Лилия влетела в мою комнату вся сияющая и радостная.
– Софи! Ты не представляешь! Бертон попросил вчера моей руки! – воскликнула она и тут же осеклась, увидев мое лицо: – Что случилось?
– Поздравляю, – произнесла я и попыталась улыбнуться.
– Что с тобой? На тебе лица нет, – подруга подбежала ко мне и присела рядом.
Я вкратце рассказала о своем горе.
– Герцог Мелвилль… – задумчиво потянула подружка, и добавила, скривившись: – Вот «повезло»!
– Ему шестьдесят два года, Лили! – всплеснула я руками. – Что делать?!
– Пиши Роберту, пусть приезжает, – нахмурилась она, – ты одна не выстоишь против виконта и виконтессы Нордвик. Слишком они хотят породниться с герцогом.
– Родители говорят, что мы разорены, – всхлипнула я.
– Ну и что? – удивилась подруга. – Это твоя жизнь. Она у тебя одна. И хоть я всегда говорила, что Роберт тебе не пара, но герцог – не пара еще больше.
И Лилия хихикнула. Я немного взбодрилась, оптимизм подруги пусть немного, но развеял мое тягостное настроение. Действительно, еще ничего не случилось, все еще можно исправить.
– Пиши письмо, я попрошу горничную съездить на почту. Вот увидишь, – Лилия погладила меня по руке, – приедет Роберт и все образуется.
– Как хорошо, что я влюбилась в Бертона! – воскликнула она чуть позже. – Ему двадцать пять и он богат, сын маркиза. Как мне повезло! И почему ты не могла влюбиться в кого-то более подходящего?
Лили просто дразнила меня, я это понимала, но все равно было немного обидно.
– Влюбилась бы в сына барона Найджела, и не было бы всех этих слез и истерик. Твои родители согласились бы на свадьбу, и тебе не пришлось бы с ними ссориться.
– Если бы все было так просто, – вздохнула я и села писать письмо.
«Дорогой Роберт. Приезжай поскорее в Лондон. Адрес у тебя есть, но если потерял, напоминаю: Лондон. Вест-Энд. Лонг-Акр-стрит, 5. У меня вышла размолвка с родителями, они собираются выдать меня замуж за герцога Мелвилля. Только на тебя одна надежда. Люблю больше жизни. Твоя Софи».
– Кратенько, но обстоятельно, – резюмировала Лилия, прочитав послание. – Я поехала, нужно еще успеть на почту. Все будет хорошо, подружка, не трясись.
На прощание подруга обняла меня и выпорхнула за дверь.
Пусть я и написала письмо, пусть Лилия и пыталась немного успокоить, но тревога меня не покидала. Успеет ли Роберт приехать? А как же его экзамены? И примут ли его мои родители?
От Кембриджа до Лондона поезд мог доехать за два часа. Значит, если все сложится удачно, завтра-послезавтра я смогу увидеть любимого.
Мама и папа взяли тайм-аут. Меня не трогали и на дочерние чувства не давили. Вечер и весь следующий день прошли спокойно.
А утром второго дня меня разбудила перепуганная горничная.
– Что случилось, Мэри? – спросила я сонно. На часах было только восемь.
– Мисс София, вас внизу ожидает молодой человек. Говорит, очень срочно.
Я тут же подскочила на кровати с криком:
– Скорее! Мое домашнее платье!
И побежала умываться. Так быстро я еще не одевалась. В голове стучало молоточком: «Роберт приехал ко мне. Теперь все будет хорошо».
С мамой и папой мы оказались в гостиной одновременно. Я слетела с лестницы, как вихрь.
– Роберт! – воскликнула я, бросаясь к нему, ничего не видя вокруг, только любимое родное лицо.
– Софи, немедленно остановись! – резкий окрик мамы заставил меня споткнуться.
Я остановилась, не добежав до Роберта пары ярдов. Роберт улыбался, но глаза оставались тревожными.
– Мама, папа, – очнулась я, – позвольте вам представить мистера Роберта Уайта.
– Мы с ним помолвлены, – добавила я, гордо вскинув голову.
Роберт поклонился:
– Миледи Нордвик, милорд…
Я подошла к Роберту и взяла его под руку, ощутив напряженные, словно каменные, мышцы предплечья.
– Ну, это мы еще посмотрим, – холодно произнес отец, не отвечая на приветствие, потом перевел высокомерный взгляд на Роберта и процедил сквозь зубы: – Юноша, позвольте пригласить вас в кабинет. Ты, София, (меня пригвоздили ледяным взглядом) останешься тут.
Роберт ласково отобрал у меня свою руку (к слову сказать, я цеплялась за нее, как утопающий за спасательный круг, мне казалось: стоит только выпустить его руку и Роберт исчезнет навсегда). Они с папой прошли в кабинет и плотно закрыли за собой дверь. Мама осталась со мной в гостиной. Я стояла посреди комнаты и не могла даже присесть, так меня колотило от страха. Сердце стучало как ненормальное.
Прошло минут десять тягостного ожидания. О чем папа и Роберт говорят друг с другом? Из-за дубовых створок ничего не было слышно. Наконец двери кабинета открылись. Упрямо сведенные брови Роберта и искаженное гневом лицо отца сказали мне все. Глаза любимого были полны боли и отчаяния.
– Роберт? – пискнула я хрипло, протягивая руку. Тот обхватил ее обеими ладонями и поднес к губам. Он весь дрожал от напряжения. Я смотрела в серые блестящие глаза и слезы закипали в моих.
– Я надеюсь никогда больше вас не увидеть, молодой человек, – грубо произнес папа. – Софи, отойди от него. Мистер уже уходит.
– Нет, – прошептала я, – ты не можешь. Папа! Ты не можешь так поступить с нами!
Я уже громко всхлипывала, слезы обжигающими ручейками бежали из глаз.
– Я жду, – ровный голос отца, и я замерла: столько ледяного презрения было в нем. – Не заставляйте меня вызывать слуг и насильно выставлять вас из нашего дома.
– Мы все равно будем вместе, Софи, я найду способ, – прошептал Роберт, на секунду прижимая меня к себе. – Я остановился на постоялом дворе возле вокзала Кингс-Кросс.
Потом он склонился в глубоком поклоне перед родителями, еще раз поцеловал мою руку и вышел на улицу.
Проводив его тоскливым взглядом, я обернулась к папе и маме.
– Я ненавижу вас! – закричала, захлебываясь от рыданий. – Вы не любите меня. Вы гадкие!
И бросилась к себе наверх.
* * *
Я превратилась в узницу. Мама не выпускала меня на прогулки в парк. Посылала отказы и извинения в ответ на приглашения на балы и музыкальные вечера. Причина отказа была всегда одна – у Софи простуда и она не сможет приехать. Неужели родители боялись, что мы с Робертом встретимся? Боялись, что я совершу что-либо необдуманное? Только одна Лилия еще приходила в гости и кое-как развлекала меня сплетнями и рассказами о своей готовящейся свадьбе. Впервые я оказалась в таком положении. Было невероятно тягостно ловить горестные взгляды мамы и сносить болезненное негодование папы. Они ведь были для меня самыми дорогими на свете людьми. «Почему они меня не понимают?» – плакала я и не могла найти ответа.
Мама приходила ко мне в комнату по вечерам и вела продолжительные разговоры, более похожие на лекции. Об обязанностях, о моем долге старшей дочери… Она не родила папе сына, поэтому наследницей была я. И наследницей чести семьи в том числе. Я, понурив голову, внимала ее обвинительным словам. Как я еще держалась – диву даюсь. Сил оставалось все меньше.
