Она ответила широкой и открытой улыбкой.
— Ну, если ты и намекаешь, Артур, то это почти не заметно.
Фыркнув, он протянул ей руку:
— Ну ладно, пока, Тилли. Вскорости зайду снова, если только опять не заметет. Погляди-ка… — Он махнул свободной рукой в сторону холмов, над которыми, чуть не цепляясь за них, нависало сизое небо.
Несколько секунд Тилли смотрела вслед Артуру, который, грузно проваливаясь в глубокий снег, шел к дороге. До чего приятно было вновь увидеть одного из Дрю! Все они и каждый из них были родными ей, как члены ее семьи — единственной семьи, какая была у нее на этом свете.
Закрыв дверь, она подошла к печке, возле которой сидел мистер Бургесс. Выпрямившись в своем кресле, старый учитель протянул к ней руку:
— Иди-ка сюда, дорогая. — И, когда она встала перед ним, посмотрел на нее снизу вверх своими старчески-влажными, подмаргивающими глазами. — Тилли, я не должен и не хочу быть тебе обузой. Если мистер Джон попросит тебя вернуться, ты должна вернуться. Я справлюсь. Я еще не впал в детство, и мне уже пора начать самому заботиться о себе. Я не должен рассчитывать на чью бы то ни было помощь.
— Да, и правда пора, — подтвердила она, поплотнее укутывая его сползшим было с его худых плеч пледом. — Так что давайте-ка, поправляйтесь, собирайтесь с силами и начинайте потихоньку ходить, а уж потом поговорим — перебираться мне назад в Мэнор или нет.
— О, Троттер… — Голова учителя упала на грудь, голос задрожал. — Я не заслуживаю твоих забот. Я не заслуживаю. Я просто старый эгоист. Я всегда был эгоистом. Всегда, всю жизнь. Единственное, о чем я думал, — это о них. — Он слабо махнул рукой в сторону книг, лежавших рядом с ним на маленьком столике. — Ведь я отдал им всю свою жизнь, а какая польза мне от них теперь? Неодушевленные предметы… Всю жизнь я называл их своими друзьями, но теперь — разве они говорят со мной, утешают меня? Все знания, которые я почерпнул из них, не помогут мне умереть тихо и безмятежно. Все, что они говорят мне, — это «Подожди, не уходи, насладись нами еще». Ночами они беседуют со мной, Троттер, и спрашивают: «Что будет с нами, когда ты уйдешь?» Они уговаривают: «Не уходи, мы еще долгие годы можем приносить тебе радость». А когда я отвечаю, что не смогу оставаться здесь навсегда, они смотрят на меня молча, и ни одна не скажет: «Вот тебе моя рука, и пусть тебе не будет так одиноко». Ты, Троттер, единственная, кто когда-либо протягивал мне руку. Хозяин — да, он был добр ко мне, однако его доброта происходила от рассудка, а твоя идет от сердца.
— О, милый, милый мистер Бургесс! — только и смогла произнести Тилли, прижимая к себе белоснежную голову старика. Чувства переполняли ее и, опустившись на колени рядом с креслом, она взяла бледную, в выступающих голубоватых венах руку учителя в свои. — Вы еще долго пробудете здесь. Вы поправитесь. Вы будете первым, кто услышит крик моего ребенка. Вы будете качать его… или ее… на коленях, пока я буду хлопотать по хозяйству. И еще, — Тилли крепче сжала его руку и потрясла ее, — ваши книги всегда были вашими верными друзьями. Так не покидайте их сейчас.
— Троттер, дорогая, дорогая моя. — Слезы, скопившиеся в уголках его глаз, медленно покатились по морщинистым щекам. — Когда-то я предсказал тебе, что в один прекрасный день ты станешь настоящей леди, помнишь?
Она кивнула.
— Так вот, я могу повторить это. Наступит день, когда ты станешь настоящей леди, Тилли Троттер. Ты уже стала настоящей леди, и это истинная правда, но придет день, когда ты станешь леди по праву.
Зима подходила к концу. Солнце показывалось все чаще, воздух потеплел, правда, снег только начал подтаивать на потемневших откосах ухабистой дороги, да и вероятность метелей не миновала. Тилли вспоминала, как два года назад снег валил почти до самой Пасхи; но сегодня день был ясным, почти весенним. Мистер Бургесс сам ковылял по комнате, подбирая то одну, то другую книгу: приближающаяся весна как будто вливала новые жизненные силы в его немощное тело.
Подложив последнее полено в огонь, Тилли обернулась. Учитель стоял у окна, задумчиво глядя на улицу.
— Как хорошо, — сказала она. — Солнце…
— Да-да, дорогая. Солнце, дающее жизнь всему… Вот и детей оно выманило из дому.
— Детей?
Подойдя, она взглянула сквозь протаянное в морозных узорах на стекле отверстие и увидела трех мальчишек, идущих по дороге. Они подпрыгивали, весело толкались, и мистер Бургесс заметил:
— Ну, прямо как ягнята! Весна так и играет у них в крови.
Улыбнувшись, Тилли отошла от окна, подхватила корзинку для дров, сняла с гвоздя за дверью плащ и, накинув его на плечи, вышла во двор.
Кроме домика во дворе были только две постройки, примостившиеся в дальнем конце двора. Одной из них была уборная, отличавшаяся такой современной деталью, как деревянное сиденье, впрочем, помещавшееся прямо на ведро; другой — совсем небольшой дровяной сарай. Вдоль его стен была сложена поленница в один ряд, и было местечко для козел, на которых Тилли пилила дрова. Стены оголились уже на две трети высоты, и она подумала, что надо бы поскорее заполнить их снова, потому что еще немного — и ей уже не управиться ни с пилой, ни с топором. Конечно, Артур не отказывался помочь, но кроме своего ежемесячного выходного, он почти не мог отлучаться из усадьбы.
Тилли начала укладывать дрова в корзину, но вдруг застыла с очередным поленом в руке, прислушиваясь, забыв распрямиться. В ту же секунду она почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица и из ее вмиг похолодевшего тела, — из-за двери до нее донеслось, с упоением выкрикиваемое детскими голосами, слово «ведьма».
О Господи, неужели снова! Тилли зажмурилась, потом рванулась было к дому, но решила обойти его сзади. Поэтому сначала они не заметили ее, стоящую между углом домика и живой изгородью из кустов шиповника — границей соседнего участка. Зато она отлично видела их — тех самых троих мальчишек. Они стояли на дорожке, ведущей к дому, и распевали во все горло:
Ведьма, ведьма, ведьма, эй!
Выходи-ка поскорей!
На костре тебя поджарим,
Станешь ты угля черней!
Ведьма, ведьма, ведьма, эй!..
Глаза всех троих были устремлены на дверь домика, и двое младших бросали в нее снежками. А старший, найдя в снегу большой камень, швырнул его в окно.
Услышав звон разбитого стекла, Тилли сорвалась с места. Сорванцы ожидали, что откроется дверь, поэтому на мгновение окаменели, увидев несущуюся к ним высокую женскую фигуру в черном развевающемся плаще с капюшоном.
