— Пожалуйста… — мне удается выронить это слово одновременно с выдохом, прямо ему в губы, — пожалуйста… Я… Боюсь… Пожалуйста…
— Боишься? Меня?
— Да…
Он удивляется? Это настолько нелепо, что я даже плакать перестаю. Чему он удивлен? Что беззащитная девушка боится такого зверя? Он думал, я играю?
— Ты же все знаешь, чего боишься-то? — он внимательно разглядывает мое лицо, и в глазах вспыхивает огонь ярости.
Что я знаю? О чем он?
— Ты уже была с мужчиной… С тобой так играли? Сколько?
— Сколько?..
Я только и способна, что эхом повторять за ним пустые слова. Не понимая их значения.
— Сколько мужчин у тебя было? — терпеливо повторяет он, — до меня?
Я молчу, осознавая его вопрос. Его грязь.
Откуда он это взял? Неужели, в самом деле решил, что я…
И как мне быть? Сказать, что никого не было? Да? Все во мне требует сказать правду! Потому что нет хуже и гадостней такой лжи.
Но…
Но, быть может, если я скажу, что была с мужчиной, он откажется жениться?
Просто отправит меня родным, они от позора — спровадят обратно в родителям… И я просто не доеду домой!
Сверну к Лауре! О-о-о-о!!! Какая хорошая идея! Знать бы, что он в самом деле именно так поступит!
Пусть «поиграет», как он говорит, пусть! Я даже на это согласна! Главное, чтоб отпустил потом!
Конечно, моя прежняя жизнь прекратится, да и сама я стану другой уже. Но я и так другая.
После того, что сделали папа и мама. После того, что со мной сделали мои родственники… Не лучшей ли для меня участью будет жизнь в забвении? Без них?
Я почти решаюсь. Я практически открываю рот уже, чтоб соврать Зверю о своем постельном опыте, но в этот момент он, устав ждать, хрипит:
— Плевать. Все равно после меня никого уже не будет.
И опять набрасывается на меня с поцелуем.
Осознание его слов глушит своей безысходностью. И слезы льются опять, а Зверь отрывается от моих губ и начинает целовать щеки, мокрые виски, опять добирается до шеи, руки его рвут ворот глухого платья так, что ткань трещит от напора…
Не играет он со мной. Не видит смысла сдерживаться, наверняка.
Зачем? Если я уже… То можно все? Любые «игры»? Почему тогда сказал, что до свадьбы нельзя? Почему согласился со мной? Или просто развлекался?
Как с игрушкой?
Зверь останавливается, смотрит опять в мои заплаканные глаза, говорит с досадой:
— Опять плачешь? Со мной в постели женщины плачут только от удовольствия. И ты будешь.
Садится прямо надо мной, удерживая меня ногами, рывком снимает через голову рубашку с традиционным рисунком у ворота.
И я задыхаюсь, глядя на голый, весь заросший черным волосом торс.
Смотреть страшно. Стыдно. Неловко.
Он огромный. Если в одежде мужчина казался просто великаном, то сейчас он выглядит именно так, как и должен выглядеть истинный зверь — пугающе и завораживающе одновременно. Мышцы каменными валунами перекатываются под смуглой кожей, плечи бугрятся мускулами…
Он меня убьет. Просто убьет. Ему даже полностью обнажаться не потребуется для этого.
Меня прямо сейчас сердечный приступ ударит…
— Снимай свою тряпку, — усмехается он, оглядывая меня, — а то раздеру, до свадьбы ходить не в чем будет.
— Какая свадьба после этого? — шепчу я пересохшими губами, а Зверь спокойно отвечает:
— Самая настоящая. Та, что соединит нас. Навсегда.
Глава 14
Руки, настойчивые и грубые, ведут по телу вверх, не особенно торопясь, словно смакуя каждое движение.
Он меня смакует. Мое напряжение, мой страх, волнение, ярость, в конце концов!
Знает, что я ничего противопоставить не могу, ни оттолкнуть, ни защитить себя. И пользуется тем, что сильнее.
Это так низко, так бессовестно!
Но, подозреваю, что таких слов в его лексиконе нет. И в голове тоже.
Для него — настолько естественно мое беззащитное положение, что и сомнений не возникает в своей власти. Надо мной.
— Если ты… — я вздрагиваю, когда пальцы касаются нежной кожи живота, тут же покрывающейся мурашками, — если ты… Сделаешь это… То я… Жить не буду.
Лапа, полностью уже закрывшая мой живот, замирает. Зверь яростно вскидывает черный взгляд, внимательно изучает мое бледное лицо. Наверно, бледное. По крайней мере, я физически ощущаю, как кровь отхлынула от щек.
Я смотрю на него спокойно, в какой-то момент осознав, что именно так я и сделаю. Пусть только возьмет меня силой, пусть попробует.
Азат рывком дергает меня к себе, и я с криком проезжаю на спине по гладкому покрывалу кровати, нелепо раскидываю ноги и оказываюсь опять под разгоряченным зверем в ужасно унизительной, развратной позе. Сердце колотится в горле, когда ощущаю, насколько он горячий там, между моих ног… Этот жар волной поднимается выше, опять окрашивая щеки в бордовый.
Азат смотрит на меня без усмешки, уже ставшей привычной на его малоэмоциональном лице, серьезно и злобно.
— И думать про это забудь, сладкая, — хрипит он, — у нас все по-закону будет. Как предки велят. Только после свадьбы ты моей полностью станешь. По своей воле, поняла?
— Нет, — шепчу я неуступчиво, понимая, что терять мне уже нечего. Его не уговорить, не разжалобить. Так зачем танцевать и подстраиваться? Он решил взять меня, несмотря на все грязные мысли на мой счет, несмотря на то, что хотел чистую… Значит, и характер мой стерпит. И сопротивление. А не стерпит… Ну и не надо. Может, отпустит…
— Да, глупая, — Азат все же опять усмехается, — ты захочешь. Ты уже хочешь. Просто не знаешь об этом.
— С ума сошел… — поднимаю руки, упираюсь ладонями в широченные плечи. Не отталкивая. Все равно с места не сдвину, но хоть сопротивление обозначу…
— Да, — соглашается он просто, — сошел. Иначе бы… Отправил тебя к родителям, несмотря на то, что ты — Перозова.
— Отправь… — надежда опять призрачной бабочкой возникает передо мной.
Отправь, ну что ты думаешь? Тебе же чистая нужна! Отправь! А я сумею затеряться, только бы границу пересечь…
В этот момент все мои сомнения о том, где я возьму деньги, на что буду жить, как посмотрю в глаза родителям, вообще все, что до приезда сюда, на родину, волновало не на шутку, кажется настолько пустой блажью! Особенно, если сравнивать с моим нынешним положением. Все же, все познается в сравнении.
В Стокгольме я опасалась многих вещей, не осознавая, насколько была свободна.
А сейчас у меня ничего нет. И кажется, что, получи я вожделенную свободу, все остальное сумею сделать! Всего сумею достичь! Главное, вырваться из этих жутких лап!
— Нет, — убивает он мою бабочку-надежду один коротким словом, — теперь нет.
— Почему? Тебе же чистая… А я… — все еще пытаюсь достучаться до него, не веря в то, что все пропало окончательно.
— Плевать… После свадьбы калым назад затребую. А тебя себе оставлю. Первой женой не быть тебе, конечно, но второй — можно.
Меня начинает трясти от ярости и безысходности, а Азат, этот монстр жестокий, решив, видно, что все разговоры завершены, наклоняется, полностью лишая возможности дышать хоть чем-то, кроме его дурманящего запаха, и присасывается к бешено пульсирующей жилке у основания шеи. Это так больно, что я вскрикиваю, бью его по плечам, невольно шире распахивая ноги, стараясь упереть пятки в жесткие, словно каменные бедра.
Азат не обращает внимания на мое сопротивление, задирает платье чуть ли не до макушки, рывком спускается ниже, и я, ослепшая из-за того, что на лице моем — плотный подол одежды, ощущаю, как горячие губы касаются живота! Это настолько интимно, настолько жутко, что я даже кричать не могу, только шепчу сбивчиво:
— Прекрати, прекрати… Слышишь? Перестань… Ай…
В этот момент из головы пропадают все мысли. Вообще все. Полностью. Только ощущения остаются.
Его губ, танцующих вокруг моего пупка, его рук, уверенно раздвигающих ноги… Его пальцев.
Там. Прямо там.
