— Кто разрешал хоть до чего-то здесь дотрагиваться?
Это как удар.
Дышать сразу же перестала и замерла.
— Я не… — сглатываю, поднимая голову. — Я просто хотела посмотреть.
Он резко ударяет ладонью по столу.
— Хотела посмотреть… Посмотреть… — морщится, слишком громко дыша. — Еще чего ты хочешь? Опозорить свою мать? Промыть ей мозги? Настроить ее против меня? Это твои планы?
От нахлынувшего шока я даже думать не могу.
— Думаешь, я позволю какой-то малолетней дряни делать все, что она захочет? За моей спиной? Ты кем себя возомнила? Ты кто? Ты кто такая, чтобы перечить мне?
— Я ничего не делала за вашей спиной.
— Решила, что я поверю?
— Я… — прочищаю горло, смотря своему страху прямо в глаза. — Можете верить, можете не верить. Мне все равно. Но мне не все равно на свою маму. Я не хочу, чтобы она опять страдала.
— Значит, со мной она страдает? — требовательно кричит он, будто не в себе. — За последний месяц она приезжала к тебе всего два раза. Два. И она страдала? Ты глупая дура, раз до сих пор не поняла, что страдает она только из-за того, что у нее такая дочь, как ты. Безмозглая, эгоистичная идиотка, которая думает только о себе.
С каждым его шагом ко мне становилось все страшнее.
Да, я боялась Покровского.
Всегда.
Сейчас его вид был пугающим, как никогда прежде.
— Уверен, слухи о тебе тоже правдивы.
Не знаю, откуда он узнал, но я была уверена, что не от своего сына.
Хотелось верить, что не Демид ему рассказал.
— Это все чушь. Я никогда не делала того, что написано в том посте.
— И не сделаешь. Теперь ты будешь делать только то, что я буду тебе говорить. Скажу сидеть — и ты сядешь. Скажу исчезнуть — и ты исчезнешь, пока не разрешу появиться. Я раскрошу тебя, если ты дашь мне повод это сделать. Ты меня поняла?
Чувствую, как мои зубы начинают стучать.
Ноги слабеют, и я понять не могу, откуда во мне столько сил, чтобы просто стоять напротив Покровского.
Получается вздохнуть только тогда, когда он разворачивается и отходит к телефону.
— Покровский! — рявкает в трубку. — Ты разобрался с вещами девчонки?
Я застываю на месте.
— Вези сюда. Подружка? — мужчина внимательно смотрит на меня. — Уладь с ней.
Подружка?
Марина?
О, черт.
— Что происходит? — на ватных ногах подбегаю к столу. — Что вы делаете?
Мое отчаяние его веселит.
— Ты переезжаешь. Сегодня же. Твои вещи…
— Нет! Нет! Нет! Вы не можете…
— Ты еще не поняла? Я могу все, девочка, — обходя стол, он останавливается. — Я. Могу. Все. Не будешь послушной, вылетишь из своего универа в одну секунду. Если и это тебя не образумит, то сама себе сделаешь только хуже. Ты же этого не хочешь?
Покровский наклоняется ко мне.
— Сейчас ты спустишься вниз и будешь всеми силами радовать свою мать и доказывать мне, что у тебя есть мозги. Еще ты будешь улыбаться и молчать. Если я узнаю, что ты что-то замышляешь, то сделаю все, чтобы ты до конца своей жалкой жизни жалела об этом.
Я борюсь с нахлынувшими слезами, когда дверь резко открывается и в проеме виднеется голова мамы.
— Уже надо садиться за стол, дорогой. Только вас и ждем. — Ее взгляд задерживается на мне. — Ангелина?
Киваю.
Маме этого достаточно, чтобы улыбнуться.
— Проводи девочку в ее комнату. — Покровский идет к двери. — Она хочет переодеться.
Мама и не заметила, как я выдохнула от облегчения, когда мужчина вышел.
— Я так рада, что мы все снова будем жить вместе. Ты даже представить себе не можешь, как я счастлива наконец-то забрать тебя из того клоповника. — Обнимает меня за плечи и ведет куда-то по коридору. — Я знаю, что ты не в восторге от этой идеи, но дорогая, так будет лучше всем. Ты привыкнешь. Все будет хорошо. Я тебе обещаю.
— Не надо ничего мне обещать.
Хорошо мне здесь никогда не будет. Мне нужно быть подальше отсюда ради этого. Но я до сих пор дрожу от страха. До сих пор хочется разреветься. Черт, что мне делать?
— Ты привыкнешь, — повторяет она. — Мы все будем…
— Кто эти все? О ком ты говоришь?
Я не в силах сдерживать себя. Это все… Меня просто раздавили. Как мама может этого не замечать?
— Ты, я, Вова и Демид.
— Что? Он тоже будет здесь?
— Конечно. Мы начнем все с чистого листа.
С чистого листа? Да этот лист никогда не был и не будет чистым. Мама наивная, раз продолжает так думать.
Мы останавливаемся.
— Переодевайся, не буду тебе мешать. А затем спускайся. Мы будем праздновать ваш с Демидом переезд.
Это не праздник. Это поминки моей спокойной жизни.
Дальше — ад под одной крышей с Покровскими.
Нахлынувшая злость заставляет меня бросить Маринкины ботинки в дальнюю часть комнаты, чтобы они с грохотом врезались в стену. Легче мне от этого, конечно, не стало, но что-то светлое на душе появилось. Мама с Покровским хотят загнать меня в их дом? Отлично! Раз сейчас у меня нет другого выбора, значит, надо сделать все, чтобы он появился.
Подлетев к креслу, хватаю платье дурацкого розового цвета. Настолько розового, что даже пятилетка, глядя на него, скажет, что это перебор. Хотя… Ужасный, кислотный цвет полностью соответствует моему настроению.
Нацепив на себя все, что было куплено мамой, включая туфли, я решительно выхожу из комнаты, прислушиваясь к каждому шороху. Снизу слышны голоса. В кабинете Покровского кто-то ходит. Черт! Надо бежать. Уж лучше толпа незнакомых людей, глазеющих на меня, чем еще один разговор наедине с Вовчиком.
Мысленно я теперь только так его называть буду.
Вовчик — звучит не так устрашающе. Весело даже. А капля веселья только разукрасит мою жизнь.
— Твои вещи привезли.
Я резко разворачиваюсь, смотря на стоящего за моей спиной Демида. Ну, сейчас начнется еще один раунд, но уже с другим соперником. В первом меня сбили с ног и добили сверху за считаные секунды. Я даже сделать ничего не смогла. Но сейчас…
— И что ты с ними сделал? Порезал или замочил в отбеливателе?
Демид прищуривается, рассматривая меня с головы до ног. Его взгляд тут же меняется, когда он замечает мое платье.
На лице появляется какое-то подобие улыбки.
— Вот это… — направляет на меня указательный палец. — Я бы точно замочил в отбеливателе. Что за ужас?
— Не говори так, если не хочешь расстроить своего папочку. Его личный подарок.
Хоть я и отбиваюсь, пытаясь побольнее ударить, но с мнением парня согласна.
Ужас.
— Что тебе надо?
— Ничего. Помогаю дочери подружки моего отца спуститься вниз.
— Я и сама справлюсь.
— Пошли.
— Отстань.
Еще раз — Покровский не похож на того, кто будет мне помогать.
Без слов он берет мою руку и идет вперед. Гадство, мне становится спокойнее от его тепла. Это издевательство природы? Гормоны? Какого черта меня успокаивают прикосновения Демида?
— Ты знал, какие планы были у твоего отца относительно меня?
Чувствую, как пальцы Демида сильнее сдавили мою ладонь.
— Догадывался, — бурчит он в ответ.
— Нельзя было в открытую сказать мне об этом?
— Как мог, так и предупредил.
— Ты мне угрожал! — тяну его руку на себя, останавливая.
— С тобой по-другому не получается.
Несколько секунд мы просто стоим молча, а потом, как по команде, отдергиваем руки. Тепло исчезает, и становится как-то грустно.
— Твоя комната рядом с моей? — Не знаю, что творится у меня в голове, раз я смогла задать такой вопрос.
— Через стенку.
Я представляю, что какое-то время нас с Покровским будет разделять одна лишь стена, и… Замираю.
— Я не хочу здесь оставаться.
Демид не комментирует.
— И никогда не мечтала об этом. Я хочу продолжить жить своей жизнью подальше от мамы, от твоего отца, от… Подальше от тебя. Подальше от всего этого.
— Помочь вызвать такси?
— Куда? Куда я поеду? Мои вещи уже здесь. Ты сам сказал. Уверена, ваш дрессированный бугай позаботился о том, чтобы меня и близко к общаге не подпустили. Да и твой отец ясно дал мне понять, если я хоть пальцем пошевелю без его разрешения, то он мне этот палец оторвет.
