– Отчего бы вам не впихнуть меня в туалет? – Александр угрюмо посмотрел на молодого человека за стойкой, а тот лишь улыбнулся:
– Поверьте, кто бы ни пришел после вас, всех затолкнем в багажный отсек. Самолет набит под завязку.
– Ишь, какая радость.
Работник авиакомпании, улыбаясь, развел руками:
– Что поделаешь, мы популярны.
И оба рассмеялись. Вдруг Алекс поймал себя на том, что вновь высматривает ее, но по-прежнему без толку. Ему сдуру захотелось спросить этого парня за стойкой, не видел ли он ее, но Алекс сообразил, что такие расспросы заведомо бредовы. Представитель авиакомпании вручил ему билет, и Алекс присоединился к очереди на выход. Стоя там, он думал о клиенте, с которым предстояло повидаться в Нью-Йорке, о матери, о своей сестре и Аманде, племяннице. Однако дама в пальто из выдры вновь не выходила у него из головы, как и в ту ночь, когда он увидел ее плачущей на ступеньках. Или он свихнулся, и это вовсе не та женщина? Тут он посмеялся над собой, сотворенные им призраки покупают произведения его матери. Ну чистая психопатия, непорядок в рассудке. Но предстоящее сулило надежду отвлечься. Хоть и медленно, очередь все-таки продвигалась вперед, наконец, и он вынул посадочный талон из кармана. И опять обратил свои мысли к тому, чем предстояло заняться в Нью-Йорке.
Рафаэлла быстро нашла свое место, Том положил ее сумку под кресло, а невозмутимая стюардесса приняла в руки прелестного фасона пальто из темной выдры. Весь экипаж на борту с утра предупредили, что их рейсом в Нью-Йорк летит весьма важная персона, причем летит не в первом классе, а в общем салоне. Таково было ее всегдашнее предпочтение. Она давно втолковывала Джону Генри, что так будет куда лучше. Кто подумает, что супруга одного из богатейших в мире людей затерялась среди домохозяек, секретарш, коммивояжеров и детишек в салоне туристского класса. Когда ее обычным порядком впустили в самолет раньше общей посадки, она заторопилась в предпоследний ряд, тоже как всегда. Это была малозаметность, доведенная до полной скрытности. Рафаэлла понимала, что служащие авиалинии приложат все старания, чтобы не помещать никого на соседнее место, так что почти наверняка она весь полет просидит в одиночестве. Рафаэлла поблагодарила Тома за помощь и стала смотреть, как он уходит из самолета, а навстречу спешат первые пассажиры.
Алекс продвигался в толпе к двери, через которую люди вливались один за одним в циклопический лайнер, предъявив и сдав посадочный талон, а где им положено сидеть, указывал букет сияющих стюардесс, выстроившихся для их встречи. Пассажиры первого класса уже поместились у себя, упрятались в свой мирок, защищенный двумя занавесками от любопытства посторонних.
В центральной части самолета публика начинала устраиваться, прилаживая слишком крупный багаж в проходе или заталкивая портфели и свертки на полочку над головой, так что стюардессам необходимо было сновать туда-сюда, уговаривая каждого, чтобы все, кроме шляпы и пальто, клали под сиденье. Для Алекса это был тривиальный обряд, он автоматически искал свое место, зная наперед, где найдет его. Он уже сдал саквояж стюардессе при входе, а портфель он отправит под кресло, вытащив оттуда несколько документов, которые наметил прочесть в полете. Про это он и думал, продвигаясь в конец салона и стараясь не толкнуть на ходу пассажиров, тем более детей. Вдруг снова подумалось о той женщине, но разыскивать ее здесь было делом бесполезным. Она не попадалась ему в толпе, ожидавшей посадки в самолет, так откуда ж ей появиться внутри этого самолета.
Он добрался до своего кресла, аккуратно положил под него портфель, собрался усесться. С легким недовольством отметил, что какой-то багаж уже сунут под другое сиденье в его ряду, значит, увы, в полете не обойдется без соседей.
Оставалось надеяться, что рядом окажется кто-то, у кого тоже работы в достатке. Не хотелось отвлекаться на болтовню во время рейса. Алекс быстро сел, вытащил назад портфель из-под кресла, извлек два комплекта нужных бумаг, радуясь, что сосед временно отсутствует. А чуть погодя почувствовал движение рядом с собой и автоматически перевел взгляд со страницы, которую читал, на пол. При этом в поле его зрения оказалась пара очень изящных и дорогих черных крокодиловых туфель. «Гуччи», равнодушно предположил он, прикинув в уме их цену. В следующее мгновение он не мог не отметить, что ножки еще привлекательнее туфель.
Робея как школьник, он провел взглядом по длинным ногам вверх до полы юбки, далее по поверхности французского костюма до обращенного вниз на него лица, до слегка склоненной набок головы. Женщина вроде бы хотела задать какой-то вопрос и, похоже, не сомневалась, что он сию минуту обозрел ее от туфель до макушки. Но, вглядевшись, Алекс испытал полнейшее потрясение, непроизвольно поднялся и сказал ей:
– Боже мой, это вы!
В ответ она посмотрела с не меньшим удивлением – смотрела и недоумевапа, о чем это он ведет речь и кто он такой. Надо думать, она ему известна, и в приступе страха она предположила, что этот человек некогда встречал ее фотографию или прочитал что-то в прессе. Может, сам он тоже журналист, поэтому подступило настоятельное желание повернуться и убежать. Ведь несколько часов в самолете она будет в тюрьме, его пленницей. Она стала беспокойно пятиться от него, в расширившихся глазах стоял испуг, сумочку она прижала к себе. Собралась найти стюардессу и потребовать, чтобы на сей раз, дали место в первом классе. Или, возможно, еще успеют высадить ее. Тогда улетит следующим нью-йоркским рейсом.
– Я… не… – бормотала она, отпрянув, но не успела и шагу сделать, как ощутила его руку на своей. Прочитав испуг на ее лице, он сам ужаснулся, что же такое натворил.
– Да не надо…
Она, сама едва ли заметив это, подалась ближе к нему. Хотя инстинкт упорно советовал ей сбежать.
– Вы кто?
– Александр Гейл. Я просто… видите ли…
Он скромно улыбнулся, подмеченное в прекрасных ее глазах ранило его. В них читались печаль и непокой. А может, и боль, но этого он еще не распознал. Ясно было одно: на этот раз он не даст ей скрыться.
– Заметил, что вы покупали в аэропорту. – Он указал взглядом на книгу, лежавшую на ее кресле. Рафаэлле это показалось вовсе не к месту, просто бессмыслицей. – И я… я видел вас однажды на ступенях, меж Бродриком и Бродвеем, неделю тому назад. Вы…
Ну как ты ей скажешь, что она, мол, тогда плакала? Этим снова обратишь ее в бегство. Но и сказанное вроде бы покоробило ее, долгий взгляд стал напряженным. Видимо, она стала припоминать, о чем это он, и постепенно на лице проступил легкий румянец.
– Я…
