будешь получать арендную плату за твое ранчо, мы поговорим. И твоя доля будет не половина. Ни за что, бл*дь, ни половина. Но мы поговорим, и мы поговорим тогда, а не сейчас.
— Я знаю, что могу себе позволить в финансовом отношении, Майк, а что нет, — огрызнулась я.
— После того, как ты рассказала мне, что твоя прибыль снизилась за два года до такой степени, что твоему менеджеру пришлось начать продавать твою посуду через Интернет и новые галереи, ты говоришь мне, что это не финансовый удар?
Так и было, но дело было не в этом.
— Дело не в этом, — ответила я.
— Дасти, именно в этом. Ты не будешь принимать удар на себя из-за меня. Ты уже получила один удар из-за меня, бросив свою жизнь там и приехав сюда, чтобы быть со мной. Это первый и последний удар, который ты получила.
Очевидно, были времена, когда властный мачо Майк не был таким уж милым.
— Ты не можешь решать за нас обоих, — парировала я.
— Я только что принял это решение… за нас обоих, — выпалил он в ответ.
Я секунду свирепо смотрела на него, а затем раздраженно прошептала:
— Майк, это не круто. Я понимаю, что ты мужчина, настоящий мужчина, парень, я понимаю это, и по большей части это хорошо. Но сейчас плохо.
Я знала, что он теряет терпение, когда тихо ответил:
— Дасти, мы поговорим об этом дерьме и договоримся, когда ты сдашь свое ранчо в аренду.
— А до тех пор ты рад, что я буду чувствовать себя некомфортно в этой ситуации? — Выстрелила я в ответ.
— Нет, до тех пор я буду рад, если ты перестанешь быть такой чертовой упрямицей, пойми, я тебя прикрою, и я говорю тебе, что компромисс, к которому мы пришли, будет отложен на некоторое время, что меня вполне устраивает.
— Для меня это неприемлемое решение, — заявила я ему.
— Дасти…
Вот тогда я не выдержала, прервав его и заявив:
— Выбирай, Майк. Или я возвращаюсь на ферму, или нахожу квартиру, или остаюсь здесь и оплачиваю свое проживание. Вот. На твой выбор. Что ты выбираешь?
И когда эти слова вырвались, даже когда уже говорила, заметила, как его лицо превратилось в гранит, и поняла, что сделала что-то ужасно неразумное.
Но, поступив неразумно, на этом я не остановилась.
Я поняла, что облажалась, когда его руки легли на мои бедра, он снял меня с себя, посадил мою задницу на кровать и отодвинулся. Потом мгновенно повернулся, уперся кулаком в матрас рядом с моим бедром, наклонился так, что наши лица оказались друг напротив друга.
И прорычал, низко и рокочуще:
— Ты понимаешь, что я мужчина? Тогда должна понять, что такому мужчине, как я, нельзя ставить ультиматумы. Никогда. Ты хочешь до такой степени быть независимой женщиной, что отказываешься идти на компромисс, ну, валяй, дорогая. Но ты сама делаешь этот выбор. Не навязывай мне это дерьмо. Не бывают только сильные стороны, которые во мне есть, ожидая потом, что будешь ставить мне условия, когда тебе захочется. Этого не будет. Ты принесла себя в жертву ради меня. Я живу с этой мыслью ежедневно. То, что ты в этом доме — это не жертва с моей стороны. Моя ипотека не увеличивается, коммунальные услуги я почти не чувствую. Но для тебя это много значит — платить за себя, потрясающе. Тебе стоит понять, что для меня кое-что значит прикрывать твою спину, пока ты обосновываешься в моем доме, и твоя жизнь налаживается в другом штате.
Затем, предупредив меня, чтобы я не выдвигала ультиматумов, он выдвинул свой. За исключением того, учитывая, как он разозлился, его ультиматум для меня был намного страшнее.
— Если для тебя неприемлем компромисс, то твоя ферма находится прямо по соседству.
Сказав, он оттолкнулся от кровати, наклонился, поднял с пола свои джинсы, подошел к комоду, выхватил кое-какие вещи, затем удалился в ванную, и закрыл дверь.
Я натянула на себя одеяло, не двигаясь под ним. Потому что поняла, что только что облажалась. Я зашла слишком далеко. Забыла, с кем имею дело.
Майк вышел из ванной, я сразу же тихо позвала:
— Милый…
— Разозлился, Дасти, — перебил Майк, не глядя на меня, пока его длинные ноги несли прямо к двери. — Поговорим позже, когда приду в себя.
Затем, не дав мне вставить ни слова, он исчез.
А я сидела на заднице в великолепной кровати Майка за шесть тысяч долларов и пялилась на двери, думая, что в конце концов это должно было случиться. Не может все всегда быть красиво и идеально, омрачаясь только внешними факторами, которые мы не могли никак контролировать.
Но я ожидала, что именно Майк сделает нечто, отчего он станет занозой в моей заднице.
Я не подозревала, что все будет наоборот.
* * *
— Я не чувствую себя готовой к помощи, Дасти.
Я стояла в двойных дверях семейной фермы и смотрела на Ронду, которая развалилась на диване, уставившись в телевизор этим утром.
Майк не вернулся в нашу комнату, когда я оделась и спустилась вниз, увидела записку, которую он написал детям, в ней говорилось, что он отправился в «Хиллигосс» за пончиками. Внизу было написано: «Увидимся вечером, Дасти».
Это означало, что на сегодняшней день меня «сняли с повестки дня». Это меня не разозлило. Не испугало. Я не могла представить, что Майк мог затаить обиду и дуться несколько дней, если учесть столько времени он потратил, чтобы наладить свой брак. Я полагала, что Майк был из тех парней, которые быстро вспыхивают, злятся, типа вспыхивают ярко, как спичка, но, если дать время, со временем успокаиваются.
Или, по крайней мере, я на это надеялась.
Единственное, что я знала, рано или поздно мы поговорим и во всем разберемся, сейчас же у меня было слишком много дел и слишком мало свободного времени. Может в другой ситуации я бы и беспокоилась о стычке с Майком, но у меня не было такой роскоши, как открыть упаковку мороженого в семь часов утра, зациклившись на его словах (или ждать пончики «Хиллигосс», если уж на то пошло). Я должна была выполнить кучу дел. И я также чувствовала, что должна дать Майку шанс остыть. Итак, я выбрала именно это.
Поэтому схватила миску хлопьев, быстро проглотила их, написала записку Майку, Ноу и Рис
