и...
— Помню, — перебивает, напрягается. Я вижу, как он начинает глубоко дышать. Его грудь вздымается. А взгляд становится мрачнее тучи. — Я все помню, Арина. Уж насчет тебя точно ничего не забуду.
— Приятно, конечно, но... Ближе к делу можно? О чем шел разговор?
— Тебя хотят видеть в более крупной компании, Арина.
Вот это сюрприз. Но я в любом случае никуда не ушла бы.
— И?
— И... — очередная кривая усмешка. Он наклоняется ближе ко мне, упирается локтями в стол. — Надеюсь, что я никогда не пожалею о своих словах, Волчонок. Очень надеюсь. Потому что я заставил Салтыкова передумать. Сказал, что не стоит терять столь ценного сотрудника.
— Я никуда не собираюсь уходить, Эмиль. Но мне интересно, почему ты так ему сказал. Действительно потому, что я такой ценный сотрудник, или же потому, что я для тебя столь ценна? По личным мотивам, да, Эмиль?
Эмиль разглядывает меня прищуренным взглядом. Смотрит так, будто я действительно для него необычная. Особенная. И будто такой, как я, в этом мире нет. Но почему он так отстраненно ведет себя — для меня загадка.
— Приступай к еде, Арина. И выбрось из головы лишние мысли.
— Лишние? Нет, Эмиль. Они для меня, наоборот, важнее.
Я все же начинаю есть. Оказывается, сильно проголодалась. Еда кажется очень вкусной, хотя я думала, что лучше нашей домработницы никто не готовит. Бестужев откровенно флиртует со мной. Словами. Интересно, если сяду рядом, как он отреагирует?
Однако я не сдвигаюсь с места. Вечер проходит весело. Наверное, я не смеялась бы столько, встретившись с Диларой, а не с Эмилем.
— Ты можешь ответить на мой вопрос честно? Мне очень интересно, как ты объяснишь мне...
— Я никогда не вру, Волчонок, — поднимает свой бокал, салютует. — Так что давай.
На самом деле мне немного страшно спрашивать, потому что, когда речь идет про Салтыкова, настроение Эмиля падает до плинтуса. Но любопытство меня убивает.
— Скажи, почему у тебя с Глебом отношения совсем не такие... Кхм... Ну вы же родственники. А ведете себя как чужие. Просто коллеги.
— Потому что мы просто коллеги, — отрезает он. — Арина, если хочешь спокойную жизнь, то ты тоже старайся держать дистанцию. Потому что ничего хорошего ты от него не получишь. Для него судьба других как игрушка. Нелюбимая игрушка, которую можно выбросить в мусорный бак, а потом даже не вспоминать.
— Мне нет дела до Глеба. С чего ты взял, что...
— Если бы не было до него дела, Арина, ты не начала бы этот разговор.
Наверное, Эмиль никогда еще не говорил со мной так грубо. Не повышал голос, как это делает сейчас. И да, не нужно было мне открывать эту тему. Весь вечер испортила.
Я прикрываю глаза. К горлу подкатывает ком. Он не понимает... Мне действительно плевать на Салтыкова, но я вижу, как Эмиль на него смотрит. Без капли эмоций, будто это не его двоюродный брат, а кто-то чужой. И если мы с Эмилем так тепло общаемся, почему бы ему не поделиться со мной? Хотя... (Мысленно усмехаюсь своим своим мыслям). Зачем ему со мной делиться? Я для него никто, и точка. Он это доказал.
— Прости, — говорю севшим голосом. — Думала, имею право задавать тебе личные вопросы. Ошиблась. Больше не буду.
Смотрю в одну точку на столе, не решаясь поднять голову. Исчезнуть хочется отсюда, испариться. Отстраненность Эмиля меня убивает.
— Я тебе сказал о нем больше, чем тебе следовало бы знать. И если не хочешь стать для него такой же игрушкой, как некоторые, и оказаться в мусорном баке, Арина, будешь думать головой и вести чисто деловые отношения. В ином случае жизнь себе сломаешь, которую больше никогда в порядок привести не сможешь. Решать тебе, конечно. Я же вижу, как ты заинтересованно смотришь на него. Все бабы такие.
Его слова как удар в спину. Такой неожиданный. Невыносимо больной. Я встаю с места. Забрав сумочку и телефон, встречаюсь с синими глазами Эмиля.
— Я спросила о ваших отношениях, а ты начинаешь нести ерунду, Бестужев. Будь я заинтересована в Глебе, сидела бы не здесь, с тобой. А именно с ним. Поверь, я нашла бы к нему подход. Я женщина, в конце концов. Но больше таких разговоров между нами не будет. Да и вообще их не будет. Чисто деловые, как ты сказал ранее. И прекрати меня сравнивать со «всеми бабами». Я не все!
Не успеваю я дойти до двери, как чувствую железную хватку на запястье. Эмиль резко притягивает меня к себе, прижимает к каменной груди. Я упираюсь спиной в стену, а Бестужев нависает надо мной, словно скала, которую я вряд ли смогу сдвинуть с места.
— Отпусти, — голос не свой. Его близость действует на меня странно. Я обижена. И даже очень. Но сейчас единственное, чего мне хочется, чтобы он наконец вышиб стоящую между нами бетонную стену. — Отпусти, Эмиль.
— Если хоть раз увижу, что ты... — он не договаривает, опуская взгляд на мои губы. Шумно сглатывает. — Чтобы держалась от Глеба как можно дальше, Арина. Иначе я за себя не ручаюсь.
— И что ты сделаешь? — провоцирую. Чувствую, как его желание упирается в низ моего живота, и это придает мне уверенности. — М?
Дотрагиваюсь пальцами до его лица. Глажу колючую щеку. Эмиль еле себя сдерживает. Таким я его еще не видела. И мне эта картина, честно говоря, безумно нравится.
— Эмиль...
Он не отвечает. Лишь смотрит. Задумчиво. Что-то прокручивает в голове. Не решается сделать то, чего сейчас так сильно хочет.
Сама тянусь к нему. Между нашими губами миллиметры. Но я останавливаюсь, жду от него шага навстречу мне.
Он обхватывает мою голову руками и слишком резко впивается в мой рот страстным, голодным поцелуем. Зарывается пальцами в мои волосы, сжимает их в кулаке до боли. Целует так, что я пьянею. Становится слишком жарко, внизу живота щекотно. Я обвиваю его шею. Отвечаю с таким же напором. Это безумие длится всего несколько секунд, максимум минуту. Эмиль отстраняется от меня тогда, когда я уже задыхаюсь. Он дышит часто, порывисто. Снова сглатывает.
— Уходи, — говорит он, указывая на дверь. — Уходи, Арина, пока не стало поздно.
— Пусть станет поздно...
— Уходи, — повторяет он, злобно усмехаясь. — Не хочу тебе жизнь ломать.
