— Эй! — кричу я ему вслед. — Не любишь начальство?
— Не люблю.
Франко открывает дверь и выходит. Меня обдает потоком холодного воздуха, и дверь за ним захлопывается. Мне неловко, оттого что я ему похвасталась. Но есть в нем что-то такое, из-за чего с ним хочется состязаться.
Елена прибралась в доме и нарядила ребенка к приезду Алессандро. Она приготовила овощи, испекла хлеб и пирог. Перемыла весь дом, постелила чистое белье. Эти выходные мама, папа, Рома и Диана проведут с нами в городе.
— Идут! — кричит Рома со своего наблюдательного поста на подоконнике.
Папа все еще хромает, и Алессандро помогает ему идти по обледеневшей дорожке. Диана открывает дверь. Мы с мамой и Ромой выходим навстречу. Алессандро обнимает нас.
— Где она? — тихо спрашивает он, снимая пальто. Лицо у него очень бледное, а глаза — красные от слез.
— Елена! — зовет мама.
Елена выходит из кухни, неся в руках розовый сверток. Алессандро протягивает руки, Елена отдает ему ребенка. Она развязывает ленточку, расправляет одеяльце. Алессандро смотрит на свою дочь. У него выступают слезы.
— Bella, — целует он малышку. — Спасибо, что заботилась о ней, — говорит он Елене и снова нежно целует ребенка.
— Мы ее еще не назвали. — У Елены по щеке скатывается слезинка.
— Ее надо назвать в честь матери. — Алессандро заплакал, а девочка принялась гулить, как будто утешая его. Он вдруг резко перестал плакать и внимательно поглядел на дочку. Она серьезно смотрела на отца, как бы ожидая его решения. — Да, она будет Ассунтой.
Задолго до того, как отец Импечато стал священником в церкви Богородицы на Маунт-Кармель, священником в Розето был отец Паскуале Де Ниско. Он-то и превратил шахтерский лагерь в процветающий городок. Он умер в 1911 году, но то, что он сделал для Розето, не пропало даром. Он учил итальянцев английскому, потому что понимал: иначе они не смогут выжить в этой стране, — а потом помогал им получать гражданство. Он организовал первую спортивную команду в Розето и составил из добровольцев первую пожарную бригаду.
На прошлой неделе мои рабочие сделали больше тысячи тюков. И за каждый тюк сверх тысячи я получила по пять центов. Этими деньгами я больше всего горжусь. Дженкинс был уверен, что мне их не видать, поэтому так приятно было войти к нему в кабинет и сообщить, что мы перевыполнили план.
Когда я заняла место Эльмиры Клементс, то стала добиваться улучшения условий труда. Я потребовала, чтобы машины расставили по-другому. В результате производительность труда заметно выросла. Да и качество работы улучшилось. Я потребовала для всех рабочих гладильного цеха перчатки до локтя. У меня на запястье навсегда останется шрам от ожога в мой первый день на фабрике. И я не хочу, чтобы мои рабочие подвергались такому риску.
Скоро будет год, как я работаю на фабрике, из них шесть месяцев — начальником цеха. Я не задумываюсь, нравится мне моя работа или нет, а просто стараюсь делать ее хорошо. К тому же, получая зарплату, я понимаю, как важно, что работаю. Моя семья нуждается в моей помощи. И я рада, что могу ей помочь.
Алессандро трудится вместе с папой на ферме, а мы с Еленой и малышкой живем в городе. Регулярно заходит речь о том, чтобы продать дом на Дьюи-стрит, но я довольна, что это пока только слова: отсюда легче добираться до фабрики. Есть и еще одна причина не продавать дом: в этом году Диана пойдет в школу в Розето. Моей младшей сестренке не придется работать на фабрике.
Ранним утром в понедельник Четти догоняет меня, и мы вместе идем на фабрику.
— Энтони Маруччи пригласил меня на свидание. В эту субботу. Мы поедем в кино в Истон. Хочешь с нами?
— Нет, спасибо. Третий лишний.
— Да ладно. У Энтони много друзей. Франко Цоллерано, например, ты очень нравишься.
— Ну нет. Уж больно он самодовольный.
— Все они такие. Он просто хочет произвести на тебя впечатление. — Четти бросает на меня проницательный взгляд. — Я кое-что слышала о Ренато. Кто-то из девочек слышал от его отца, что он сегодня возвращается.
Я застываю от неожиданности. Почему он не написал, что возвращается? С тех пор как он прислал то письмо об Ассунте, мы с ним регулярно переписывались.
Сегодня прибудет машина из Нью-Йорка, и мне придется допоздна следить за погрузкой. Раньше этим занимался мистер Дженкинс, но теперь поручил мне: он мне доверяет, знает, что я пересчитаю все честно и правильно.
Когда раздается гудок, рабочий день заканчивается, фабрика быстро пустеет. Я выключаю основное освещение в главном цеху, захожу в закройный и там, к своему удивлению, вижу Франко Цоллерано. Поскольку механики работают на нескольких фабриках, их видишь далеко не каждый день. Иногда я ловлю себя на том, что высматриваю, нет ли его сегодня, но потом вспоминаю Ренато. Никто не сравнится с Ренато, и тем более какой-то острый на язык механик.
Франко разобрал конвейер и теперь стоит, склонившись над закройным столом, и что-то делает.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Шестеренка полетела. Меняю.
Франко нажимает на рычаг и осторожно вынимает шестеренку. Не понимаю, как он умудряется разбирать все эти мелкие винтики своими огромными руками. Он в одной майке, и я не могу не заметить, какие у него широкие плечи.
— Ты что-то хотела? — Он отрывается от работы и глядит на меня.
— Да нет. Просто вот смотрю на… как ты работаешь. — Я боюсь, что Франко догадался, что я разглядывала его плечи.
— Почему ты не захотела пойти со мной в кино?
Я не ожидала, что он об этом заговорит.
— Ты меня не приглашал, — отшучиваюсь я.
— Тебя приглашала Четти. От моего имени.
— Кто же так приглашает девушку в кино?
— Мисс Кастеллука, не окажете ли вы мне честь в субботу вечером отправиться вместе со мной в кинематограф?
— Нет.
— Вот видишь, даже так не вышло, — смеется Франко. — Тебе нравится кто-то другой?
— Можно и так сказать.
— Я наблюдал за тобой: ты все время ходишь одна. Что-то непохоже, чтобы у тебя кто-то был.
— И тем не менее… Видишь ли, он старше меня и… и знаешь, я не собираюсь с тобой все это обсуждать.
— Но я тоже старше.
— Не настолько.
— Значит, он гораздо старше. Зачем тебе такой старик? Со мной будет веселее.
— Не слишком ли ты высокого о себе мнения?
— Для тебя — нет.
— Ты когда-нибудь слышал о неразделенной любви?
— А кто говорил о любви? — смеется Франко.
— Ну… не о любви… — начинаю выкручиваться я. — Короче, когда кто-то кому-то нравится меньше, чем тот ему.
