боль.
Вот черт. Я не хотела еще больше усугублять ситуацию, ей и так было тяжело.
Но мне необходимо было что-то сделать.
— Ронда, — тихо позвала я ее, и ее взгляд переместился на меня.
— Мой сын только что так со мной разговаривал, — прошептала она.
— Да, разговаривал, — сказала я ей. — Ему приходится со многим разбираться самому. Ты нужна ему сейчас.
Выражение ее глаз не изменилось, будто я ей ничего не говорила.
Все еще шепча, она произнесла:
— Он произнес слово на букву «м» и слово на букву «б». Неоднократно.
Честно? Это было все, что она извлекла из слов Дина? Что Фин ругается?
— Он разозлился, Ронда, — указала я ей на очевидное.
— Мы не произносим эти слова у нас в доме.
Боже! Мне хотелось ее встряхнуть!
— Ронда, посмотри на меня, — приказала я.
— Я слушаю, Дасти, — ответила она.
Но я все равно сказала:
— Действительно, посмотри на меня и послушай, слушай внимательно. Ты меня слушаешь?
Она кивнула.
Я заговорила:
— Я знаю, что ты страдаешь. Знаю, что не можешь свыкнуться с его потерей. Но ты должна прийти в себя. Должна найти в себе что-то, стержень, собраться с силами, чтобы пережить потерю Дэррина. Я прошу тебя сделать это ради себя. Прошу тебя сделать это ради ваших сыновей. Но в основном прошу тебя сделать это ради Дэррина. Не хочу показаться резкой, но не знаю, как еще достучаться до тебя. Фин прав. Дэррин заботился о тебе, защищал тебя от многого, но, если бы он сейчас узнал, что ты бросила в этой ситуации ваших сыновей на произвол судьбы, он был бы разочарован. Даже разозлился бы. И если ты подумаешь об этом и будешь честна с самой собой, то поймешь, что я права.
Она еще больше побледнела, когда я закончила, но я молила Бога, что справилась, и она выслушала меня.
После того что сказал ей Фин, я решила оставить все как есть, поэтому закончила:
— Сегодня у меня много дел, мне нужна помощь. Мне бы очень помогло, если бы ты смогла переодеться и встретиться со мной и мамой в сарае. Дел много, Ронда. И я хочу подчеркнуть, что я оставила свою жизнь в другом городе, чтобы помочь тебе окрепнуть после потери. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, это насыпать немного овса, сгрести лошадиное дерьмо и разложить глиняную посуду по ящикам.
Затем я быстро вышла из комнаты.
Как только я вышла на улицу, достала свой мобильный из заднего кармана и позвонила папе, сообщить, что у Фина сдали нервы. Моему любимому племяннику не нужно было злиться до чертиков, а потом рулить трактором с фермерским мотоблоком позади.
Потом я добралась до сарая и увидела, как мама расставляет ящики и наполняет их мелко измельченной соломой, в которую я упаковывала свою глиняную посуду.
Мы с мамой принялись за работу.
Ронда к нам так и не присоединилась.
* * *
Мои лошади были накормлены. Их стойла вычищены (мной). Моя керамика была упакована в ящики. Папа и мальчики колесили на тракторах. Мама отправилась в магазин садоводов Бобби за цветами. Ронда была там, где обычно была. Я сидела за кругом, Биг и Рич пели «Спаси лошадь (Оседлай ковбоя)» https://www.youtube.com/watch?v=HflDc7PUT2g, когда вдруг появилась она.
И потом появилась она. Чем застала меня врасплох.
Хантер предупреждал меня ни один раз — приглуши музыку, будь внимательна к своему окружению. Послушалась ли я его?
Нет.
Поэтому и обнаружила ее, когда сидела наклонившись вперед, сложив руки на чаше, а Одри вошла в сарай, одетая в облегающую юбку-карандаш, блестящую атласную блузку и пару лодочек на шпильках, за которые даже я, несмотря на то, что большую часть времени предпочитаю носить ковбойские сапоги, шлепанцы или толстые носки (когда холодно), скорее всего, убила бы.
Как мог день, который начался так чертовски здорово, превратиться в полный отстой?
— Дасти? — позвала она, подойдя ближе.
Дерьмо. Черт побери. Мать твою.
— Одри, — ответила я.
— Мы можем поговорить?
Господи. Она это серьезно? Заявилась на мою семейную ферму ни с того ни с сего, одетая как героиня телешоу о женщинах, которые проводят время с «Космо», занимаясь сексом, разговаривая о сексе, покупая одежду и жалуясь на мужчин, и она хочет со мной поговорить?
— Эм... не хочу показаться сукой или что-то в этом роде, — я склонила голову к своему кругу, — но я немного занята.
Она поколебалась, потом подошла к моему радио и выключила его.
Мои глаза следили за ее передвижениями, а в голове крутилось: «Господи, она это серьезно?»
Я сделала очень, очень глубокий вдох.
Она придвинулась ближе, потом еще ближе.
— Это важно, — прошептала она.
Я наклонилась, выключила колесо, села по удобнее, чтобы могла опереться локтями на колени, откинув голову назад, глядя на нее, ответила:
— Мы встречались вскользь. Не уверена, что нам есть о чем поговорить, но уверена, что Майк не в курсе твоего прихода, поэтому у меня имеются опасения по поводу разговора с тобой. И еще раз, не хочу показаться сукой или что-то в этом роде, но мне не нравится, что ты появляешься в моем семейном амбаре без предупреждения, желая поговорить о чем-то важном.
— Это я могу понять, — ответила она, но не двинулась с места.
— Итак, эм…У меня много дел, — закончила я, надеясь, что она откланяется.
— Я не займу у тебя много времени, — мгновенно заявила она.
Господи. Это реально происходит?
— Одри…
— Ты должна понять, это тяжело для меня, — прошептала она, и я моргнула.
Тяжело для нее?! Это же не я появилась в ее доме внезапно, желая поговорить о чем-то, о чем она понятия не имела, о чем именно я хотела с ней поговорить.
Я села и попыталась набраться терпения.
— Пожалуйста, пойми, я очень занята, и о чем бы ты не хотела поговорить в данную минуту, я не могу.
— Просто... — начала она, но была прервана рычанием, отрывистым, очень, очень сердитым:
— Какого черта, мать твою?
Она быстро обернулась, и я увидела ее ошеломленный взгляд, обращенный на моего мужчины, неслышно зашедшего в сарай, его жесткие, сверкающие, сердитые глаза были прикованы к Одри.
Ее вступление в наш разговор и так было плохим. Сейчас все стало еще хуже.
— Какого, мать твою, хрена?
