я.
— Не папа! А Лев Львович.
Я фырчала, бурчала, но задавала свои вопросы, и это было ужасно, но, наверное, правильно.
Только к шестнадцати годам я забила и по всем интересующим вопросам советовалась с интернетом.
Папа был отличным доктором, но плохим секспросветителем.
При этом сам секс не был табуированной темой, он просто был какой-то естественной частью в жизни человечества. Ничего романтичного, просто факт. Соитие, в результате которого появляются дети. Оттого я поражалась, когда одноклассницы восторгались, как же это круто, когда есть секс! Для меня это было что-то из папиной работы. Что-то про деторождение. Что-то про взрослых, очень взрослых людей.
Я бывала в очередях в поликлинике, и там сидели тётеньки, тётушки и даже бабушки. В моём понимании вот у них был секс! Не у одноклассниц моих и не у меня.
Это теперь я понимаю, что опыт сын ошибок трудных, и просто бриллиант в мужчине-гинекологе рассмотрели не все и не сразу. Девчонки его боялись, а женщины шли с радостью! Да ещё флиртовать успевали.
Теперь смешно стало.
Хотелось бы прийти к нему “на приём” и он бы спросил:
— Ну что, Софья Львовна на этот раз?
— Лев Львович… я попробовала. Всё верно было, это неплохо, но проблемы слишком большие. Что мне делать?..
И почему до сих пор, как в детстве, кажется, что “Меня батя убьёт, если расскажу”, будто я не залетела, а вазу дорогую разбила.
От метро до “Simon” гулять минут десять, потому я натянула шапку и потопала, радуясь первой физической активности за последние пять дней. Город радостно мигал вокруг меня, по-ночному так, мило. И возвышался напротив “Симона” большой старый дом, мы с Мотей часто думали, кто же там живёт и как бы одним глазком глянуть, какие там квартиры.
В баре было ещё совсем тихо, пусто, я пришла рано.
Скинула кожанку, шапку, вымыла руки и пошла за стойку. Там уже крутилась Нина, пышная как пончик девушка, с очаровательными щёчками, а по ту сторону стойки сидела её шикарная звёздная подруга Гелла.
— Здравствуйте, Гелла, — улыбнулась ей, а та лениво помахала рукой.
— Привет, Сонь, — говорила нетрезво и уже сонно. — Нинчик, повтор…
— О… она нас сегодня докона-ает! — взвыла Нина.
— Почему? — я заняла своё место и начала протирать бокалы, которые Нине никогда не казались чистыми, но в целом меня это медитативное действо даже успокаивало.
— Видишь ли… наша Гелла влюблена, верно Гелла?
— Верно, — вздохнула Гелла и упала щекой на столешницу.
— Причём в парня, которого раньше сама не замечала и быка за рога не брала!
— Не брала… — Гелла жалобно потянулась к новому коктейлю.
— А теперь этот парень втюрился в другую.
— Неправда! Она его водит за нос! — Гелла вдруг села и ткнула в меня пальцем, а я хихикнула. — Соньк, ну ты же понимаешь, что ну она его просто… водит! За нос! Он даже имени этой феи не знает!
— Ага, — кивнула я.
Первое, чему научила Нина: соглашаться с пьяными.
— И вот теперь Гелла в печали, — резюмировала Нина.
— В печали, — кивнула Гелла.
— Понятно, — улыбнулась я.
Сон был беспокойным. Такие бывали раньше и утром приносили ощущение очищения, будто с первыми лучами солнца уходили все монстры из-под кровати и оставляли после себя только сырые следы на полу. Как в поговорке, где "после радости неприятности", после бури выходило солнце и всегда становилось легче жить, после самой страшной ночи.
Лев кошмаров не боялся, ему они были даже интересны. Обычно он просыпался и хохотал про себя, приговаривая: “Причудится же такое”. Он вообще не боялся потустороннего, странного, ужасного, мерзкого. Не был бесстрашным, просто не придавал значения тому, во что не верит.
Он не верил Геллиным словам, потому о них не думал. Он не верил, что чёрные кошки приносят беду, потому спокойно ходил мимо них и им позволял мимо ходить. Лев вообще легко решал сам с собой такие проблемы. А разочарования это же только стечение обстоятельств. Нельзя думать, будто в этом мире всё только белое или чёрное...
Лев не разочаровывался. Единственное, что его когда-то подвело - его собственный организм.
Тем не менее, сегодня он хотел проснуться. Не от того, что сны были какими-то другими, не от того, что было особенно жутко, нет. Просто как-то надоело ему вдруг это.
Сны были соратниками болезни.
А Лев почему-то захотел стать прежним.
Прежний Лев страшных снов не видел.
Прежний Лев был весёлым парнем. Он не женился только потому, что легко влюблялся. Он жил на две страны, и ему это нравилось. Он создавал музыку и кайфовал от неё!
Прежний Лев — душа компании, здоровый медведище, бородатый викинг. Он вызывал у людей трепет и согревал их своими рыжими глазами.
Отощал, истрепался, остыл.
Нынешний Лев распахнул глаза и уставился в потолок, радуясь, что его вытащил из кошмара звонок телефона:
— Лёва-а-а… — голос Геллы был чертовски пьяным и шальным, а Лев еле разлепил глаза, чтобы ему внимать. — Лёва! Я у Сани в ба-аре! Забери-и меня…
— С чего бы? — он сел в кровати и потёр глаза, которые всё никак не хотели открываться.
На часах почти полночь, а он ложится спать рано. Что на Геллу нашло ему звонить?
— Ну Лёв! Это тут… я смотрю в твоё окно-о…
Лев встал с кровати и подошёл к окну. И правда, далеко внизу на парковке “Simon” болталась белобрысая макушка и, пьяно шатаясь, ходила взад-вперёд по бордюру.
— Гелла. Зачем? Твой брат там? Сейчас я ему позвоню!
— Ой, не звони, не звони! Ты лучше приди-и-и! — ныла она.
— Зачем, Гелла? — Лев устало вздохнул, размял шею и с тоской обернулся на кровать.
Сон потихоньку улетучивался, будто его и не было. По капле уходил, так что на засыпание было нужно всё больше и больше времени, а простынь всё сильнее остывала и меньше манила.
— Тут так весело! В ба-аре…
— И что же там весёлого?
— Маргарита-а! — Гелла подняла свободную руку, пошатнулась и в последнюю секунду её поймал прохожий.
— Зайди внутрь, а то тебя сейчас снимут для прессы. Приду. И передам в руки брата.
На самом деле Лев не столько ради Геллы это делал, сколько просто вдруг захотел ненадолго в общество.
Вид “Simon”, пьяной Геллы… напомнил о временах, когда вот такие праздники в компании друзей были нормой для него. Тогда было хорошо. Весело. Вокруг было много людей. Теперь же он даже не всем ещё сказал, что вернулся, и велика вероятность, что не все бы его узнали.
Лев быстро оделся, выглянул ещё раз в окно, и
