больницу, на обследование лечь.
У меня нет сил ей ответить. Она сбегает вдоль берега к своей группе.
Сажусь, прислонившись к дереву.
Дебил, захотел потрахаться? Согрешить, значит. И сразу ответочка, чтоб не нарушал устава, заведённого здесь давным-давно.
Надо одеться, пока она не вернулась. Неприлично. Одежда мокрая, но другой нет.
Лиля возвращается не одна, с ней лысый мужчина и Полина.
— Потерпи, — гладит меня по руке, пока ассистентка набирает лекарство в шприц.
— Э, парень! — щёлкает у меня перед лицом мужчина. — Сюда смотри! — водит перед лицом рукой. — Сколько пальцев?
— Два?
— Нет.
— Не знаю. Расплывается всё.
Он заглядывает мне в глаза.
— Фил, ты, что там увидеть хочешь?
— Размер зрачков, не лопнули ли сосуды.
— Ты что врач?
— По образованию я хирург-травматолог.
— Какого хера ты тогда на телевидении забыл? — удивлена Лиля.
— Здесь платят больше. И работа интереснее, — прощупывает Фил мой пульс.
Я и сам знаю, что он у меня зашкаливает.
— Ну, да… Полина, ты там скоро?
— Уже, — отдаёт режиссёру шприц.
Он делает мне укол в плечо.
— Потерпи, парень. Скоро отпустит, — придерживает спиртовую салфетку на месте укола. — У тебя внутричерепное давление скачет. Стрессанул сильно, — поворачивается к Лиле, замечает, что она в лифе от купальника. — Не удивлён. Такой экзотики у вас нет. Лилия, матушка наша, вы бы прикрылись, — забирает у меня её мокрую рубашку и отдаёт. — Потеряем ненароком парня из-за вашего откровенного наряда.
С психом и желанием вбить Фила в землю одним взглядом, она одевается.
— А здесь красиво, — садится он со мной рядом. — Часто здесь бываешь?
— Иногда… — желания разговаривать нет, но я понимаю, что Фил меня так отвлекает. — Я остерегаюсь подходить к воде, после того, как второй раз чуть не утонул.
Сегодня был третий раз, когда я окунулся в эту реку. И страха, кстати, не было. Больше злость на Лилю.
— Второй? А первый когда?
— Три года назад. Там, — показываю направление. — Вниз по реке есть утёс, я с него свалился в воду. Меня нашли и вылечили.
— Головные боли с тех пор?
— Да. Сначала были такие же сильные, потом перестали. Несколько месяцев назад вернулись, — смотрю на Лилю.
Как раз после начала странных снов.
— А второй раз когда?
— Позапрошлым летом. Я сам с того утёса сиганул, в надежде, что что-нибудь вспомню о себе.
— Так! Хватит допросов! — неожиданно прерывает наш разговор Лиля. — Давайте его к нам, пусть отлежится, поспит. А потом домой отвезём.
Фил в недоумении уставился на неё.
Она, зыркнув глазами, заставляет его молчать.
Что она скрывает, а?
— Отпустило?
— Да, — трясу головой, убеждаясь, что боль прошла.
— Тогда пошлите. В палатке отдохнёшь.
Мы возвращаемся к их площадке. Нам дают сухую одежду переодеться, и Лилия настаивает, чтобы я лёг спать.
— Я лучше домой, — поднимаюсь и сажусь, с намерением уйти.
— Не спорь с доктором. Хоть и бывшим. Он лучше знает, — давит мне на грудь, укладывая обратно на раскладушку.
Сидит рядом на раскладном стуле, пока я пытаюсь уснуть.
— Может, сказку расскажешь? — пытаюсь пошутить.
— Могу только эротические, других не знаю. Но тебе, оказывается, нельзя. У тебя давление поднимается. Так что так засыпай.
Закрываю глаза. В голове полное опустошение. Ловлю вертолёты. Но сон начинает всё же наступать. Сквозь него слышу, что Лиля встаёт и выходит из палатки. Прежде чем отключиться слышу, как кто из мужчин говорит:
— Лиль Васильна, вы чего?! Ребят!
Не открывая глаз, прислушиваюсь к своим ощущениям. На мне лежит чья-то рука, и она явно мужская. Тяжелая слишком.
Распахиваю глаза. В нескольких сантиметрах от меня лицо спящего Воронина.
Кто-то додумался поставить рядом две раскладушки и уложить нас вместе.
Суки! Поприкалываетесь вы у меня, когда я вас премии лишу. Вот я посмеюсь.
Ползком вниз, чтобы вылезти из-под его руки. Но попытка провалена, он меня только сильней вжимает в себя, и я лицом прилипаю к его груди. Обжигает жаром горячего мужского тела. Голова кругом от нехватки воздуха и дурманящего запаха кожи.
Нет, нет, Лиля! Валить надо. Не самое подходящее место терять голову. Да и не рискну я больше сблизиться с ним, если у него так организм реагирует на возбуждение. Я убить Воронина не хочу. Мозги на место вернуть, да, а не совсем угробить. Сестра мучилась внутричерепным давлением, и всё закончилось плачевно.
Снова ползу вниз, пытаясь освободиться от тяжести, лежащей на мне руки.
— Куда? — тихо.
— Мне надо, — замираю.
Убирает руку. Я сажусь, глубоко вздыхаю. Облегчение. Словно с меня бетонная плита упала.
Обнимает сзади за талию, утыкается носом в затылок.
— Я бы на твоём месте так не делала.
— Почему? — целует в шею.
— Если у тебя снова давление подскочит? Тебе в больницу надо. Пройти обследование и лечение.
— Нормально я себя чувствую.
— По-твоему, это шутки? — разворачиваюсь к нему.
Улыбается.
— Это началось после снов. Раньше болей не было, — нежно гладит по щеке костяшкой пальца.
— Андрей, перестань! — коробит от того, что приходится называть его совершенно неподходящим ему именем.
— Мне нравится, как ты балдеешь от моих прикосновений. У нас так нельзя с женщинами.
— Хм… Так ты решил, что если я из другого места, то меня в койку затянуть можно? — начинаю злиться.
— Нет. Просто рядом с тобой я себя другим чувствую, свободным что ли. Мне совершенно чужд здешний уклад. Я просто подчиняюсь правилам, так как мне больше некуда идти, — прижимается ко мне лбом. — Я бы давно отсюда сбежал. Но у меня даже документов нет.
— А где они?
Документы точно были с ним, он показывал непромокаемый пакет для них и телефона, когда складывал вещи в рюкзак перед поездкой. Он вешается на шею, чтобы в случае, если потеряется и погибнет где-нибудь, могли человека опознать.
— Дед говорит, сгорели.
— А восстановить?
Молчит.
Ясно! Никто даже не пробовал.
Разберёмся. Если дед прячет его документы, я этому старому пню последние волосёнки выдерну на его плешивой голове.
— Поесть надо, — дёргаюсь встать, но он держит.
— Я не буду.
— Это ещё почему?
— У чужих нельзя, только у своих.
— Боитесь отравиться?
Неопределённо жмёт плечами.
— А мы никому не скажем, — подмигиваю. — Я принесу что-нибудь, — высвобождаюсь из его рук и выхожу из палатки.
На меня сразу обращают внимание все, кто занимается монтажом лагеря.
— Лилия Васильевна, вы как? — спрашивает Полина, сидящая на стульчике и разбирающая что-то в коробке.
— Нормально.
— Вы нас напугали. Вышли из палатки и вдруг грохнулись. Мы думали обморок, а Фил сказал, что просто спите.
— Устала… Свежий воздух… Вот и срубило…
Правду ведь им не расскажешь. Теперь понятна взаимосвязь моих
