На кухне — было слышно — лилась вода; мама уже встала, набирала чайник, собиралась готовить завтрак. Саша прошла в ванную — умываться.
— Ты чего в такую рань? Не спится? — окликнула ее мама.
— Доброе утро, мулечка, — промурлыкала в ответ дочка.
— Доброе, — подтвердила муля. — Раз уж встала, сходишь за молоком, ладно? Сейчас приедет «корова».
Сине-желтый молоковоз, прозванный «коровой», появлялся каждое утро в восьмом часу, оповещая жильцов оглушительным гудением рожка; тот час же выстраивалась длиннющая очередь с бидонами и трехлитровыми стеклянными банками. Шофер, тучный носатый осетин Гриша в неизменной фуражке-«аэродроме», обслуживал быстро, споро наполнял тару, принимал рубли и трешки, подгонял нерасторопных покупателей:
— Нэ задерживай, прахади!
Успевал переброситься шутками с бойкими бабенками, постоянными клиентками:
— Маруся, как дэла?
— Еще не родила, — с усмешкой отвечала Машка-шалава из первого подъезда.
— Ха-ха. А когда родишь?
— Как только, так сразу. Мужика подходящего найду… Вот ты, Гриша, сколько раз… можешь?
— Восэмь, — не задумываясь, отвечал шофер.
— Ну, да!? — удивлялась Машка, — неужели восемь?
— Туда-сюда, — уточнял Гриша.
Очередь надсаживалась хохотом. И смех и грех. Жильцы привыкли к соленым шуткам веселого молочника; хохмочки давно стали обязательной частью «программы».
Когда-то Александра, в то время школьница, конфузилась, слыша подобные непристойности. Потом приобвыкла. Народ в окрестных домах и общагах обитал сплошь языкастый, и не слишком щепетильный по части грубых выражений: в основном строительные рабочие, а на стройке, известное дело, изящная словесность не в ходу.
Получив с утра заряд «казарменного юмора», Саша вернулась домой. Поставила молоко в холодильник. Там со вчерашнего дня оставалось еще больше половины банки продукта.
— Муль, у нас полно молока! Прокиснет же…
— Ничего, на блины пойдет. Вечером блинов напеку, — отозвалась мама, и продолжила, размышляя вслух. — Масло у нас кончилось, не забыть купить. На рынок еще нужно сходить…
— Давай я схожу, — предложила дочь.
Муля удивилась: ужасно не любила Саша ходить за покупками, толкаться в очередях.
— У тебя же экзамен завтра.
— Послезавтра, — поправила Саша. — Ты не волнуйся, успею подготовиться. Что купить на рынке?
— Картошки на рубль, помидоры… — начала перечислять мама, довольная, что ей не придется тащиться после работы на рынок. — Да, купи еще сала килограмм, отец просил — с собой возьмет, для маршрутов.
У папы начинался полевой сезон: готовился со дня на день отбыть на Дарваз.
— Хорошо, куплю.
Все-таки, приятно быть полезной — самооценка повышается. «Почему бы и не прогуляться до базара? — подумала Саша, — Все лучше, чем дома торчать». Уже потом, выйдя с рынка с битком набитыми сумками, изменила свое мнение. Предстояло еще дотащить всё это до дому. В этакую-то жарищу. Что ж, сама вызвалась…
— Саша! — услышала она со стороны дороги знакомый голос. Из притормозившего у обочины автомобиля ее окликнул Боря Куракин. — Давай, подвезу.
Саша мельком оглядела машину, — таких она здесь еще не видела, — с длинным, остро скошенным передком, без характерного выступа багажника сзади («зубило», да и только).
— Привет, — поздоровалась Саша, обрадованная и удивленная одновременно.
— Давай сумки, — сказал Боря, выйдя из машины, открывая торцевую дверь. — Садись. Куда везти?
— Это твоя машина? — спросила Саша, удобно устроившись в кресле.
— Ха! Скажешь тоже. Мне такая не по зубам.
— А как она называется?
— «Восьмерка», — ответил Борис, и уточнил. — Ваз двадцать один ноль восемь. Их только-только начали выпускать. У нас в городе таких три-четыре всего. Эта — стеклотарщика одного, Махмуда.
— ?..
— Украл, — ответил Боря на немой вопрос девушки. — Ха-ха. Шучу. Махмуд умудрился ее в первый же день ударить. Ездить-то не умеет — права, наверное, вместе с машиной купил. Сдавал задом, и в столб въехал! Вот мы ему кузов и рихтовали. Он мне доверенность дал, чтобы пригнал ему тачку, когда закончим. Договорились, что через пять дней будет готова, а мы за три управились.
Боря весело трепался, крутя баранку. Доехали моментом, не успели и поболтать толком.
— Саш, хочешь, прокатимся за город? — неожиданно предложил Борис. — Занесем твои сумки…
Александра опять удивилась, но не подала виду. Спросила только:
— А стеклотарщик знает, что ты на его машине катаешься?
— Да, знает, — отмахнулся Боря. — Сам мне сказал: если надо, можешь ездить пока.
— Тогда ладно, — согласилась Саша. Вырваться, хотя бы на час, из душного города — совсем не плохая идея.
Сказано — сделано. Через четверть часа они уже катили по трассе «Север — юг», в сторону Варзобского ущелья. Ветер задувал в открытые окна. Играл приятный музон: салон стеклотарщиковой машины был оборудован японской стереосистемой. Аль Бано и Ромина Пауэр пели про итальянское счастье — феличиту.
— Саш, а чего ты так резко исчезла позавчера? — спросил Борис, имея в виду неожиданный уход Александры с посиделок у Куракиной.
— Я думала, ты не заметил, — усмехнулась девушка, — Зулькой был занят.
— Ха! Ваша Зуля, конечно… это что-то! Только она не в моем вкусе.
Последнюю фразу Борис произнес серьезно, и мельком так глянул на Сашу, что та смутилась — неужели у него есть что-то к ней? Саша скосила глаз: Боря смотрел на дорогу, улыбался чему-то, насвистывал мотив «Феличиты». Саша посмотрела на него еще раз — оценивающе. Высокий, плечистый, блондин, лицо простецкое, открытое — хороший парень, и она бы не прочь завязать с ним отношения, вот только… Что «только»? Ох, Саша и сама не знала.
Боря остановился у загородного ресторанчика с открытой террасой. Внизу шумела речка, от которой веяло прохладой, дымился мангал с шашлыком, но все столики были свободны.
— По шашлычку? — предложил Борис.
Саша начала было отнекиваться, но Боря не стал слушать возражения, провел спутницу к столику, заказал две порции. К шашлыку Боря взял еще бутылку болгарского вина для Саши и минералки — себе.
Зачем? — опять попыталась возразить Саша. — Что, я буду пить одна?
— Ничего. Считай, что мы вдвоем выпиваем. К мясу — красное вино. Так классики советуют.
— Ты с ума сошел Боря, я же упьюсь!
— Я не заставляю тебя всю бутылку выпить. Чуточку — для аппетита. А что останется, с собою заберем.
С Борисом трудно было спорить, на все у него ответ имелся. При этом он не навязывался, держался по-джентельменски, не делая ни малейшего намека, что ожидает от Саши чего-то в благодарность за угощение. И все-таки, девушка ощущала неловкость: ведь, как ни крути, а она принимает ухаживание парня, давая ему тем самым повод надеяться на близкие отношения в дальнейшем. И не так он прост, этот Боря. Шмотки у него, — адидасовские кроссовки, светлые брюки из тонкой «плащевки», бежевая рубашка с коротким рукавом, — явно не из магазина; на безымянном пальце массивный перстень-печатка — знак принадлежности к миру «деловых».
