пулю в башку, а страшная смерть достанется Викусе.
— Какая же ты сука, Марат. Тебе не сойдёт это с рук.
— Думаешь, я боюсь тюрьмы? Меня всё равно вычислят и посадят, но за зря не хочется. Знаешь, ты порядком достал меня за всю мою жизнь. Гера там, Герочка тут. Чтобы не сделал Герман, всё является гвоздём программы. А то, что я горбачусь уже почти десять лет на отцовской фирме — это ерунда. Вся семья жировала на деньгах, что я зарабатывал для вас. Даже кондитерская твоей чертовой тортоделки приобретена на эти же бабки. Вы все хавали зелёные как само собой разумеющееся, а за спиной обливали меня грязью. Никто из вас ниразу не поинтересовался — "Каково тебе, Марат?" Нужна ли мне ваша помощь… Я отдал всего себя ради вас, посвятил все силы и годы излюбленной фирме отца, пока вы строили свою личную жизнь. И никто из вас даже сраное "спасибо" не сказал. Зато ты… Герман стал шеф-поварёшкой — отпразднуем. Герман женится — молодчина. Герман в депрессии — его надо поддержать. Герман снова жениться, покупает дом, кондитерскую, нанимает дорогостоящих адвокатов для ебарей своей женушки… Задолбал!
— Хватит ныть! — не выдержал я. — Мог просто нормально поговорить, без мокрухи. Бедненький обделеныш! Я не виноват, что ты такой мягкотелый и не сумел сказать своё "нет, не буду" на семейном кругу. Зато погубить столько человек для тебя проще. Мурло ты, браток!
Поддых ткнулся кулак, выпустив из меня свист воздуха. В глазах завальсировали звёздочки.
— Закрой пасть и полезай в петлю, — пихнул прямо на трухлявую табуретку.
Я привстал и посмотрел в камеру.
"Родная, пожалуйста, не смотри", — шепнул одними губами.
— Я реально сейчас тебе башку разнесу, — пистолет уткнулся в подбородок, с силой поднимая меня вверх. — Живее!
Покорно встал и шагнул на стул. Петля покачивается на уровне моего лица.
— Отец правильно не доверял тебе. Он видел твоё истинное нутро. Убить собственного брата — самое мерзкое на что может пойти человек.
— Заливать папику будешь на небесах, — прорычал он. — Башку в петлю! Достал!
Просунул голову в удавку, уже просто ожидая конца. Марат приблизился и поставил ногу на табурет. Повернулся к камере.
— Следующая ты! — рявкнул он в объектив.
Ах ты, сука! Поспешил вон из петли, но опора ушла из-под ног.
Широкий канат синхронно сдавил шею вокруг. Руки судорожно, пытались освободиться от смертельного захвата. В голове жуткая пульсация, импульсами туманящая взор, но сквозь эту какафонию сумел уловить звуки выстрелов. Следом чудовищный грохот и бой стекла.
— Лежать, сука! — громогласный рык. Снова выстрел.
Следом мои ноги обхватили и подняли вверх тело, но удавка по-прежнему душила.
— Жека, помогай! — узнал голос Яра. Чьи-то руки ослабили петлю и голова выскользнула из удушающего обхвата. Полетел на пол, но две пары рук смягчили удар падения.
Кислород разорвал гортань. Кашель рвал горло до рвоты. Консоль вентиляционного мешка тут же закрыла мне рот.
— Давай дыши, парень! — постучал по плечу незнакомец, видимо, Жека. — Сейчас станет легче.
На шею лёг холодный компресс, а в руку воткнули инъекцию.
Скосил взгляд, чтобы увидеть брата. Марат на полу, в крови, и вооруженная группа крутится вокруг него. Поднял вопросительный взор на Ярика.
— Жить будет по полной… на зоне, — прорычал в ответ следователь.
— Спасибо, Яр, — прохрипел еле слышно и облегченно опустил веки, отдавая свою спасенную жизнь всецело ему.
Лика
Серо-голубые глаза буравили насквозь.
— Посещение запрещено, — грозно мотнул головой следователь.
— Даже мне?! — сверкнула взглядом. — Я помогла вам. Прошу. Мне необходимо его увидеть.
— Это человек обвиняется в четырех убийствах. Посещение запрещенно, тем более в больнице.
— Выходит, вот как выглядит благодарность за содействие органам правопорядка?
Калин скривился, сцепив руки на груди.
— В ином случае это бы расценивалось, как пособничество преступной деятельности…
— Что вы бы никогда не доказали, — парировала я. — Ладно вам, детектив. Услуга за услугу. Уравняйте баланс во Вселенной. Прошу вас, он мой друг и кроме меня у него никого нет сейчас. Представьте какого это быть изгоем для всех.
Калин замер, погрузившись в свои мысли. Его скулы свело болезненное напряжение. Кажется слова попали туда, куда нужно.
— Пять минут, — рявкнул мужчина и, грубо подхватив под локоть, потащил по коридору больницы.
У входа в его палату меня досмотрели, забрали сумочку и телефон. Не пропустила случая состроить офицеру глазки, заставив его покраснеть.
Моё появление шокировало Марата не на шутку. Мужчина прикованый к постели наручниками пораженно привстал.
— Лика?
Плечевой пояс в бинтах, одна рука в гибсе, на голове тоже повязка.
Я расплылась в улыбке и, открыто смеясь, обняла его. Гладила по щекам.
— Я люблю тебя, Лика. Это всё было ради нас, ради тебя. Но я не сумел закончить. Прости, прости….
— Тшшш, — нежно накрыла указательным пальцем его рот. — Не страшно. Теперь я попробую.
Я засмеялась ещё сильней, представляя в голове лицо Виктории, когда буду требовать у неё своего ребёнка.
Поцеловала Марата в губы.
— Скоро и на нашей улице будет праздник.
Вика
С трудом дожила до утра. Телефон Геры не отвечал, пока вконец и вовсе не отключился. Ярослав тоже был недоступен, а Оля сообщила, что муж на выезде.
В груди затеплилась мизерная надежда, что Германа снова понесло в какую-нибудь аля-Самару напару с Калиным. Почему-то становилось легче, когда знала, что эти двое вместе. Значит, всё будет хорошо.
Но лишь в третьем часу ночи, Оля скинула сообщение, что Ярослав дома и Германа с ним не было.
О том, что он может быть с Ликой впервые даже мысли не возникло. Дотерпела до семи утра и помчалась к мужу на работу. Именно оттуда в панической истерике вновь звонила следователю.
Теперь оставалось лишь ждать и молиться. После обеда Оля со всей детворой приехала ко мне. Поддержка была самой суровой и мощной.
— Ярик отбил меня у сумасшедшего медика, — тихо проронила жена следователя в наступившей звенящей тишине. — А так же, трое суток искал в лесах Урала, когда я сбежала от террористов. Яр будет искать до последнего. Верь ему.
Горький кивок. Подобных этому человеку я ещё не встречала и поэтому всецело доверяла её словам.
Ждала, кусая пальцы. Считала каждую секунду. Время тянуло мои нервы, с каждым мигом натягивая их, как струну, больше и больше.
Боже, прошу, верни его! Он должен знать главное. Обязан знать, как я люблю его. И почему же, дура, не говорила ему этого раньше, когда могла, когда можно было?! Да, он сделал больно, но сейчас разве это так
