«А Дуг — его внук, с ним тоже все уладится!»
Она направилась к дому, торопясь натянуть ботинки.
* * *
Примерно в это же время Дугласа остановил на улице незнакомец, представившийся другом какого-то друга. Его звали Этьен, и он хотел кое-что предложить.
Прежде всего он угостил Дугласа стаканчиком ради знакомства и они обменялись ничего не значащими фразами, потом он предложил проводить его домой.
— Поговорим по дороге. Этот разговор откладывать не стоит.
Дуглас слишком хорошо знал людей из мира скачек, чтобы не понять, что этот тип относится к паразитам, трущимся вокруг конюшен. Он сразу заподозрил что-то нечистое. Что, очевидно, принесет ему немного денег и, возможно, много хлопот. Дуглас мог сразу покончить с этим, решительно освободиться от компании Этьена, но любопытство оказалось сильнее, и он решил подождать, пока тот не перейдет к главному.
— Как мне рассказывали, вы не в лучших отношениях с родными?
— Вы хорошо осведомлены, — подтвердил Дуглас.
— Все знают, что старый Монтгомери обошелся с вами непорядочно.
— Я не делаю из этого тайны.
— Тогда я открываю карты. Речь идет о том, чтобы нейтрализовать одну из его лошадей.
Даже если Дуглас и не был удивлен, он почувствовал себя не в своей тарелке. Он предполагал что-то в этом роде, но не задавался вопросом, как отреагировать на это.
— Нейтрализовать? — переспросил он, чтобы выиграть время.
— Только один укольчик накануне бегов, — сказал Этьен доверительным тоном. — Ничего плохого, это V-транквилизатор. Сильное успокоительное для слишком возбудимых лошадей. Оно мягко действует несколько часов, но лошадь в это время не в лучшей форме.
Поскольку Дуглас по-прежнему молчал, он продолжал:
— Коня зовут Макассар, он задействован в состязаниях второго июня и, несомненно, будет лучшим. Было бы хорошо, чтобы в этот день он не выиграл.
Дугласу не требовались дальнейшие объяснения, все и так было понятно. Этьен — если только этого человека действительно так звали! — работал на нечистоплотного тренера или наездника, привыкшего к темным делишкам. На скачках, о которых шла речь, должна быть лошадь, о которой никто не слыхал, лошадь, до сих пор выступавшая с плохими результатами, на которую игроки на ипподроме ставок не делали. А ведь плохие результаты — это еще не значит, что лошадь плоха. Ее можно «придержать», чтобы она при легком весе получила самый крупный выигрыш. В нужный день они почти наверняка сделают ставку. При условии, что не будет слишком грозного противника.
— Макассар — наш единственный серьезный конкурент, — продолжал Этьен. — Но если он чуть-чуть устанет — дело в шляпе!
Дуглас чуть было не сказал, что все не так просто, что на бегах бывают всякие неожиданности, но предпочел молчать и дальше.
— Ведь проникнуть ночью к Монтгомери не будет для вас проблемой? Если что-то не заладится, вы у себя дома…
— Я не знаю этого коня, — проговорил Дуглас. — В мое время его там не было.
— Караковый, с двумя белыми отметинами на ногах, довольно крупный, содержится на малом дворе. Если его не поменяли с кем-нибудь местами, это четвертое стойло западного ряда.
Точность информации только усилила тревогу Дугласа. Но мог ли он теперь, когда все было сказано, отделаться от собеседника? Последний, должно быть, почувствовал сомнение, потому что добавил вполголоса:
— Вы не заинтересованы в пари, я не назову вам имени победителя. Однако могу дать две тысячи евро сразу. Они останутся у вас, что бы ни произошло. И столько же потом, если все пройдет как надо.
Сумма была даже крупнее, чем предполагалось. Значительной и смехотворной одновременно.
— Я вас даже не прошу взламывать аптеку конюшни! — добавил Этьен со смешком.
Он достал из кармана куртки маленький пластмассовый пакетик. Дугласу достаточно было даже взгляда, чтобы понять, что там лежит шприц. Этьен сунул свободную руку в другой карман и понизил голос.
— У меня и деньги с собой. Не хватает только одного — ответа.
Лучшим из ответов был бы отказ, и Дуглас прекрасно это знал. Но он знал и то, что очень нуждается в деньгах, не говоря о желании отомстить Бену.
— Итак? — не терпелось Этьену.
Калейдоскоп картинок сменился в голове Дугласа. Дед в ярости оттого, что ошибся в возможностях одного из своих чистокровных скакунов, разочарованная Аксель, высокомерный Антонен, которого ругают за неудачный выезд… И он, Дуглас, наконец-то при деньгах. Что можно сделать с двумя тысячами евро, с четырьмя тысячами? А кстати, что ему мешает сделать ставку? Таинственный конь обязательно будет тем, на кого сделали самую большую ставку!
Еще не приняв окончательного решения, он взял пакетик, опустил его в карман и тут же почувствовал, что в руку ему суют свернутые рулончиком банкноты.
— Макассар, четвертое стойло, бега второго июня, — напомнил Этьен сухо.
Он поспешно удалился, и Дуглас понял, что у него уже нет возможности изменить свое решение. Он ничего не знал об этом человеке и не мог найти его, даже если бы захотел.
«В какое же дерьмо я вляпался?»
Размышлять было поздно, жребий брошен.
* * *
Вечер был достаточно теплым, чтобы посидеть на улице, и Анриетта выставила кованый стол и два кресла в крошечный садик возле их дома в Нейи. Крошечный, но чудесно обустроенный. Жан Стауб выложил садоводу-дизайнеру крупную сумму, чтобы тот создал ощущение пространства. Вечнозеленые кусты, решетка на задней стене, множество цветов, и все выложено бургундской плиткой, между которой пробивается травка.
Если смотреть из гостиной, местечко просто замечательное, но из окон второго этажа видны соседние дома, которые, казалось, вот-вот задавят этот зеленый островок. Тем не менее иметь частный дом с гаражом и садом в центре Нейи было немыслимой роскошью, и Анриетта вполне это осознавала. К сожалению, роскошь не сделала ее счастливой. Забавы мужа — огромные машины, беговые лошади, партии в гольф — оставляли ее равнодушной. Ее интересовал только сын, и она с нетерпением ожидала его редких визитов. Обычно они выпадали на время, когда Жана не было дома, — отец и сын совершенно не понимали друг друга.
— Останься на ужин, будь добр…
— Не могу, мама. Нужно вернуться на работу. У меня много дел, а я провел полдня на ипподроме! Впрочем, это красивое зрелище, и я не жалею, что пошел туда.
Едва переступив порог, он освободился от галстука, свернул его и сунул в карман. С раскрытым воротом рубашки и слишком длинными волосами — он никак не мог выкроить время, чтобы пойти подстричься, — сын выглядел совсем молодым.
