– Полина Леонтьевна! – повысил голос генеральный. – Вы же сами настаивали на исключительно технической стороне вопроса!
– А ошибки всегда тяжело признавать, Антон Давыдович. Особенно когда цена ошибки сорок две жизни!
Присутствующие зашумели. История конфликта между летчиком-испытателем Игорем Леднёвым и руководством КБ из-за критики этих самых «сдвоенных» педалей нового образца была еще жива в памяти. Начальник летно-испытательного центра Шнуров что-то резко, неодобрительно говорил генеральному, то и дело указывая пальцем на Задорожную.
– Роман Михайлович! – Задорожная повысила голос. – Специально для вас. Чтобы доказать, что я не монстр. Созданное кем-то из пилотов притормаживание само по себе не привело бы к трагедии!
– Конечно, не привело бы! – поддержал Леднёв. – Возникающее замедление экипаж компенсировал бы тягой двигателей и более энергичным «подрывом» передней стойки шасси.
– Спасибо, Игорь. Притормаживание на взлете было первой ошибкой. О второй мы уже говорили. Леднёв?
– Скорость принятия решения.
– Именно! – довольно отметила Задорожная. – Не сто девяносто, а двести десять. Если вы, уважаемые коллеги, успели прочитать материалы расшифровки, любезно предоставленные нам вчера следственным комитетом, вы, конечно, заметили, что на разбеге штурвал второго пилота был не в нейтральном положении, как положено, а чуть отдан от себя.
– И зачем вы нам все это говорите?! – раздраженно бросил Шнуров. – Из-за того, что штурвал был «чуть отдан от себя», самолеты не падают! У вас, надеюсь, все, Полина Леонтьевна? – с вызовом уточнил он.
Генеральный тронул начальника летно-испытательного центра за руку, точно пытаясь остановить. Весь его облик выдавал крайнее внимание и заинтересованность.
– Она хочет сказать, что прижатые к бетонке за счет дополнительного пикирующего момента передние колеса начали вибрировать, – очень тихо сказал генеральный. – Тут еще свою роль сыграли подразбитые амортизационные стойки…
– …еще неровности бетонки… – сказал кто-то.
– Спасибо, Антон Давыдович! Тряска спровоцировала командира начать «подрыв» передней стойки еще раньше, чем наступили неправильно запланированные как скорость отрыва сто девяносто километров в час. Он и получил вполне предсказуемый результат.
– Колеса от земли не оторвались, – сказал следователь.
Задорожная кивнула.
– Возьмите любую крупную авиакатастрофу. В подавляющем большинстве случаев к катастрофе ведет цепочка мелких ошибок. Где же ваш сарказм, Сырников Максим Андреевич?
Она смотрела на следователя холодно и строго, точно классная руководительница на нерадивого ученика.
– А дальше? – все же спросил Сырников.
– «Дальше»… – усмехнулась Задорожная. – «Дальше» у вас в расшифровках «черных ящиков». Пытаясь оторвать передние колеса от земли, командир энергично взял штурвал на себя, подняв таким образом руль высоты на десять градусов вместо восьми с половиной. При этом на штурвале командира возникло усилие в несколько десятков килограммов. Он едва удерживал штурвал двумя руками, переставить рычаги управления двигателями в положение максимальной тяги он уже не мог. Твердил, судя по записи: «Взлетный! Взлетный! Взлетный!» Но турбины и так уже были на пределе… – в ее голосе звучала обреченность. – С ростом скорости увеличилось давление встречного потока на отклоненный руль высоты. Удерживать штурвал стало еще труднее. Руль высоты стоял на десятке в положении кабрирование. Чтобы удержать штурвал, пилот уперся ногами в педали. Непроизвольно давил на тормоз. Как только пикирующий момент от тормозов пропал, самолет с задранным рулем высоты круто поднял нос, потерял скорость и свалился на левое крыло.
Задорожная вздохнула, посмотрела на Шнурова. Начальник летно-испытательного центра был хмур и сосредоточен. Быстро-быстро он что-то чертил на лежавшем перед ним листке.
– По сути, у экипажа был единственный выход – прекратить взлет. Не думаю, что они этого не понимали. Но дальше технические аспекты заканчиваются и начинаются моральные. Не будем забывать, кем были пассажиры того рейса. Футбольная команда летела на ответственный матч. Не прибудь команда вовремя, маленькая фирма – собственник лайнера – разорилась бы на штрафных санкциях. Пилотов бы однозначно уволили. Они это знали. Знали, что на их места очередь. Знали, что семьи кормить надо. Вот и получается: с одной стороны глупость, с другой – подвиг.
Задорожная села на свое место, с удовольствием вытянула уставшие от долгого стояния ноги. Зал затих.
– Интересно получается! – сказал в абсолютной тишине Шнуров. – Подвиг у вас, Полина Леонтьевна, это невыполнение инструкции!
– За штурвалом сидят не инструкции, Роман Михайлович, – сказала Задорожная. – За штурвалом сидят люди.
Задорожная уже садилась в машину, когда ее окликнул Сырников.
– Полина Леонтьевна, извините великодушно! На парочку минут вас задержу.
Она бросила сумку в машину, захлопнула дверцу. Побыть на щедром осеннем солнышке после утомительного сидения в конференц-зале было приятно.
– Я хотел извиниться, – сходу выпалил Сырников. – Я…
– Что вам от меня надо? Давайте без предисловий. Я в автосервис опаздываю.
– Я слушал вас… – следователь замялся. – Короче… Короче, я подумал, хорошо бы смоделировать полет, повторяя все действия экипажа! Только не на компьютере, а вживую, с параметрами погибшей машины.
– Это называется «натурные испытания». Если вы выйдете с этой идеей на руководство, можете на меня рассчитывать, Максим Андреевич!
Оставив в автосервисе машину, Полина на такси подъехала к частной клинике «Мать и дитя», где была записана на прием к гинекологу.
– Слушаю вас. На что жалуетесь?
Врач-гинеколог была любезна и внимательна.
– Понимаете, доктор, последнее время я чувствую себя странно. Непонятная тяжесть внизу живота, задержка месячных на две недели.
– Тест на беременность делали?
Полина Задорожная отрицательно качнула головой, грустно улыбнулась.
– Доктор, у меня не может быть детей. Когда-то давно неудачно сделала аборт. Потом лечилась. У меня не может быть детей, – с болью в голосе повторила она.
– Раздевайтесь за ширмой, ложитесь в кресло. Я посмотрю вас.
Во время процедуры осмотра Полина напряженно смотрела в потолок. Она знала, сколько по времени продолжаются такие осмотры. Но осмотр затягивался. Наконец, врач сказала:
– Идите на кушетку. Сделаем ультразвуковое исследование.
– Что-то серьезное, доктор?
– Потерпите пару минут.
От этих слов сердце ёкнуло. Стало страшно. Её предупреждали, что последствия того, давнего, аборта могут быть самые тяжелые. Бесплодие – самое мягкое из них.
