Ты напишешь мне, как только устроишься где-нибудь?
Отобью телеграмму. Мне ведь еще нужно будет оформить перевод банковского счета.
Не проблема. Я все сделаю.
А ты представишь мне счет за все, что ты делаешь от моего имени?
Считай это дружеской услугой.
Я бы предпочла хорошо заплатить тебе, Джоэл.
Что мне особенно в тебе нравится, Сара, так это твоя исключительная порядочность.
Ну да, посмотри, куда она меня завела.
Он задумался на мгновение, рассеянно потирая край бокала.
Ты не обидишься, если я спрошу?
Да. Я по-прежнему думаю о нем.
Он улыбнулся.
Неужели мои мысли так прозрачны? — спросил он.
Нет, это я прозрачна.
Как я тебе уже говорил по телефону, у меня в офисе штук пятнадцать — двадцать его писем. Он еще звонил мне раза четыре. Умолял сказать, где ты.
И что ты сказал?
То, что ты и просила: что ты уехала из Нью-Йорка в неизвестном направлении. Тогда он спросил, переправил ли я тебе его письма. Я ответил, что по твоему указанию я держу всю почту у себя до твоего возвращения.
После этого он оставил тебя в покое?
Снова пауза.
Ты действительно хочешь это знать? Я кивнула.
Он сам приходил ко мне. Недель шесть тому назад. Он сидел напротив меня и…
Да?
Он плакал.
Я не хочу это слушать.
Отлично, — сказал он, потянувшись к меню. — Тогда закажем?
Что он говорил?
Ты же сказала, что не хочешь слушать…
Ты прав. — Я тоже раскрыла меню. — Не хочу. Расскажи, что он говорил.
Джоэл отложил меню в сторону:
Он говорил, что ты лучшее, что было у него в жизни, ты была смыслом его жизни. И он пытался мне объяснить…
Как он убил моего брата?
Ты знаешь, что это не так.
Хорошо, хорошо… конечно, физически он его не убивал. Но ведь он подставил его под удар. Он указал на него пальцем. Он преподнес Эрика на блюдечке этим федералам. Как я могу простить это? Как?
Джоэл забарабанил пальцами по столу:
Прощение — самое трудный шаг… и самый необходимый. Но прежде всего — трудный.
Тебе легко говорить.
Ты права. Мне легче. Эрик не был моим братом.
Вот именно, — сказала я, вновь потянувшись к меню. — И да, я буду телятину piccata.
Хороший выбор, — одобрил Джоэл и сделал знак официанту.
Мы заказали горячее. Тут Джоэл полез в карман. Достал конверт и протянул мне. Я увидела почтовый адрес отправителя: Брансуик, Сара Смайт.
Вот письмо, которое ты мне отправила, — сказал он.
О… — Мне вдруг стало неловко. — Ты ведь не читал его?
Оно не вскрыто, Сара… по твоей просьбе. Я всегда выполняю указания своих клиентов, если только они не противоречат закону.
Спасибо тебе, — сказала я, запихивая письмо в сумку.
Он внимательно посмотрел на меня. Я чувствовала, что он знает, что было в письме — и как близко я подошла к краю пропасти.
Надеюсь, ты сможешь немного отдохнуть за время этого трансатлантического рейса, — сказал он. — У тебя усталый вид, Сара.
Я действительно устала. Да, и на ближайшие семь дней я планирую только сон. Если только меня пустят на борт.
А почему нет?
Разве можно попасть на борт трансатлантического судна без паспорта? И если госдепартамент не выдал паспорт Эрику…
Не волнуйся, тебе выдадут.
Джоэл оказался прав. В пять часов клерк паспортного стола вручил мне новенький зеленый паспорт, действительный в течение пяти лет. Мой адвокат сопровождал меня, на случай, если возникнут проблемы. Но никаких вопросов задано не было, никаких возражений не прозвучало. Клерк даже пожелал мне «счастливого пути».
Нам удалось поймать такси посреди безумия часа пик на Пятой авеню. У меня в запасе было всего сорок пять минут, чтобы добраться до причала 76, где был пришвартован теплоход «Коринтия», отправляющийся в рейс в половине восьмого вечера. Я смотрела в окно, наблюдая, как ночь опускается на Манхэттен. Мне вдруг захотелось выпрыгнуть из машины, броситься к ближайшей телефонной будке, позвонить Джеку. Но что бы я ему сказала?
Ты веришь в то, что все случается неспроста? — расслышала я собственный голос.
Джоэл с тревогой посмотрел на меня:
Ты обращаешься к настоящему еврею агностику, Сара. Я не верю ни в какие высшие силы и даже в такую глупость, как судьба. Я полагаю, что жизнь нужно прожить честно и всегда надеяться на лучшее. Что еще нам остается?
Если бы я знала, Джоэл. Если бы…
Что?
Молчание.
Если бы только Эрик получил тогда свой паспорт…
Сара…
Или уехал бы в Мексику на следующий же день… Если бы не оглянулся тогда в такси по дороге в аэропорт, не увидел бы этот городской пейзаж… Если бы только…
Не надо затевать эту игру в «если бы», Сара. В ней никогда не выиграешь.
Мы медленно ползли по 50-й улице. Добрались до Двенадцатой авеню. Свернули на юг, к 48-й улице. И наконец, въехали в ворота причала 76. Мы вышли из машины. Таксист передал мой чемодан и пишущую машинку носильщику. Тот отошел в сторонку, дожидаясь, пока мы попрощаемся. Я вдруг крепко вцепилась в рукав пальто Джоэла.
Что я здесь делаю? — спросила я.
Садишься на корабль.
Мне страшно.
Ты в первый раз покидаешь страну. Так что волнение вполне естественно.
Мне кажется, я совершаю ошибку.
Ты всегда можешь вернуться. Ведь не пожизненный срок едешь отбывать, ты знаешь.
Скажи мне, что я сумасшедшая.
Он нежно поцеловал меня в голову — как отец, благословляющий дочь.
Счастливого пути, Сара. Телеграфируй мне, где ты найдешь пристанище.
Носильщик откашлялся, намекая на то, что пора на борт. Я обняла Джоэла. Он осторожно отцепил мои руки от рукавов своего пальто.
Что я там буду делать? — спросила я.
При самом худшем раскладе — выживать. Собственно, чем мы все и занимаемся.
Я развернулась и пошла следом за носильщиком к трапу. Уже на подходе к главной палубе я обернулась. Такси с Джоэлом Эбертсом выезжало за ворота. Я не поднимала взгляд выше уровня улицы. Посмотреть вверх — означало послать прощальный привет Манхэттену. Но мне не хотелось долгих проводов. Я хотела покинуть город тихо и незаметно.
Через семь дней теплоход «Коринтия» пришвартовался в Гавре. Я ступила на французскую землю, слегка пошатываясь после долгой морской качки. Сразу взяла такси до железнодорожного вокзала, где пересела на экспресс до Парижа.
Спустя неделю я выписалась из отеля на рю де Севр и переехала в маленькую atelier[66] на рю Кассет в Шестом округе. Там я прожила следующие четыре года. Поначалу я брала уроки французского и проводила дни в кинотеатрах и брассери[67]. Потом нашла работу в небольшом франко-американском рекламном агентстве на Елисейских Полях. Через коллег по работе я попала в сердце разрастающейся в Париже американской общины — это было время, когда франк заметно ослабел, ветераны войны чувствовали себя королями, а дома все продолжалась «охота на ведьм», поэтому неудивительно, что во французскую столицу активно стекались экспаты. Я не сразу прониклась идеей общения с соотечественниками. Но постепенно жизнь американской общины захватила и меня. Особенно после того, как на одной из вечеринок я познакомилась с Мортом Гудманом — исполнительным редактором «Пэрис геральд трибюн».
