— Правда, ты про это вспомнил?
— Да, память иногда такую чепуху подбрасывает…
А еще я помню, как мы целовались в парке и вдруг на нас снег посыпался, кошка на дерево залезла и сбросила здоровенный пласт…
— Ну уж и пласт, так, немножко снежку…
— Ничего себе немножко! Мне за воротник столько набилось…
Им принесли еще торта, они попросили официантку сфотографировать их вместе, потом он фотографировал ее. И ему казалось, что не было этих двадцати двух лет, что их ранняя молодость спокойно и счастливо перетекла в нынешнюю жизнь, в которой они не могут существовать отдельно, ибо связаны неразрывно, и так было всегда. Но так не было.
Ну и что же? Это неважно, важно, что впредь так будет, впредь они не будут существовать отдельно, потому что только эти глаза умеют так зажигаться радостью от любого пустяка, только этот смех находит отклик в душе…
— Влад, мы едем дальше или останемся в Брюсселе? — донесся до него голос Ники.
Он стряхнул с себя счастливое оцепенение.
— Едем! Я хочу в Гент!
И опять он гнал машину по автобану, а Ника опять задремала.
Наконец он разбудил ее:
— Просыпайся, соня, а то все проспишь!
Она открыла глаза, и в них вдруг полыхнула безумная радость, но она тут же их зажмурила, а когда снова открыла, это были совсем другие глаза. Красивые, даже радостные, но другие. В них читалась радость туристки. Но он успел заметить ту, первую радость, и это наполнило его счастьем. А Ника немного очумело мотала головой.
— Как красиво!
Они вылезли из машины.
— Предлагаю начать с собора! — сказал он. — Там есть знаменитый гентский алтарь братьев Ван Эйков!
Однако увидеть собор им не пришлось. Там велись реставрационные работы.
— Какая жалость! — воскликнул он.
— А я даже рада, — призналась Ника. — И пожалуйста, Влад, давай просто пошатаемся по городу.
Ненавижу достопримечательности и музеи! Я никогда ничего не запоминаю из всех тех лекций, что читают гиды, просто не держится в голове…
Я знаю, это, наверное, неинтеллигентно… Но я так устроена…
— То есть ты хочешь сказать, что ты темная баба, которая не желает просвещаться? — засмеялся он.
— Да, да, именно так! Во мне нет этой туристической жилки… Я люблю ходить по улицам, сидеть на лавочке и смотреть, как живут люди, мне это интереснее… А про достопримечательности я могу в книге прочитать…
— Значит, если бы мы попали в собор, ты бы мучилась?
— Нет, один собор я бы вынесла.
— А в Париже ты в Лувр не ходила?
— Ходила. Но одна. Посмотрела немножко и ушла. На другой день еще раз пошла… Это трудно объяснить…
— Ну почему же… Просто ты не любишь экскурсии, а вовсе не музеи и достопримечательности, я правильно формулирую?
— Наверное. Ты такой умный…
Он засмеялся и обнял ее за плечи:
— Ника, я тебя обожаю!
И они пошли бродить по улицам.
— Как здесь красиво и уютно, — сказала Ника.
Город и вправду был восхитительный. Ряды узких готических домов, лепящихся друг к другу без малейшего зазора, каналы…
— Подумать только, эти дома, они же все разные, и так тесно стоят! А вот ты посмотри, какая прелесть, Влад!
— Я уже видел подобные города в Голландии, а Брюгге вообще что-то особенное…
— Но ты же сам хотел в Гент.
— Я надеялся попасть в собор.
— Ты разочарован?
— Ну что ты… Мне давно не было так хорошо, как здесь.
Пробродив часа два по набережным, они присели отдохнуть на лавочке.
— Устала?
— Нет, просто хочется чуточку посидеть.
— У тебя туфли удобные?
- Очень! Я нарочно надела самые расшлепанные.
Алла говорила, что в таких ехать неприлично, но они ужасно удобные. Ты тоже считаешь, что они неприличные?
— Смотря для чего, — засмеялся он. — Таскаться по городу — нормально. А вот пойти в хороший ресторан…
— Так пойдем в не очень хороший, что за проблема?
— Да я пошутил! А хочешь, купим тебе шикарные туфли, удобные и шикарные!
— Так не бывает!
— Еще как бывает!
— Нет, Влад, я не хочу, мне и в этих хорошо, и вообще, ты уже купил мне фотоаппарат, ты меня привез сюда, и я не настаиваю на том, чтобы платить за себя в кафе…
— Еще не хватало, чтобы ты за себя платила!
Я этим вот так сыт! Я все-таки воспитывался в старой московской семье, и, когда баба заявляет, что платит за себя сама, я просто сатанею! У вас в Москве это еще не привилось?
— Не знаю, я с этим пока не сталкивалась…
— А туфли мы все-таки купим! Пусть у тебя будет две пары удобных туфель!
— Влад, я не хочу!
— Ника, ну доставь мне такое маленькое удовольствие!
Она смерила его каким-то странным взглядом.
Казалось, вот сейчас она скажет: «Откупиться хочешь?» Но ничего подобного она не сказала.
— Ну если ты так настаиваешь!
Были куплены и туфли. Легкие, из мягкой кожи на соломенной подошве. Ника сама их выбрала, и ничто не могло ее заставить переменить решение.
— Ника, посмотри, по-моему, вон те черные тоже подойдут!
— Нет, мне эти нравятся.
— Хорошо, эти мы берем, но ты выбери еще!
— Спасибо, Влад, мне не нужно, — очень спокойно, но твердо ответила она. — А эти просто прелесть и ничего не весят. Спасибо.
— А давай еще платье купим?
— Влад, у меня много платьев, мне правда ничего ненужно.
— Это твой Гриша тебе покупает?
— Да нет, зачем, я сама…
— А Гриша не покупает?
— Нет, Гриша не покупает.
— Жадный, что ли?
— Нет, он не жадный, отнюдь, просто ему в голову не приходит.
— Ника, я проголодался, пора обедать!
— Ничего не имею против. Тем более что в новых туфлях меня пустят в любое заведение!
— Тебе в них удобно?
— Как в раю!
— Слушай, а ты когда-нибудь пробовала устрицы?
— Устрицы? — испуганно спросила она. — Нет, не пробовала, но я не хочу!
— Ника, решено, будем есть устрицы!
— Говорят, ими можно отравиться!
— Да, если есть их где ни попадя, а мы поступим иначе, вон видишь. Ратуша, я зайду туда и спрошу, где тут самый лучший рыбный ресторан!
— Господи, зачем же в Ратушу? — удивилась Ника.
— Там, по крайней мере, не соврут, заботятся о престиже города.
— Ну ты даешь!
Он и вправду забежал в Ратушу со своим вопросом, и ему с любезной улыбкой порекомендовали заведение мсье Пьера, что расположено на соседней улице. В витрине маленького ресторана был выставлен аквариум с живыми лангустами. Ресторан был старинный, узкое помещение всего на десяток столиков и темная деревянная лестница, ведущая наверх, в туалет. Навстречу им вышел хозяин, высокий полный бельгиец в длинном белом фартуке. Он отлично говорил по-немецки и был весьма радушен.
