моей жене.
- Имя?
- А без имён.
- Всмысле? - зверею от такого расклада.
- В коромысле, блядь, - рубит Сабуров. - Мне намекнули, что транзит через наш город кое-кого не устраивает. И теперь, как ты понимаешь, эти товарищи так и будут устраивать провокации.
- Да кто, черт подери?!
- Хер знает, - раздраженно отвечает он. - Феликс сказал только, что он не при делах. Но намекнул, что Ольга всего лишь рычаг, точка давления. Значит, дело не в ее приданном. Багров сам в доле. Он заинтересован в том, чтобы все работало. Васюков тоже отмалчивается, хотя в своё время сам же и протолкнул проект.
- Ну, мэр наш ясно из какого теста, - морщусь, вспоминая этого жадного хряка.
Тут раздаётся стук в дверь, и в кабинет входит Жора, мой помощник вместо Авдея, который остался за стрекозой приглядывать.
- Босс, готово.
Он кладёт передо мной папку и, дождавшись разрешения, уходит.
- Что это? - Рус вопросительно смотрит на меня. Молча открываю ту и бегло просматриваю.
- А это ниточка к Козырю.
Друг мрачно хмурится. Протягивает руку и забирает доказательства.
- Все так просто? - не верит он.
- Тоже не веришь?
- Ему нет резона нас сваливать. Напротив. Если поставки будут регулярными, он на транспорте поднимет вдвое больше.
- Согласен, - вынужденно киваю. - Подставляют. Тогда кто?
Вопрос так и повисает в воздухе. Мы оба оказываемся в довольно херовом положении. Потому как если не вычислим, кто на нас зуб точит, можно забыть о довольно приличном сегменте рынка.
- Ладно, попробую через тестя, - наконец, говорит Рустам.
- Огинский тоже в теме?
Друг морщится. Судя по всему не так уж и хорош его брак. До сих пор не понимаю, как он вляпался в это. А главное - зачем? Олеся эта та еще… сучка.
- Не так давно хвастался, что вроде да. Не хотел с ним связываться, но если иначе не подкопаться…
Мы оба молчим. Дальше можно не продолжать. Потерять власть легко - достаточно просто зазеваться, и стая шакалов тут как тут. А мы оба довольно долго и упорно шли к тому, что имеем. И ни один из нас не готов сдавать позиции.
- Кстати, ты пропустил годовщину, - напоминаю Сабурову.
Он вздыхает и хмурится.
- Не смог вырваться. Ты ездил?
- Естественно. В тот самый день, когда вся эта муть и случилась. Могила в порядке, за ней хорошо смотрят.
Рустам кивает одобрительно.
- Спасибо.
В этот момент каждый из нас вспоминает ее, женщину, заменившую нам мать.
Анну Павловну.
Она единственная во всем детдоме была действительно неравнодушной и доброй женщиной. Что бы мы ни творили, она всегда умела достучаться, объяснить. Ее большое сердце, казалось, могло вместить всех. Даже уставшая после смены, она не отмахивалась ни от нас, ни от кого еще из воспитанников.
Мы с Рустамом не были идеальными подростками. Напротив. В детдоме выживают как умеют. Или ты, или тебя.
Жесткие законы. И во всем этом дерьме Анна Павловна была единственным светлым пятном.
А потом ее не стало. Потому что ублюдок, возвращавшийся поздно домой, решил, что ограбить и изнасиловать одинокую женщину - отличная идея.
Это мы узнали позже, когда спустя неделю она так и не появилась в детдоме.
Тогда мы сбежали. Нам было по шестнадцать или около того, и уже тогда у нас были знакомые среди беспризорников. Мы выследили того мудилу, который посмел это сделать.
И отомстили.
Его крики еще долго стояли у меня в ушах. Но я ни разу не пожалел. В тот день я узнал, что значит пойти до конца, освободить тьму, которая жила во мне. Рустам был рядом и не просто стоял в стороне.
После того вечера мы стали не просто друзьями. Мы стали братьями.
Вернуться в детдом все же пришлось. Уже после, когда нам исполнилось по восемнадцать, и мы стали свободными, отыскали могилу Анны Павловны и каждый год в годовщину ее дня рождения, приходили с цветами. В этот день она всегда приносила нам пирог с вишней. Почему-то именно вишню эта добрая женщина любила больше всего…
Оля
Муж не ночует дома с того раза. Когда пришла в себя, поняла что одна в спальне, лежу накрытая пледом.
После весь вечер я отходила от того, что произошло, и боялась, что Заславский вернётся.
Но нет. Босс уехал, как сказал Авдей, стоило мне, превозмогая слабость, спуститься вниз, чтобы поесть.
Метка на моей коже до сих пор не сошла. Иначе и не назовёшь этот след от зубов. Как животное, честное слово.
Я до сих пор не понимаю, как расценивать случившееся. С чего Богдан слетел с катушек? Ревность? Вряд ли. Взыграло мужское эго? Черт его знает.
Но одно я решила точно - надо бежать. Жить так и дальше незавидная участь. Трястись и ждать, когда мужа в очередной раз бомбанет?
Всю свою злость я спускаю в ангаре. Если раньше Авдей снисходительно смотрел на мои потуги, теперь мне кажется даже с интересом наблюдает. Правда, конечно, тут же делает равнодушный вид, стоит мне что-то подобное заметить.
В любом случае наплевать. Успехи есть, а это главное.
Правда до сегодня чего-то толкового придумать не выходит - охрана на территории такая, что незаметно выйти за ворота не получится. А куда-то отпускать после того, что случилось на кладбище, меня судя по всему не собираются.
Все меняется, когда я достаю сумочку, с которой ездила на кладбище. Я ищу ту самую цепочку, что осталась от мамы, и которая порвалась, а я все никак не могу ее починить. Но вместо цепочки нахожу небольшой сверток, похожий на…
Разворачиваю, и точно. Телефон. А еще записка.
“Спрячь. Позвони, как будешь готова уйти от него.”
Пульс резко подскакивает. Трясущимися руками включаю телефон, там всего один номер в памяти.
Позвони мне. Вот как он записан.
Первая мысль - сделать сейчас же. Но я тут же торможу себя. Что если это ловушка или проверка?
