много лет назад…
Вакуленко широко улыбается и охотно меня пропускает. На мгновение мне кажется, что его любопытный взгляд прожигает в спине дыру. Сейчас Танюшка сказала бы, что женское платье творит чудеса!
– Можно? – стучусь в двери Кости и, не дождавшись ответа, распахиваю ее.
Костя разговаривает по телефону, но, завидев меня, кивает и взмахивает ладонью, приглашая войти. Задержав дыхание, ступаю к рабочему столу и замираю в паре шагов от него. А что, пусть полюбуется!
– Весна? – отбивая вызов, протягивает Костя. – А ты откуда? Такая…
Черт, говорила же, перебор! Взгляд Духина скользит по мне сверху вниз, цепко выхватывая… всё: волосы, собранные в пышный хвост, лицо, пылающие щеки, платье, игриво струящееся по бёдрам. Эх, надо было что-то подлиннее покупать. Но Танюшка трещала на ухо: «Тренеру по фитнесу грех длинное покупать! С такими-то ногами, Весна». Я и повелась…
– Костя, мы делом будем заниматься? Или как? – поджимаю губы и без приглашения сажусь на стул.
– Конечно, Весна. Присаживайся. Извини, если обидел. Я просто думал… – он прокашливается и оседает в кресло. – Слушаю тебя.
– Костя, ты разговаривал с папой? Это первый вопрос. – Произношу, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Духина.
– Я не стал говорить тебе… Валерий Павлович в больнице. Сердце шалит. Но… ты не волнуйся, он держится молодцом. Я созваниваюсь с врачом каждый день.
– Господи, Костя. Почему же ты не сказал? – закашливаюсь. Тянусь в крошечную сумочку за носовым платком, но вспоминаю, что его там нет – остался в удобном мешковатом шопере.
– Сейчас, сейчас, Весна, не волнуйся. – Костя выдвигает тумбочку и достаёт бумажную салфетку.
Меня сотрясает кашель. Не дожидаясь завершения приступа, Духин включает чайник, бросает пакетик в чашку и подходит ко мне. Взмахивает рукой. Она повисает в воздухе секунду, ровно столько времени ему нужно на раздумья.
– Спокойно, Весна. Подыши. – А потом он трогает меня… Гладит плечи, заправляет прядь за ухо, легонько касается разгоряченных щёк. – У тебя губы посинели. Может, к врачу отвезти? – дотрагивается до моей нижней губы и отдергивает руку, словно обжегшись.
– Не-ет… – утираю рот и откидываюсь на спинку стула. Все насмарку – макияж, платье… Не понимаю, может, его кабинет так на меня действует? Или сам Духин невидимо сдергивает с меня искусственную оболочку, обнажая настоящую Весну? Черт, я запуталась… Какая я настоящая?
– Весна, может, перенесём встречу? Давай я приеду вечером? – Взгляд Кости пробирает до костей. Наверное, выгляжу я сейчас жалко… Пришла тут – звезда расфуфыренная!
– Костя, я хочу возобновить расследование, – произношу, восстанавливая дыхание.
– Не понимаю о чем ты? – напрягается Костя. Заливает чайный пакетик кипятком, бросает в чашку два кубика сахара.
– Я понимаю, как ты относишься ко всему этому… В общем, правильно я сделала, что написала. Сказать не решилась бы… Держи. Здесь мои воспоминания того, что произошло в тот день. – Протягиваю сложённую вдвое тетрадку.
– Весна, я не совсем…
– Ты прочитай. Ну… когда я уйду, не сейчас. Боюсь, я не смогу вытерпеть, если ты будешь это делать при мне.
– Хорошо, Вёся. Ты пей чай, я выйду на минутку. Вакуленко просил акты занести.
Реплика Кости вызывает улыбку. Ну какие акты может потребовать стажёр у начальника отдела? Костя выходит из кабинета, я допиваю чай. Смотрюсь в зеркало на стене – надо же, макияж не поплыл. Споласкиваю чашку в маленькой раковине, скрытой перегородкой и убегаю домой…
Костя.
Я испытываю невероятную, почти идиотскую радость… Она щекочет грудь, словно перышко, а мои губы сами собой расплываются в улыбке. С трудом придаю лицу строгость и прогоняю из взгляда сияющий восторг. Потому что сейчас смотреть на Весну можно только так: по-мужски и с восторгом. Она нарядилась для меня. Тонкое струящееся платье открывает острые коленки, на плече висит аккуратная сумка. Совсем не та Весна, которая приходила ко мне… Что изменилось? Она испытывает мою стойкость, играется? Прощупывает меня, кокетничает, заводит? Что ей нужно? Сейчас, когда мы решили «общаться мирно ради Алешки» и жить своими жизнями?
– Ты откуда… такая?
Выдаю себя с головой – долбанный мужской интерес, удивление, все то, что хочу скрыть. Она волнует меня… По-прежнему.
– Костя, мы будем делом заниматься? – чопорно произносит она и закашливается. Бледнеет, трогает лицо, часто дышит. А я… использую беспомощность Весны, чтобы исполнить свое тайное желание – прикоснуться к ней… Трогаю щеки, губы, заправляю выбившуюся прядь, ощущая себя почти извращенцем. Усилием воли заставляю себя отлепиться от нее, переключаюсь на чай…
Хорошо, что к моему возвращению «от Вакуленко» Весна уходит. Оставляет после себя нежный и такой знакомый аромат. Так пахнет только она… Жасмином, пионами, немного сладкими гиацинтами, в общем, весной…
Бесшумно опускаюсь в кресло и поглядываю на оставленную Весной тетрадь. Своеобразный способ рассказать мне о том дне… Зря. Все быльем поросло, да и прошлое не вернешь. Не понимаю, зачем ей это понадобилось?
Со вздохом притягиваю к себе тетрадь и начинаю читать. Весна написала дату и даже время.
Вышла из дома, села в электричку. Была одета в шорты и футболку белого цвета. Хм, интересно… Выходит, и о таких деталях помнит. А потом начинается самое интересное… Весна подробно описала, что делала до шестнадцати двадцати – переписывалась со мной, белила стволы, полола грядки, обрезала ветки, ела вареную картошку и пила покупной квас, а потом…
«Я просыпаюсь около девятнадцати часов. Кровать расправлена, я лежу в одних трусиках. Мои вещи небрежно валяются в кресле. Голова гудит, в глазах темнеет и двоится. В доме больше никого нет. Пытаюсь осмотреть себя – внешних повреждений нет, во рту ужасный привкус чего-то металлического. С трудом встаю с постели. Одеваюсь и бреду на кухню. На столе лежит букетик ландышей. Бутылка из-под кваса пропала. Ее нет и в мусорном ведре. Умываюсь. Преодолеваю слабость, мою посуду, закрываю окна, запираю дверь и калитку. Еду домой».
Это что, все? А где мускулистый красавчик, с которым Весна обнималась? Отбрасываю тетрадку, как гремучую змею и закрываю лицо руками. Выходит, ее опоили? Поэтому она не смогла внятно объяснить, что произошло? Не знала, изнасиловали ее или нет? Поэтому промолчала об Алешке… Черт. А видео? Я ведь своими глазами видел, как она обнимала того парня? Шевелила руками, гладила его затылок? Ты хитрюга, Весна. Решила снова меня провести? Трижды черт! Прикинуться не помнящей легче, чем признать ошибку и покаяться. Встаю из-за стола и думаю, думаю… Расхаживаю взад-вперед, анализируя написанное. Для чего она мне написала?
«Мне не нужно твое прощение, Костя. Не прощай меня».
Я ведь сказал ей то же
