– Ты тоже этим увлекаешься?
– Нет, это папино хобби. Он никогда меня не учил. По его словам, у каждого должно быть собственное занятие. Впрочем, он разрешал наблюдать, как он это делает, только ничего не трогая при этом.
– Как грустно.
– Грустно? А я об этом не задумывался. Другого положения дел я не знал, и мне нравилось. Тихо, зато интересно. Отец мало говорил за работой, но было так приятно просто проводить время рядом с ним.
– Он играл с тобой в салочки? Катался на велосипеде?
– Нет. Он вообще не любил проводить время на улице. Занимался только своими корабликами. У него я научился терпению.
Джейн потупилась, глядя себе под ноги; видимо, она вспоминала собственную семью.
– Ты единственный ребенок? – вдруг спросила она.
Хотя я никому еще об этом не говорил, мне вдруг захотелось объяснить ей почему. Я хотел, чтобы Джейн знала все.
– У мамы больше не могло быть детей. Когда я родился, у нее случилось какое-то кровоизлияние, и врачи сказали, что рожать дальше было слишком рискованно.
Джейн нахмурилась:
– Мне очень жаль.
– Наверное, ей тоже.
Мы приблизились к университетской часовне и ненадолго остановились, чтобы полюбоваться архитектурой.
– Кажется, такого откровенного разговора у нас с тобой еще не было, – сказала Джейн.
– Возможно, такого откровенного разговора у меня еще не было ни с кем.
Углом глаза я заметил, как она заправляет за ухо прядь волос.
– Наверное, теперь я понимаю тебя чуть лучше, – произнесла Джейн.
Я помедлил.
– Это хорошо?
Джейн обернулась ко мне, и я вдруг понял, что уже знаю ответ.
То, что было дальше, почти полностью улетучилось из моей памяти. Помню лишь, что сначала я взял Джейн за руку, затем нежно притянул к себе. Она, кажется, немного испугалась, а потом закрыла глаза и подалась вперед. Когда наши губы соприкоснулись, я понял, что запомню наш первый поцелуй навсегда.
Прислушиваясь, как Джейн беседует по телефону с Лесли, я подумал, что голос у нее остался, точь-в-точь как у девушки, которая некогда гуляла со мной по кампусу. Джейн говорила оживленно и весело и смеялась так, будто дочь была в комнате.
Я сидел на кушетке в дальнем углу и слушал краем уха. Некогда мы с Джейн могли болтать и гулять часами, но теперь, видимо, мое место заняли другие. Общаясь с детьми, Джейн всегда знала, что сказать, и не испытывала никаких затруднений, когда навещала Ноя. Круг ее друзей был довольно велик, и она охотно бывала в гостях. Интересно, что подумали бы знакомые, если бы провели с нами обычный вечер?
Неужели мы – единственная пара, столкнувшаяся с подобными проблемами? Или это типично для всех, кто прожил в браке много лет? Неизбежное действие времени. С точки зрения логики так оно и есть, но мне по-прежнему больно было осознавать, что вся легкость улетучится, как только Джейн повесит трубку. Вместо радушной болтовни начнется обмен банальностями, магия исчезнет. Еще одного разговора о погоде я не выдержу.
Но что делать? Этот вопрос не давал мне покоя. В течение часа я размышлял над двумя вариантами и в конце концов понял, чего, по моему мнению, мы заслуживаем.
Джейн начала прощаться с Лесли. У всех людей есть излюбленные словечки, которыми они заканчивают телефонный разговор, и я знал словечки Джейн так же хорошо, как и свои собственные. Скоро она скажет дочери, что любит ее, выслушает то же самое в ответ и распрощается. Решив не упустить свой шанс, я поднялся с кушетки и повернулся к жене.
Надо подойти к ней и взять за руку, как тогда, перед часовней в Университете Дьюка. Она точно так же удивится, в чем дело, а затем я притяну Джейн к себе, коснусь ее лица, закрою глаза… и когда наши губы соприкоснутся, она поймет, что этот поцелуй не похож на все предыдущие. Он будет необычным, но странно знакомым, легким, но исполненным желания; он пробудит в ней давнее чувство и положит новое начало нашей жизни, как это сделал первый поцелуй много лет назад.
Спустя несколько секунд Джейн попрощалась с дочерью и повесила трубку. Пора. Собравшись с духом, я двинулся вперед.
Жена стояла спиной ко мне, по-прежнему касаясь рукой телефона. Она смотрела в окно гостиной, изучая серое, медленно темнеющее небо. Джейн была самым прекрасным человеком из всех, кого я знал, именно это я собирался сказать ей после поцелуя.
Она уже была близко – достаточно близко для того, чтобы я уловил знакомый аромат духов. Мое сердце бешено забилось. Я почти дотронулся до ее руки, но Джейн вдруг снова быстро взяла трубку. Она двигалась уверенно и порывисто.
Когда Джозеф ответил, я утратил свою решимость. Мне оставалось только вернуться на кушетку.
* * *
В течение следующего часа я сидел с раскрытой биографией Рузвельта на коленях. Хотя Джейн именно меня попросила обзвонить гостей, после разговора с Джозефом она сама поговорила с нашими близкими друзьями. Я вполне оценил ее рвение, но в итоге до девяти часов мы пребывали в разных мирах, и я пришел к выводу, что нереализованные надежды, даже самые скромные, всегда причиняют невероятную душевную боль.
Когда Джейн закончила, я попытался привлечь ее внимание. Вместо того чтобы сесть рядом, она взяла со стола в прихожей пакет, которого я раньше не замечал.
– Я купила это для Анны по пути домой, – объяснила жена, вытаскивая два свадебных журнала. – Прежде чем отдать их ей, я бы сама хотела взглянуть.
Я натянуто улыбнулся, догадавшись, что остаток вечера потерян.
– Отличная идея.
Пока мы сидели в молчании – я на кушетке, Джейн на кресле, – я то и дело исподтишка поглядывал на нее. Глаза жены поблескивали, когда она рассматривала одно за другим свадебные платья и время от времени загибала страничку. Зрение у нее, как и у меня, было уже не таким острым, как прежде, и порой Джейн откидывалась на спинку кресла, чтобы видеть отчетливее. То и дело она что-то восторженно шептала, я догадался, что она рисует себе Анну в том или ином свадебном наряде.
Наблюдая за ее подвижным лицом, я с умилением вспоминал, как целовал его. Мне очень хотелось сказать: «Я никого не любил так, как тебя», – но здравый смысл победил, напомнив, что лучше приберечь эти слова для другого раза, когда Джейн обратит свое внимания на меня и, возможно, сумеет ответить.
По мере того как шло время, я продолжал наблюдать за женой, усердно делая вид, что читаю. Думая, что могу делать это всю ночь, но усталость взяла верх. Судя по всему, Джейн намеревалась просидеть здесь еще как минимум час. Ей не будет покоя, пока она повторно не просмотрит загнутые страницы.
– Джейн… – позвал я.
Она машинально отозвалась:
– Да?
– У меня есть идея.
– Какая? – Она увлеченно рассматривала журнал.
– О том, где устроить свадьбу.
Джейн наконец подняла взгляд.
– Может быть, это не идеальное место, зато вполне доступное и просторное, – продолжал я. – Там полно места для парковки. И цветы. Тысячи цветов.
– Где это? Я помедлил.
– В саду у Ноя. Под шпалерами.
Джейн удивленно приоткрыла рот и быстро заморгала, а потом улыбнулась.
Утром я условился насчет смокингов и принялся обзванивать друзей и соседей по списку, по большей части получая ожидаемые ответы: «Конечно, мы придем», «Ни за что не свете такого не пропустим». Я не затягивал разговор надолго и потому управился еще до полудня.
Джейн и Анна отправились за цветами для букетов, а потом намеревались заскочить в старый дом. Поскольку собраться всем вместе нам предстояло только вечером, я решил отправиться в Крик-Сайд. По пути я купил в магазине три буханки хлеба.
Пока я ехал, мои мысли были заняты домом Ноя и первым визитом туда.
Мы с Джейн встречались уже полгода, когда она представила меня своим родным. В июне она окончила колледж; после вручения дипломов она села ко мне в машину, и мы вслед за Ноем и Элли поехали в Нью-Берн. Джейн была старшей из детей, и, судя по выражениям их лиц, они меня оценивали. На торжественной церемонии я стоял рядом с членами семьи; когда Элли взяла меня под руку, я преисполнился гордости, поскольку, несомненно, произвел на нее впечатление.
Ощутив мое беспокойство, Джейн немедленно по прибытии домой предложила мне прогуляться. Невероятная красота долины успокоила мои нервы, небо было ярко-голубого цвета, в воздухе не ощущалось ни весенней прохлады, ни летней духоты. Ной посадил здесь тысячи луковиц, и вдоль забора красовались лилии самых немыслимых цветов. Воздух наполняли птичьи трели. Но розарий даже с расстояния сразу же привлек мое внимание. Пять концентрических сердец (самые высокие кусты в середине, пониже – по краям) цвели алым, розовым, оранжевым, белым и желтым. В сочетаниях цветов была хорошо продуманная небрежность, отражавшая союз человека и природы, который казался почти неуместным посреди девственной красоты пейзажа.
Наконец мы подошли к шпалерам. Разумеется, я был очень привязан к Джейн, но до сих пор еще сомневался, что нам уготовано судьбой будущее. Как уже говорилось, я считал необходимым сначала сделать карьеру, а затем завязывать серьезные отношения. До выпуска мне оставался еще целый год, и казалось несправедливым просить Джейн подождать. Конечно, я даже не подозревал, что в итоге останусь в Нью-Берне. Я заблаговременно записался на собеседования в Атланте и Вашингтоне.
