роль, но всюду оставался её неповторимый привкус, приторный, как фруктовые сладкие духи. Можно ли представить её навсегда в этой огромной кухне? Неизвестно.
— Мне не стоит пить, — прокашлялся он, и Гелла замерла с бокалом в руке.
— Что же, мне пить одной?
— Не знаю с кем, но я — пас. Как-то не пошло мне это на пользу, прости.
— Мм… Окей, — она пожала плечами и отложила штопор.
Замерла, сделала паузу.
— Лев, — голос чуть дрогнул. — Скажи, чего ты хочешь?
— Я уже сказал, найти девчонку.
— А я… — она прикрыла глаза и отвернулась. Комично как-то, как сериал по второму каналу.
— Что ты, Гелла? Я попросил тебя о помощи, если помочь нечем или нет желания — не заставляю.
— Ну что ты так зациклился, я не понимаю! Да сама она тебя найдёт, если будет надо! Ну не приходят девочки просто так, чтобы сообщить радостную весть и всё! Не бывает такого! Хоть убей меня, не бывает!
— Ага… не бывает. Ладно, Гелла, я спать хочу, ты не против? Без обид. Вино можешь забрать.
И он устало потянулся, всем видом демонстрируя серьёзность намерений, а обиженная Гелла швырнула штопор в мойку, схватила пальто и двинула на выход.
***
Лев сидел на балконе, смотрел на мерцающий до самого горизонта город и думал, как оно так вышло. Уже открытое вино пожалел, налил себе полбокала.
А город всё мерцал, будто подмигивал, подбадривал, и в этом был особенный ритм, как выверенный вылизанный трек, где всё на своих местах.
Лучший собеседник… вот такой город с высоты самого высокого этажа, и ты такой высокий, как будто под твоими ногами мир. Лев улыбнулся.
Девушка без адреса где-то тут, где-то в одной из этих высоток, может в той, что подмигивает жёлтой подсветкой по брандмауэру, а может в той, что сверкает, как елочная игрушка рекламными щитами?..
Да, она где-то там.
И, быть может, тоже сидит, смотрит в окно? Это было бы слишком красиво.
Какой она пьёт чай? Чёрный или зелёный?
Льёт ли кофе в молоко?
Что слушает?... а это он знает. Это всё, что он о ней знает.
Завтракает ли по утрам или спешит на учёбу, потому что любит поспать до последнего?
Есть ли ей на что доехать до универа или она одна из тех голодных студентов, которые ходят пешком?
Нет, Гелла не права. Девчонка Льву не лжёт, и ей ничего не нужно.
Так же как когда-то он сам просто сходил с ума от непонимания, что делать дальше, от страха, что всё никогда не будет, как прежде… она боится. Просто боится. И идёт со своим страхом, не зная куда, и главное теперь её найти и не дать пропасть, как он сам чуть не пропал.
Найдёшь, Лёва.
Когда пошла к концу неделя, мне стало казаться, что я схожу с ума.
Без шуток.
Это невозможно просто, потому что с каждым днём в голове всё крепче заваривалась такая дурная каша, что “Дошираку” и не снилось.
И главное, о чём мы могли думать на пару с Мотей — это деньги.
Я пыталась уйти в учёбу, как могла, но стоило сесть к ноутбуку, как мигом всё вылетало из головы и начинали крутиться только дети и Львы, Львы и дети.
Невозможно!
Потому, когда прошло уже почти пять дней и стали близиться выходные, я с восторгом увидела сообщение от Нины, барменши из “Simon”, что им очень нужно помощь на вечер.
— О, боги, Мотя, у меня будет лишняя тыща!
— Из гостишки написали? О, крутяк!
Она сквасила рожу, потому что не получила такого же сообщения, увы.
“Simon” и правда был большим комплексом, в первую очередь гостиничным, но там же было и караоке, где работала иногда Мотя, и бар, где работала иногда я.
Принадлежало всё это дело двум богатым людям: Симонову — старичку, который иногда и сам в бар захаживал, и молодому богачу Петрову, который в лицо засветился только оттого, что был братом знаменитой Геллы Петровой.
Самого Петрова мы видели редко, а вот Гелла приходила частенько, как минимум потому, что дружила с барменшей Ниной.
— А может я за тебя схожу?.. Деньги все на твоего детя! — прохныкала Мотя. — Ну ты же там… в положении… а это бар… шум… ночь на нога-ах…
— Ой, у меня срок-то.
— Какой? — Мотя подбоченилась.
— Пять недель.
— Как пять, если кекс был недели три назад? — она сощурилась, будто мне был резон лгать.
— Ну пять акушерских. Это разное.
— А тебе почём знать?
— Папа акушер, Мотя! Хватит задавать глупые вопросы! — я стукнула подругу по лбу и пошла натягивать чёрное платье-футляр.
Для туфель было уже холодновато, потому достала свои ботиночки и кожанку, даже шапку чёрную прихватила.
— Ну ты и го-от… бе-е, — скривилась Мотя. — Будь там осторожнее, ладно?
— Ладно. Принесу тебе мартини, чтоб не ныла, — чмокнула подругу в щёку и выбежала из квартиры.
Пять недель… звучит красиво. На деле — даже не зародыш, крошечная точка на чёрной карточке узи.
Конечно, не от папы я всё знала, а из гугла, банально, но факт.
Конечно, я гуглила, хоть и делала вид, что всё это меня не интересует и не касается.
Конечно я… (это ужас) установила приложение на телефон, где было чёрным по белому написано: 5 недель и 2 дня, дата предполагаемых родов 31.05.2021
И с каждым днём дни увеличивались, дата становилась будто бы ближе.
И нет… ничего я от папы не знала.
Когда ты живёшь с отцом-одиночкой, всё не совсем так мило, как может показаться… Вы оба будто становитесь не совсем отцом и дочерью, вы будто соратники на поле боя, которые стоят плечом к плечу.
Мы вместе учились готовить, разбирались, откуда взялась на потолке плесень, гадали, как же размораживать холодильник, и что будет, если не стирать шторы.
Он приходит со смен, а я готовила ему бутерброды, он завтракал уже под утро, готовил новые ровно такие же и оставлял их, чтобы я поела перед школой.
И он не говорил со мной о сексе, месячных и прочем. Нет. Это делал не папа. Это делал Лев Львович, тот же самый человек, но… в белом халате.
Когда мне был нужен разговор о чём-то подобном, папа просил “зайти к нему на работу,” и я заранее сгорала со стыда.
Я приходила в его кабинет, садилась напротив и складывала ручки на коленочках.
— Ну… рассказывайте, Софья Львовна, — говорил он.
— Ну па-ап! — краснея, отвечала
