– Давай-ка проясним кое-что, Ник Салливан. Я делаю тебе одолжение. Либо ты избавишь меня от лекций, и мы едем в Розмаунт, либо ты продолжаешь разглагольствовать на обочине, а добираешься автостопом. Решать тебе.
Ник скрестил руки на груди, на губах его гуляла усмешка.
– И когда это Фил Коксуэлл стала такой крутой девочкой? – Я бросила на него свирепый взгляд.
– Это из-за того, как ты отозвался о моем малыше. – Я нежно погладила баранку, как будто пикап действительно мог обидеться на Ника. – Ты наговорил гадостей.
– Так для тебя машина – это ребенок?
– Вот именно.
Ник усмехнулся, морщинки вокруг глаз смягчили его черты, отчего мое раздражение испарилось.
– Сдаюсь. Я бы выпил кружечку кофе, не важно какого. Он все равно не может быть хуже того, что мне доводилось пробовать.
Я претворилась, что его улыбка не возымела действия.
– А где ты его пробовал?
– Где-то в Бутане. Он был едва теплый и пропущенный через старый носок вместо фильтра.
От удивления я распахнула глаза. Но, посмотрев на Ника, я поняла, что он не врет ни о носке, ни о том, где он пил этот кофе. Я снова почувствовала себя неисправимой домоседкой. Какая из меня пара мужчине, который объездил полмира?
– Я даже не знаю, где этот Бутан находится.
Лицо Ника стало задумчивым, мысли его витали где-то далеко.
– Это к востоку от солнца и к западу от луны. Сразу за Шангрила. – Ник так неожиданно посмотрел на меня, что я чуть не подпрыгнула. – Прагматичные путешественники чаще ходят через Тибет. Бутан в Гималаях. Съезди как-нибудь, тебе понравится.
– С чего ты взял?
Ник подался вперед и взялся за сиденье водителя.
– Цвета, Фил. Последний раз мы были там в марте, попали как раз на религиозный фестиваль, связанный с солнцестоянием. Три дня мы смотрели на священников, которые танцевали и пели молитвы. Толпа плясала вместе с ними. Звуки барабанов и цимбал проникали прямо в вены. – Он покачал головой. – В итоге мы тоже были в толпе, на плечах у нас сидели дети, которых мы даже не знали. Все танцевали в трансе. Это волшебство.
Ник снова посмотрел на меня своими зелеными глазами. Его пальцы сомкнулись на моем плече. На этот раз я не могла сослаться на шампанское, но мне все равно стало жарко.
Его пальцы коснулись моих губ, но я не могла пошевелиться, невзирая на размазанную помаду. Более того, я надеялась, что он размажет ее своими губами.
Ник посмотрел на губы, как будто прочитал мои мысли, наклонил голову, и я не смогла устоять. Я протянула руку и погладила его по щетинистой щеке, отдаваясь поцелую.
Разумеется, только для того, чтобы проверить, что было навеяно шампанским, а что настоящее.
Но Ник отпрянул, словно его веревкой оттащили.
– Тебе бы там понравилось, Фил, точно говорю. Там цвета больше, чем у тебя на кухне. – Волшебство исчезло, он говорил, словно чужой человек. – Съезди как-нибудь.
На приглашение это не походило. Но я поверила ему на слово. Честность – хроническое заболевание Ника.
Я выключила двигатель, повернув ключ в замке зажигания, и потянулась к ручке дверцы в надежде разрядить обстановку.
– Вряд ли я поеду туда, чтобы выпить чашку кофе в экзотической атмосфере.
– Носок был чистый! – запротестовал Ник с явным облегчением, что я дала ему шанс улизнуть. – Но вот кофе был просто отвратительный. Впрочем, выпили мы его от отчаяния.
– Думаю, сегодня мы обойдемся без приключений.
– Надеюсь. Было бы печально осознавать, что достижения цивилизации не дают преимуществ перед старым носком вместо фильтра. – Ник смотрел на меня, однако взгляд его был каким-то пустым. – Интересно, они дают к кофе маленькие шоколадки?
Я испытала культурный шок.
– Подожди, но ты же только читал мне лекции по экологии. Я думала, ты остановишься на тофу с имбирным соусом.
Ник кивнул с притворной серьезностью.
– Настоящий мужчина должен знать свои слабости. Я возьму шоколадные пончики.
– Ага. – Армия братьев научила меня о количестве пищи задумываться до покупки. – Когда ты ел последний раз?
– Вчера. В самолете. – Ник поморщился. – Правда, едой это сложно назвать.
Я рассмеялась.
Ник набросился на пончики, словно оголодавший волк. Я отклонила его предложение попробовать, на что он лишь благодарно вздохнул, а я поехала дальше.
Было весело. Дорога перед нами была пуста. Навстречу попадались редкие машины, а в нашу сторону ехала лишь коричневого цвета «хонда». Она плелась еле-еле, за рулем явно сидел не выспавшийся водитель. Впрочем, я тоже не выспалась, но держалась бодро. А ведь еще не было и восьми. Наверно, нужно было сказать спасибо плитке шоколада.
Я пристроилась за «хондой» в ожидании, когда та уступит мне дорогу. Но мужчина или женщина за рулем не спешили сворачивать в сторону.
Я решилась на обгон.
Сзади послышалось настороженное шуршание пакета из-под пончиков.
– Ты ведь не станешь этого делать? – сказал Ник севшим голосом. Но он ошибся.
Я вдавила педаль газа в пол, клапаны Зверя застучали с удвоенной силой, и мы легко обошли «хонду». Навстречу нам летел «лексус» с женщиной за рулем, и я видела, как она испугалась одного нашего вида.
Зверя качнуло, когда мы вернулись на свою полосу. Так хорошо мне не было очень давно.
Впереди замаячила еще одна машина. Я улыбнулась улыбкой хищника и снова нажала на педаль газа. Как же мне этого не хватало в вечерних пробках! О да, если я и умею делать что-то неплохо, так это водить машину.
Первое, что я спросила у брата, Джеймса, которому выпала честь учить меня вождению, это как трогаться с пробуксовкой. Он отказался объяснять, сославшись на принципы, но я решила, что он просто сам не умеет. Он ведь старший сын, нужно держать марку, и все такое. Тогда я спросила Мэтта – сына номер два, – а он настучал отцу, за что тот лишил меня уроков вождения на долгие шесть месяцев. Отец силен в стратегии кнута и пряника. Правда, наказание в его случае обычно превалировало. Пожалуй, это делало ему честь как судье. Но как отец он был слишком суров.
Не то чтобы я с этим считалась.
Зак, будучи младшим, а соответственно бунтарем, с радостью воспринял мою идею о скрипе покрышек об асфальт, хотя и признался честно, что сам не умеет трогаться с пробуксовкой. Мы учились вместе. А еще учились выписывать восьмерки на скользком пятачке парковки перед муниципалитетом Розмаунта. Было весело, хотя влетело нам здорово, когда отец все узнал.
Зак, если честно, без царя в голове. Я лично никогда не выезжала на пруд, чтобы скользить по тонкому льду. А с ним ездила только потому, что боялась оставить его одного. Ведь провались он под лед, кто бы стал его спасать? А вот как его спасать, если я сижу рядом, я тогда не задумывалась.
