Глаза всех троих были устремлены на дверь домика, и двое младших бросали в нее снежками. А старший, найдя в снегу большой камень, швырнул его в окно.
Услышав звон разбитого стекла, Тилли сорвалась с места. Сорванцы ожидали, что откроется дверь, поэтому на мгновение окаменели, увидев несущуюся к ним высокую женскую фигуру в черном развевающемся плаще с капюшоном.
Старший, опомнившись первым, бросился бежать. Остальные двое, придя в себя, собирались последовать его примеру, но, слишком резко повернувшись друг к другу, столкнулись и чуть не упали. В этот момент подоспевшая Тилли и схватила обоих. Мальчишки были так напуганы, что готовы были умереть на месте от ужаса.
Руки у Тилли были худые, но очень сильные — не зря она столько времени пилила и колола дрова, а до этого работала в шахте, — так что, схватив мальчишек, она здорово встряхнула их, жестко глядя каждому в лицо.
Первым обрел дар речи тот, кто повыше.
— Это… это не я, миссис. Это н…не я разбил вам окно. Это Билли.
— Как тебя зовут?
— Т… Тейлор, миссис.
— Откуда ты? — Можно было и не спрашивать — Тилли заранее знала, что он пробормочет в ответ:
— Из…из д…деревни.
— А ты? — И она так потрясла второго мальчика за шиворот, что его голова замоталась из стороны в сторону. — Тебя как зовут?
— Пир…Пирсон, миссис. Томми Пирсон.
Пирсон. В деревне был только один Пирсон, по крайней мере, двенадцать лет назад там был только один Пирсон, и звали его Том. И он хорошо относился к ней.
— Твоего отца зовут Том?
— Да, миссис.
— Ладно. — Наклонившись, Тилли проговорила прямо в лицо мальчика: — Сейчас ты пойдешь домой и расскажешь отцу, чем ты здесь занимался. Ты слышишь, что я говорю?
— Д…да, миссис.
— Я узнаю, рассказал ты или нет. Понятно?
— Да, миссис.
— И скажи ему, чтобы выпорол тебя как следует.
На сей раз «да, миссис» прозвучало не сразу. Мальчишка всхлипнул, засопел и только потом еле слышно пробурчал:
— Ага… То есть да, миссис.
— Теперь ты. — Тилли встряхнула второго пацана. — Говори, кто послал тебя? Кто велел тебе прийти сюда?
— Билли Макграт. Вот он. — Сорванец мотнул головой и рукой в сторону дороги, где, неподалеку стоял старший мальчишка.
Тилли впилась в него взглядом. Макграт… Снова один из Макгратов, сын кого-то из братьев, оставшихся в живых. Он не мог быть сыном Стива, потому то, во-первых, Стив давно уже уехал из этих краев, а во-вторых, Стив тоже был ей другом. Правда, он, Стив, хотел быть ей больше, чем просто другом — так же, как и Хэл. Вот из-за этого Стив и убил Хэла. Хотя не только: в детстве ему пришлось всякого натерпеться от старшего брата. Значит сейчас перед ней стоял еще один Макграт — уже из другого поколения. Неужели все начнется снова? О нет, только не это!
Как бы в ответ на ее безмолвный вопрос, юный Макграт завопил, приплясывая на дороге:
— Ведьма! Ведьма! Ты старая ведьма и убийца. Ты убила моего дядю Хэла, убила, убила! Но моя бабушка доберется до тебя. Она говорит, что разделается с тобой, и она разделается! Ведьма! Ведьма!
При этом последнем слове, которое он выкрикнул во всю силу своих легких, из-за сугроба на краю дороги появился всадник и, натянув поводья, резко остановил коня как раз за спиной у мальчишки. От неожиданности тот шарахнулся, оступился, едва не свалившись в прикрытую снегом канаву, и, кое-как устояв на ногах, вытаращился на возвышающегося над ним человека на лошади.
— Что это у тебя тут за игра, парень?
— Я дразню ведьму, мистер Бентвуд.
Подняв голову, всадник взглянул туда, где стояла Тилли, все еще держа за шиворот младших мальчишек. Оценив ситуацию, он наклонился к юному Макграту и щелкнул хлыстом у него над головой:
— А ну-ка, гаденыш, проваливай, откуда пришел. И если я еще раз увижу, что ты идешь по этой дороге, я спущу с тебя всю шкуру. Слышишь? И передай это своим Отцу и бабке, понял?
Мальчишка, ничего не ответив, трусливо оглядываясь, начал бочком-бочком отступать по канаве, а Симон Бентвуд направил коня к Тилли.
Она не посмотрела на него, только еще раз взглянув поочередно в лицо обоим мальчишкам, проговорила:
— Так помните, что я вам сказала! — После чего стукнула их лбами — правда, не слишком сильно, но этого она и не хотела, — а потом оттолкнула их.
Ребята припустились по дороге, держась за ушибленные лбы. Некоторое время Тилли смотрела им вслед. Затем, подняв голову, наконец устремила взгляд на человека на лошади.
— Я пока в состоянии сама разбираться со своими делами, мистер Бентвуд. И буду благодарна вам, если вы не станете вмешиваться в них.
— О Тилли! — Переложив хлыст в руку, державшую поводья, он на мгновение прикрыл глаза свободной ладонью. Потом несколько секунд молча смотрел на нее сверху вниз. — Что было, то прошло, Тилли. Разве не так? В конце концов, на поверку, ни кто из нас не святой.
Это была правда. У него была связь с замужней женщиной, у нее — с женатым мужчиной. И, пожалуй, ее, Тилли, вина являлась более тяжкой — ее связь длилась целых двенадцать лет, а вот его история закончилась довольно быстро. Охочая до мужчин леди Митон пресытилась Симоном Бентвудом, и это произошло почти что сразу после того дня, когда Тилли застала их голыми в сенном сарае.
Она часто задавала себе вопрос, почему это так больно задело ее. Возможно, то была гибель некого идеала, мечты, ее первой любви. А он, Симон Бентвуд, и правда был ее первой любовью — с той самой минуты, когда она, пятилетняя девчушка, впервые увидела его. В тот день он сообщил, что собирается жениться, и пригласил ее прийти поплясать у него на свадьбе, Тилли сказала себе: «Мое сердце разбито». Однако в самый вечер свадьбы она получила доказательство того, что кое-что значит для Симона: покинув новобрачную, он примчался на выручку Тилли и не дал Хэлу Макграту изнасиловать ее. Когда Макграты сожгли домик ее бабушки и Симон приютил обеих у себя, любовь Тилли разгорелась еще сильнее, если только это было возможно, что не укрылось от глаз его жены.
Время шло, и Симон понял, что женился не на той, на ком следовало бы. Тогда он вознамерился снять для Тилли домик в Шилдсе, но она не желала и слышать об этом, предпочтя адский труд в шахте перспективе прослыть его содержанкой.
Уже работая в Мэноре, она узнала о смерти его жены, случившейся несколькими неделями раньше. Тилли весьма удивило, что Симон сам не сообщил ей об этом. Тогда она приписала это его желанию соблюсти приличия. Сама Тилли не стала слишком-то задумываться о приличиях: она решила немедленно отправиться к нему с выражением сочувствия. Конечно, она отдавала себе отчет в собственном лицемерии, но все-таки надеялась, что ей удастся не слишком уж явно выказывать свою радость. Но что же она нашла, добравшись до фермы? Она нашла Симона, занимавшегося любовью с той самой женщиной, которая стала причиной несчастий ее хозяина.
