Ты же не позволишь ему взять то, что принадлежит мне? Я, пожалуй, слишком затянул с играми.
Равнодушно пожимаю плечами, делая вид, что не понимаю. Еще как позволю! Да только он не захотел.
- Ты знаешь, как я тебя накажу за такое? - смотрит мне холодно в глаза с улыбкой. – Я свяжу тебя. И засуну в тебя всё… что попадется мне под руки. Mi prendero ' cura di te, uccellino. Non preoccuparti (Я о тебе позабочусь, моя птичка. Не волнуйся.).
Стучит задумчиво пальцами по перилам рядом с моей рукой.
Нет, - смотрю на него с отвращением. Лучше уж я использую то, что лежит у меня в сумочке. Но он не видит моего взгляда. Завис в своих мыслях.
- Cosa ha detto Inga?(что сказала Инга?)
Мне хочется убедить его, что с Бьянко ничего не было. Быть может, если Бьянко останется здесь, он всё-таки как-то поможет. Он же не отдал мои паспорта Руслану. И мне не придется… использовать папин пистолет. Я этого ужасно боюсь.
- Guardia... insolente (Охранник - наглый), - подбирает слово Руслан.
- No, mi sentivo male…
Объясняю, что мне было плохо, я попросила, чтобы не уходил. Сама! Но он все равно почти не понимает меня.
Начинает гладить мою кисть, кивая, словно понимает. Не дергаюсь, позволяя ему это. Если он уволит Бьянко… Я останусь совсем одна.
- Ну ничего, сейчас я его подрессирую. Чтобы нюх не терял. А дернется – вылетит отсюда нахрен в ту же минуту! Здесь должны работать только преданные мне люди,- бормочет, опуская взгляд в телефон. Делает дозвон.
- Белый, подойди в дом...
С остервенением луплю однотонно в грушу.
- Белый, ты чо?
- Костян, сгоняй за сигаретами, а? – разворачиваюсь я. - Я выходить не могу.
Отдает мне начатую пачку.
- Бери у меня еще есть.
В три затяжки по дороге выкуриваю сигарету. Не помогает успокоительное моё… Чет сорвало крышняк. В груди бьется сомнениями – какую-то херню я сделал. Надо было говорить с ней. Хотя бы попытаться. Но она этим своим нежеланием общаться просто допинала моё самолюбие, блять.
Ты же не девица, Белый, ну? Можно было как-то… Обиды свои засунуть поглубже и выяснить нормально? Нахрена ты ее прогнал? Да, блять… Потому что мне, лосю, наглючило! Наверное. А теперь я прокручиваю Аню с Русланом рядом заново и… не вяжется. Опять же – паспорта эти.
Ну я ж не Громов, и ни разу не психолог. Я просто… силовик обычный. Сломать там – пожалуйста. А вот эти - ни да, ни нет... Хрен разберешь! Конкретнее как-то можно быть, Анна Аркадьевна?
Достаю телефон, чтобы написать ей.
О… Руслан звонит.
- Белый, подойди в дом...
Чувствую, вылечу я с этой работы. Громов меня порешит.
- Звали, Руслан Львович? – захожу в дом.
Надежда стоит рядом Русланом. Держит поднос. На нем четыре рюмки текилы. Три из них уже пусты.
Анна стоит у окна. Щеки все также сладко горят. Но взгляд другой… Подавленный.
- Ты остался у Анны на ночь, - констатирует Руслан.
Аня с тревогой смотрит мне в глаза.
- Ей было плохо, я присмотрел.
- Я такого распоряжения не давал. Ты работаешь как «тень». В этом протоколе минимум личных контактов. Только фоновое присутствие. Изобрази-ка мне фоновое присутствие.
Меня будут дрессировать?
- Окей, - скрипя зубами, делаю шаг к стене.
Ну вообще-то я косячу, конечно, со степенью доступа к телу. Но Аня уже не «тело» для меня. Защитить ее душу хочется не меньше.
- Voglioandareincameramia, - бросает взгляд наверх она.
- Что тебе там делать - в твоей "камере", - недовольно морщится Руслан. - Сыграй мне, птичка. Suona... per me. Ну что ты дрожишь? Камин горит…
- Non voglio… - отворачивается она.
- Играй.
Холодно и требовательно.
Они смотрят друг другу в глаза, он давит ее.
- Играй! – неожиданно рявкает он.
Надежда, вздрогнув, роняет с подноса рюмку. Она проливается ему на туфли.
- Пошла вон, - бросает он ей.
И снова разворачивается к Анне.
Сейчас будут пытки для меня? Походу – да. Сколько я это выдержу - его рядом с ней?
- Suona, - требует он опять.
Сердцебиение моё нарастает. Закрываю глаза.
Сука!!
Веду нервно пятерней по волосам.
Просто пошли его нахер, и скажи, чтобы убирался из твоего дома! Но она не выглядит как хозяйка. Она выглядит как рабыня.
Паспорта… паспорта… Эти попытки сбежать. А может, не защитить ее он пытается? А просто отсюда не выпускает?
- Бля… - бормочу я.
Анна, сдаваясь, садится за рояль.
Слышу свое тяжёлое дыхание и стучащий в голове пульс. От ее беззащитности у меня сносит крышу.
Смотрю на ее профиль, пухлые губки дрожат…
- Вот так... - кладет он ей руку на плечо.
Поглаживает. Она пытается отстраниться от его руки, но он сжимает возле шеи жёстче.
- Играй-играй...
Рефлексы бунтуют. Требуют заломать эту руку. И ебнуть его башкой об стену пару раз.
Не вывезу.
Хоть увольняйся отсюда нахер!
Только Аня-то останется здесь.
Музыка... красивая... Но я ей не рад. От нее больно. Это изнасилование какое-то.
Достаю телефон. Строчу Громову.
Белый: "Мак у меня треш. Хелп."
Громов: "Что??"
Белый: "Девочку прессуют."
Громов: "Избивают?"
Белый: "Нет, не избивают. Скорее - психологическое насилие.".
Громов: "Совершеннолетняя?"
Белый: "Да".
Громов: "Она попросила тебя вмешаться?"
Белый: "Нет"
Громов: "Тогда - не лезь. Это ее выбор - терпеть."
Белый: "А у Эльфа твоего был выбор?!"
Громов: "Может, ты просто видишь то, что хотел бы? Это я в свете нашего последнего разговора."
Белый: "Нет!"
Громов: "Белый, набери меня."
Белый: "Позже "
Набрать, это надо выйти отсюда, а я не могу!
Анна фальшивит. Замирая пальцами на клавишах.
Ищу предлог...
- Руслан Львович, - не выдерживаю я. - Надо бы освещение обсудить.
- А что не так с освещением? - гладит ее волосы, наматывая на кисть.
Сломать его руку нахуй…
- Нас во дворе слепит, а вот зрителю со стороны - хорошо освещает двор.
У-у-у, бля. Не могу отвести взгляда от его руки в ее волосах. Он сжимает прядь.
- С Туром обсуди.
Скотина.
- Mi fa male! - с грохотом бьёт по клавишам Анна.
Мы вздрагиваем оба. Волосы соскальзывают с его руки.
Аня подскакивает, вылетает мимо меня на улицу.
С колотящимся сердцем и
