Кажется, она вздрогнула.
— Знаете, может, я поработаю одна и потом отправлю вам черновик по электронной почте.
Это был не вопрос.
Я вернулась в Рассел-билдинг, обуреваемая самыми разными эмоциями. Когда я, задрав нос, шла мимо Ральфа к лифту, то уже решила, как поступить с Натали. Я подожду, пока она внесет свои изменения, а потом просто получу от Р.Г. разрешение отклонить их. Проблема решена.
Встреча с Аароном принесла мне куда больше счастья. Я помнила, что надо быть осторожной, но все равно весь день ухмылялась. А в шесть вечера получила от него электронное письмо с предложением повеселиться.
Я колебалась, но недолго. Глупо отвергать его лишь потому, что он работает на Брэмена. Неважно, что говорит Р.Г., я не позволю его паранойе диктовать мне, с кем можно встречаться, а с кем — нет. Я сама принимаю решения — и дам Аарону шанс. Я согласилась встретиться с ним в четверг вечером, поблагодарила всех своих богов и задумалась, можно ли за три дня обрести формы супермодели.
Я встала на час раньше, чем обычно, чтобы сделать одно очень важное упражнение. Поскольку сегодня — тридцатая годовщина окончания съемок «Изгоняющего дьявола», я решила смотаться на угол Проспект и М-стрит и побегать по крутой внешней лестнице, прославившейся благодаря этому фильму. Сама я никогда не смотрела «Изгоняющего дьявола» и не собираюсь смотреть, потому что фильмы ужасов — не для меня и мои попытки закалить дух всегда заканчивались плачевно.
Когда соседки по комнате в колледже уговорили меня посмотреть «Сияние», я продержалась пятнадцать минут. К тому же мне пришлось распрощаться со свободой, потому что следующие три месяца я просто не могла оставаться одна. Намного позже до меня дошло, — а не в этом ли заключался их план?
Но я понимала, какое влияние на мировую культуру оказал «Изгоняющий дьявола», и считала, что годовщину его съемок нужно отметить. Кроме того, я надеялась, что, если несколько раз пробегу вверх-вниз по лестнице, это компенсирует недели далеко не здорового образа жизни и моментально вернет мне стройность.
Семьдесят пять ступенек — это очень много. По какой-то дьявольской причине, потея на лестнице, я вспоминала свои предыдущие романы. Большинство — неудачные. Серьезных было не так уж и много — только три продлились больше двух месяцев. Слава богу, что они все закончились, но меня мучила масса нерешенных вопросов.
Равно как и кошмарных мгновений. Во время второго захода на лестницу я со стыдом вспоминала телефонную охоту на Джейсона Шэмберса, симпатичного консультанта, с которым меня познакомила подруга матери, когда я только переехала в Вашингтон. Мы пообедали и договорились сходить на выходных в кино; воздух был полон любовных флюидов. Я не могла поверить в удачу: едва переехав в Вашингтон и никого в нем не зная, уже собираюсь на свидание с чертовски сексуальным аборигеном.
Он сказал, что позвонит в субботу утром. Но так и не позвонил. К шести вечера я решила, что единственно разумный план действий — начать звонить ему и бросать трубку, когда включится автоответчик. Когда он наконец позвонил в десять утра на следующий день, то сказал, что на его определителе — шестьдесят два звонка с моего номера, и спросил, все ли хорошо.
Нет, конечно, нет. Я сделала вид, что страшно удивилась и несколько ужасных минут размышляла вслух, в чем причина столь странного явления — возможно, дело в каком-нибудь замыкании? Я призналась, что звонила один раз, прежде чем выйти из дома, уточнить насчет кино, не более того. И уж никак не шестьдесят два раза — боже, он, наверное, подумал, что я рехнулась! Но теперь он знает, что свихнулась не я, а телефон, и… о ужас, вы посмотрите, сколько времени, мне правда пора бежать.
Он вежливо подыграл мне, и мы договорились сходить в кино в другой раз. Но он предложил мне самой позвонить ему, а я так задыхалась от стыда, что не нашла в себе сил хоть попытаться снова разжечь его интерес.
Почему распространенность определителей номера оказалась для меня такой неожиданностью? Этот вопрос терзал меня до сих пор.
Я очень старалась забыть этот случай. К несчастью, первые три цифры его телефона (который я, разумеется, запомнила в тот роковой вечер) совпадали с домашним номером Лизы, потому я все время боялась случайно позвонить ему и напомнить о себе.
Я пыхтела, прыгая по ступенькам, мучительно вспоминала этот постыдный эпизод и перебирала длинный список оплошностей на свиданиях и любовных промахов, отчего они еще ярче и сильнее пламенели в моей памяти.
Наконец, после кошмарного четвертого захода, я внезапно сообразила, что последние полчаса изгоняла своих дьяволов. Странная ирония судьбы, учитывая, где я нахожусь. Задыхаясь, я потащилась домой, чувствуя себя так, словно упустила счастливую возможность.
В офисе, три кружки кофе спустя, я решила, что жестокое прошлое было лишь прологом к удивительным отношениям, которые вот-вот начнутся у нас с Аароном. Ошибки сделали меня сильнее и мудрее, и я, разумеется, никогда их не повторю. Я во многом стала другим человеком — уверенным, серьезным и решительным. Во всяком случае, по сравнению с той Сэмми, которая только-только переехала в Вашингтон.
Может, помог разбор полетов, а может — огромное количество кофеина в крови, но день оказался на редкость продуктивным. В основном я готовила открытые заседания, которые Р.Г. проведет по всему Огайо в конце августа, во время сенатских каникул.
Открытые заседания — это большие регламентированные собрания, площадки для диалога между Р.Г. и его избирателями. Кто угодно может прийти и задать вопрос или высказать свое мнение. Р.Г. часами разговаривает с людьми.
Я люблю открытые заседания, и не только потому, что Р.Г. на них особенно хорош. Для меня это праздники ответственности и общения (пусть иногда скучные и утомительные). Главная связь представительной демократии — связь между избираемым и избирателями, и странно, что большинство сенаторов не проводят подобных заседаний.
В августовском турне Р.Г. собирался в основном сосредоточиться на вопросах здравоохранения, поэтому я отправлюсь с ним. Конечно, я хотела, чтобы все прошло гладко, поэтому с головой погрузилась в планирование. Надо было выбрать места, арендовать транспорт, собрать информацию, кратко перевести законы на человеческий язык, и много чего еще.
Среда прошла в таком же лихорадочном тумане, а четверг настал раньше, чем я о нем вспомнила. В половине шестого утра меня разбудила мама: она позвонила узнать, все ли хорошо, потому что ей сейчас приснилось, будто меня раздавила гигантская скрепка для бумаг.
