— Вы думаете, он выиграет?
Аксель не отрывала глаз от предпринимавшего значительные усилия коня и не обратила внимания на вопрос, негромко прозвучавший за спиной. Она увидела, что он пересекает финишную черту сразу за победителем, и разочарованно вздохнула.
— Если бы не неловкость при последнем прыжке, он бы мог выиграть, — сказала она и лишь потом повернулась.
Ксавье Стауб вежливо улыбнулся ей и протянул руку.
— Я опоздал и не видел половины бегов. Это было интересно?
Аксель чуть было не пожала плечами, но довольствовалась ответом:
— Очень интересно. У вас просто талант появляться у меня за спиной, господин Стауб!
— Прошу вас, просто Ксавье.
Его бейдж владельца был небрежно прикреплен к отвороту блейзера цвета морской волны, а узел галстука приспущен.
— Отец в Нью-Йорке. Он попросил меня присутствовать на бегах… — Опустив глаза в программку, он поискал, как зовут коня. — Ага, Жазон. Я запомнил только его номер. Девятый.
— Прекрасно! Ваш номер девять замечательно пробежал, можете передать это отцу. Нужно спуститься на взвешивание. Вы пойдете?
Он пробурчал с растерянным видом:
— Нужно еще что-то делать?
— Первых всегда проверяют.
— На допинг?
— Да. И еще проверяют вес наездника.
— Выходит, перед скачками его не взвешивают?
— И перед, и после, если лошадь пришла к финишу.
— Зачем? Это смешно! Ведь не похудеет же он за пять минут!
На ходу Аксель терпеливо объяснила:
— Вес фиксируется по отношению к коню. Если у наездника есть преимущество в весе, он возьмет дополнительный груз, чтобы уравнять шансы с соперниками. Но даже более грубые подошвы на обуви не могут существенно увеличить вес. Поэтому бывает, что под стельку кладут свинцовые пластинки.
— А, понимаю! Можно избавиться от свинца, выбросив пластинки перед стартом в кусты?
— Примерно так…
Она на секунду остановилась и посмотрела на Ксавье.
— Вы вовсе не обязаны сопровождать меня. Мне кажется, что скачки вас усыпляют. Вы вправе уйти.
— Нет, посмотрю до конца, раз уж приехал.
Аксель с раздражением кивнула головой. Иногда владельцы бывают ничего не смыслящими любителями, но они хотя бы делают вид, что им это интересно. А Ксавье Стауб откровенно скучал.
В помещении для взвешивания она обменялась несколькими словами с Антоненом, который разделял ее оптимизм относительно Жазона, и поздоровалась с двумя тренерами и спортивным комиссаром бегов, не утруждая себя тем, чтобы представить им Ксавье. Возможно, он теперь долго и ногой не ступит на ипподром, к чему заставлять его пожимать руки незнакомым людям?
— Если у вас нет других участников, — неожиданно объявил Ксавье с наигранным весельем, — мы могли мы пойти отметить второе место Жазона. Со стороны Отейских ворот есть какие-нибудь бистро, где можно выпить по стакану вина?
— Отейских ворот? — переспросила изумленная Аксель. — Здесь есть все, что нужно. Бары, чтобы…
— Нет, здесь вы слишком многих знаете, нас будут постоянно перебивать!
При мысли, что сейчас уйдет оттуда, где ему явно было не место, Ксавье обрадовался и заулыбался. Аксель поколебалась секунду, но потом согласилась. Действительно, по традиции следовало отметить удачные бега, и даже если ей не хотелось оставаться в компании Ксавье Стауба ни минутой дольше, чем необходимо, она не могла отказаться выпить с ним.
— Я приехал на метро, а вы? — неожиданно спросил он.
— Конечно, на самокате. Впрочем, Мезон-Лаффит не так уж и далеко!
Ответ прозвучал иронически, но, вместо того чтобы обидеться, Ксавье продолжал улыбаться.
— Ладно, — вздохнула она, — сейчас возьмем мою машину на стоянке, беру на себя дорогу.
Десять минут спустя она нашла место на площади Отей, у кафе, витрина которого выглядела не слишком привлекательно.
— На ипподроме было лучше, — напомнила она.
Они прошли в маленький темный зал, где хозяин не слишком-то любезно согласился подать им два бокала шампанского.
— За Жазона, за девятый номер! — с довольным видом провозгласил Ксавье.
Аксель отпила глоток, ничуть не удивившись, что шампанское не было ни хорошим, ни холодным.
— Зачем вы приехали? — спросила она, глядя на Ксавье. — Не похоже, что вы хотели сделать приятное отцу.
— Это правда. Но откажись я, матери бы пришлось несколько недель слушать об этом! Похоже, я — любимая тема их разговоров. Когда им не о чем поговорить, они, по крайней мере, могут бесконечно ссориться из-за того, что я сделал или не сделал…
— Ей следовало самой приехать.
— Мой отец считает, что лошади — не женское дело. Вы и представить себе не можете, каких усилий ему стоило вас воспринять всерьез. Потребовалось все умение вашего деда убеждать и его репутация. То есть репутация вас обоих.
— Это вопрос не репутации, а результатов, — сухо возразила она. — Впрочем, я могла бы и не оправдываться!
Она залпом опорожнила бокал, желая как можно скорее прервать скучный разговор и уйти из этого отвратительного бара.
— Еще? — предложил Ксавье.
— Зачем? Вам оно показалось вкусным? Послушайте, я должна возвращаться.
— Подождите, еще хотя бы пять минут.
Он подал знак хозяину, который с насмешливой улыбкой снова наполнил их бокалы. Как только он отвернулся, Ксавье прошептал:
— Вы прекрасно понимаете, что никто не купит у него начатую бутылку.
— Если это благородный поступок, я преклоняюсь, — проворчала Аксель. — Но мне еще сидеть за рулем, не хочется лишиться прав.
Порывшись в сумочке, она вытащила кошелек и положила на стол деньги.
— Когда ваш отец должен вернуться из Соединенных Штатов?
— Послезавтра. На ближайших скачках вы обнаружите его у себя за спиной, если только ему не нужно будет отправиться еще куда-нибудь.
Она поднялась и протянула ему руку.
— Нет, — возразил он, — я ухожу с вами, один я здесь не останусь!
Оказавшись на улице, он добавил:
— Это была глупая мысль, я убедился. Наверняка в этом квартале есть более приятные места, но я их не знаю.
Он проводил ее до машины и придержал дверь, пока она устраивалась за рулем.
— Я хотел спросить… А что, если мы создадим качественное программное обеспечение для тренеров?
Аксель, обескураженная, покачала головой.
— Программное обеспечение? Но для чего?
— Составлять списки достижений и выигрышей, планировать работу, рисовать сравнительные таблицы и тому подобное. Цифры более выразительны, если их упорядочить!
— Господин Стауб, я…
— Ксавье, ведь мы договорились.
