Белов вошел в квартиру и услышал Юлин крик. Он бросился в комнату и увидел, как она катается по полу, запутавшись в сорванной с окна занавеске. Это было похоже на эпилептический припадок.
— Юля! Юля! — Белов склонился над ней, разжал ее руки, сжимавшие измятую ткань, поднял с пола и, прижимая к себе, понес в постель. Она сразу обмякла, открыла глаза и испуганным взглядом посмотрела на него.
— Юля! — повторил Белов. — Это я, Леонид. Ты меня узнаешь?
Она прижалась к нему и заплакала.
— Ну, хватит сырость разводить, — сказал он, ласково гладя ее по голове. — Все в порядке...
— Что со мной было?
— Ничего особенного, — соврал он. — Ты, видно, испугалась чего-то. Помнишь, что тебя так испугало?
— Он тащил меня в лабиринт... — пробормотала Юля.
— Кто?
— Не знаю. У него... почти не было лица... Он как будто не человек.
— Тебе это просто привиделось, — спокойно сказал Белов. — Никого здесь не было.
— Ты не видел! Они приходят за мной! А ты, ты хочешь, чтобы они меня забрали, ты совсем не любишь меня! — Она зарыдала, уткнувшись в подушку.
— Не бойся, никто больше не придет. И одну я тебя не оставлю.
— Правда? — спросила она, всхлипывая.
— Конечно, правда. Одевайся, — сказал Белов, протягивая Юле джинсы и куртку, — поедем кататься.
— Зачем? — спросила Юля испуганно.
— Я надеюсь, наша поездка поможет тебе что-нибудь вспомнить.
Через несколько минут Юля стояла перед ним в машиных джинсах и куртке. Она снова выглядела совсем девчонкой. Белов на какое-то мгновение залюбовался ей, потом взял за руку и повел к двери.
— Пошли. Только не нервничай, пожалуйста, все будет хорошо, я уверен.
Во дворе Юля растерянно огляделась. Все было непривычно, странно. Она в первый раз вышла за пределы квартиры, которая за последние дни стала ее домом, ее миром.
Белов медленно выехал со двора. Юля прильнула к окну машины, с удивлением разглядывая прохожих на улице, вывески магазинов.
...Ослепительный свет. Залитые закатным солнцем дома, оранжевое пламя отражается в стеклах... Яркие рекламы — белые, желтые, фиолетовые буквы... Синие, зеленые, красные автомобили гудят среди шумных улиц...
Смутные, туманные образы возникали перед ней, все это было и знакомым и незнакомым, странный, чужой и в то же время манящий мир окружал ее.
— Ты училась в музыкальной школе? — спросил Белов.
— Да, кажется... Мать заставляла меня заниматься музыкой... Я обожаю слушать музыку и ненавижу играть. Это не мое, я рано поняла это.
— А что твое?
— Мое — линии, объем, цвет, и человеческая душа... Я бросила музыку. Дома были скандалы. Я сбежала, жила у подруг, потом в какой-то общаге, похожей на барак. Там было холодно, сыро.
— Можешь подробнее описать эту общагу?
— Не знаю. У меня перед глазами картинка этого дома только изнутри. Коридор, тусклая лампочка, грязная общая кухня... Больше ничего не помню.
— Хорошо, мы просто поедем кататься по городу. А ты смотри в окно. Может быть, увидишь что-то знакомое.
— А если не увижу? — заупрямилась Юля.
— Ты, все-таки, постарайся... А послезавтра поедем к Джеку.
— Зачем?
— Он поговорит с тобой, поможет тебе что-нибудь вспомнить.
— А ты? Ты не можешь?
— Конечно, и я могу. Но он, возможно, сделает это лучше. Он не только мой хороший друг, он еще и отличный врач, и умеет такие штуки, какие я не умею. А сейчас мы с тобой поедем кататься по городу. В общем, хватит тебе сидеть взаперти.
— Хорошо, я буду делать так, как ты скажешь, — покорно согласилась Юля, замолчала и впала вдруг в совершенную апатию.
На Арбате, кутаясь в старую поношенную куртку, перед мольбертом стоял молодой длинноволосый художник. Выражение его лица было задумчиво и печально. Перед ним, картинно склонив хорошенькую головку, позировала миловидная девушка. Она улыбалась, радостно ожидая, когда он закончит ее портрет.
Художник водил карандашом по листу, глядя на свою натуру странным, невидящим взглядом. Как не пытался он сосредоточиться, перед ним всплывало совсем другое лицо — красивое, нежное, загадочное, с открытым взглядом больших ясных глаз, зовущих в свой особый неземной мир.
— Можно взглянуть? — с любопытством спросила позирующая натура.
Художник вздрогнул, с трудом пришел в себя и, не успел он ответить, как девушка подбежала к нему и с невероятным удивлением стала разглядывать рисунок.
— Но... это совсем на меня не похоже! — воскликнула она разочарованно. — Я не хочу такой портрет!
— Извините меня, ради бога... Я отвлекся... — пробормотал он, оправдываясь. — Я сейчас все исправлю!
— У меня нет времени ждать, пока вы тут отвлекаетесь! — возмутилась заказчица. — Вы тут — не единственный!
— Умоляю, всего пять минут! — он сорвал лист с мольберта, бросил на землю, наколол чистый и быстро и уверенно стал рисовать заново. — Вот увидите, все будет отлично!
— Ну уж ладно, — неохотно согласилась девица. — Но не больше пяти минут!
— Все. Готово. Если что-то не нравится, я подправлю, — обратился к ней художник.
Она посмотрела и на этот раз явно осталась довольна.
— Ну, как?
— Пожалуй, теперь получилось, — ответила она холодно, стараясь скрыть охвативший ее восторг. — Этот я возьму.
На портрете она была очень хороша, лучше чем в реальности, и в то же время сходство было совершенно очевидным.
Художник снял рисунок, протянул ей, сунул в карман деньги, ощущая противную дрожь в руках. Закурил. С брошенного портрета на него глядела прекрасная женщина, нареченная Юлей.
— Господи, где ты?.. — прошептал художник. — Что с тобой... Куда ты исчезла, почему не приходишь, не подаешь о себе вестей столько времени? Я надеюсь, ты счастлива, все у тебя хорошо... Но если что-то случилось... Где тебя искать? Как тебе помочь? Отзовись, Анна!.. Умоляю, отзовись...
Он наклонился, подобрал брошенный портрет, аккуратно уложил в планшет. Сложил этюдник, перекинул через плечо и медленно побрел по Арбату в сторону метро.
— Ромка, ты завтра будешь? — крикнул ему вдогонку бородатый хипарь в просмоленных джинсах и холщовой куртке.
— Не знаю... — оглянулся художник. — Как фишка ляжет... — и побрел дальше, разглядывая тупые носы своих старых башмаков.
Белов ехал по каким-то переулкам, стоял у светофоров, сворачивал во дворы и снова выезжал на шумные улицы. Юля смотрела в окно, Белов искоса наблюдал за ней и видел, что выражение ее лица то и дело менялось. Наконец они оказались на бульварном кольце, миновали Никитские ворота, через тоннель выехали к ресторану Прага.
— Можешь остановиться? — вдруг сказала Юля.
— Конечно. Ты хочешь пройти пешком?
— Да!
Они медленно шли пешком по Арбату. Вокруг пестрели вывески магазинов, вдоль улицы торговали всем на свете — матрешками, шалями, сувенирами, горячими сосисками, булочками, конфетами. Несколько художников рисовали портреты прохожих. Юля остановилась, как зачарованная глядя на них. Она заглядывала в их лица, но это были совсем незнакомые лица. Художники тоже глядели на нее, один подошел к ней и предложил.
