- Ну, а что скажешь о шампуне из молока? - тихо спросила она. Она шмякнула о стол пакет с молоком и потянулась за журналом "Бэкстейж" с голубой "шапкой" через всю страницу. - Завтра состоится просмотр, открытый для постановки нового мюзикла "Ребенок в пятницу" Открытый просмотр, Кар, как это бывает у актеров не членов профсоюза. Это означает, что любой человек, находящийся на доступном от места проведения расстоянии и имеющий мужество называть себя актером, может прийти и принять участие. Все, что от тебя требуется, - это фотография восемь на десять и шестнадцать тактов стандартной легкой музыки. Если тебе сильно повезет, то ты преодолеешь все шестнадцать. В большинстве случаев этого не потребуется. Вот так. Ну, что скажешь? Ведь у тебя такого мужества навалом, не правда ли?
- Нет, неправда.
Пакет завис над ее головой.
- Погоди! Я пойду, пойду! - сказала, смеясь, Карен и, словно маленькая проказница, убрала под себя ноги. - Я только…
Отбросив волосы на одно ухо, она коснулась пальцем кончика носа. Этот жест обычно означал, что Карен хочет сказать что-то серьезное, а этим отличались только две вещи: вопрос о том, как Карен Блум встретить любовь в этом жестокосердном городе, и проблема, как Карен Блум может стать такой звездой, которая не может перейти через улицу, не рискуя быть раздавленной тысячами обожающих ее поклонников. Ах, все это лишь сосредоточение на собственной персоне восемнадцатилетней девчонки, подумала Лейк с высоты своего значительного преимущества - двадцатилетнего возраста.
- Лейк, почему ты хочешь стать актрисой?
- Не знаю, - этот вопрос ее явно застал врасплох. - Право, не знаю. Почему люди вообще хотят кем-нибудь стать? Почему, например, все стремятся стать водопроводчиками, а?
- Потому, что они умеют это делать или хотят заработать кучу денег, - начала серьезно рассуждать Карен, - или у них отец водопроводчик, поэтому в этой области у них есть свой шанс. Вот почему люди становятся водопроводчиками. Но сцена - это совершенно другое. Не спрашивай меня почему.
- Я просто люблю сцену, люблю играть, - медленно сказала Лейк, чувствуя, как ее слова, словно гидролокатор, отдаются где-то в глубине ее существа. - Может, я люблю быть другими. Чокнутая, да?
- С приветом, - согласилась Карен. - Я не знаю, почему хочу стать актрисой. Я просто знаю, что очень этого хочу, настолько сильно, что каждый день, пока я еще не звезда, я понемногу умираю, на самом деле. Мне постоянно кажется, что… я нигде не могу найти себе места. Просто никуда не вписываюсь. Ни дома, ни в школе, ни в семье, даже с друзьями. Но вот, когда играешь на сцене, тогда только и находишь себя. Там твое место. И это охватывающее тебя всю целиком чувство не сравнится ни с чем. Понимаешь, что я имею в виду?
- Да, - прошептала Лейк. Она не любила слушать, когда об этом говорят вслух, громко. Она не любила слушать, когда говорили, что, мол, все они одинаковы, что никто из них в сущности ничем не отличался от другого. Ей, конечно, не нравилось слышать, как ее сокровенные глубокие мысли излагает эта восемнадцатилетняя девочка - Карен Блум. Хотя она и любила Карен - ведь Карен была милой, смешной и очень хорошей девочкой, Лейк не чувствовала, что Карен говорит об этом искренне. Она была милый ребенок, но не ради прекрасных глаз люди приходят посмотреть кино, заплатив свои деньги. Может, она ошиблась, побуждая Карен пойти на прослушивание для "Ребенка в пятницу"? Нет, черт возьми, каждый на этом свете должен испытать свою судьбу. Пусть же лучше сразу во всем разберется. У Карен была поддержка - ее театральное училище. Она смышленая, вероятно, смогла бы стать превосходным адвокатом или еще каким-нибудь специалистом и добиться отличной карьеры. Нет, Лейк в глубине души чувствовала, что у Карен ничего такого нет. С другой стороны, она не испытывала никаких сомнений в отношении себя самой. Просто ей в голову пришла мысль, что любой актер - будь он плохой или хороший, заинтересованный или безразличный - скорее всего чувствовал все точно так же.
- Отправляйся спать, - внезапно сказала она. - Нам завтра рано вставать. Могу побиться об заклад, люди уже сейчас занимают очередь у площадки для просмотра.
- Послушай, - сказала Карен. - Только сейчас я осознала: с тех пор, как я сюда въехала, тебя не мучили по ночам кошмары.
- Нет, не мучили, - Лейк широко улыбнулась ей. - Ни одного не было. Ну, что скажешь?
Карен покачивала головой, ничего не понимая.
- Может, я сверхъестественное существо? Как ты думаешь?
- Да, ты ужасное существо, - сказала Лейк и выключила свет. - А теперь отправляйся в кровать!
В пять утра город мог показаться самым прекрасным местом на земле. На пустынных улицах царила тишина. Если вы возвращались из-за города, то могли в этот час почувствовать, что Нью-Йорк принадлежит исключительно вам. Если вы не ложились спать всю ночь, размышляя над своей судьбой, то могли выглянуть в окно и полюбоваться тем, как легкие предрассветные сумерки обмывают город, обновляя его, вселяя в вас надежду. Потом можно было отправиться в кровать и поспать немного, а затем проснуться готовым к восприятию мира заново.
Если вы проснулись в пять утра мерзким февральским утром, чтобы занять очередь вместе с пятьюдесятью тысячами других безработных актеров в призрачной надежде за одну только ночь достичь звездных вершин на Бродвее, город покажется вам отвратительной старой шлюхой с астматическим кашлем, насморком и со склонностью к бреду. Да и сам февраль отнюдь не подарок. Он отличается от всех остальных месяцев наибольшей популярностью самоубийств. Отпускники сделали все, что могли, выбрав город для празднования дня святого Валентина, когда соединяются сердца возлюбленных, - 14 числа, но и это не помогло. Февраль был настолько же привлекателен, как и сам Нью-Йорк, если только воспринимать его до пяти утра.
Как и подозревала Лейк, несколько крепких бедолаг провели здесь всю ночь, чтобы попасть в верхнюю часть длинного списка. Но далеко не все придерживались распространенного правила - первым пришел, первым обслужен. "Первым пришел, первым позабыт", - горько усмехались они.
Во всяком случае, когда в семь тридцать утра Лейк с Карен подошли к месту прослушивания, то получили соответственно 130-й и 131-й номера. Но это было по предварительной записи, которую вели актеры под номерами 1-й, 2-й и 3-й.
Они простояли в очереди, трясясь от холода, два с половиной часа. Потом какой-то чиновник создал настоящее столпотворение, объявив, что начинается регистрация кандидатов по новому, единственному и подлинному списку. После этого безумия многие актеры, стоявшие в хвосте, отказались от этой затеи и отправились по своим обычным делам - кто на работу, а кто на ее поиски. В любом случае их больше здесь не видели. Тех, имена которых значились в верхней части нового списка, как и тех, кому больше нечем было заняться, пригласили в подвальное помещение театра. Оно было большое, довольно чистое и, слава Богу, там было тепло.
