— Выпей, — сказал он чуть хриплым голосом.
— Что это? Алкоголь?
— Нет, это витамины и минералы, полезные для здоровья, — ответила Зоя. — Завтра будешь свежа, как майская роза.
Я выпила кисло-сладкий напиток до дна. Во рту остался ягодный привкус.
— Ладно, девочки, мне пора спать, утром на работу, — сказал Кирилл, вставая. — А вы отдыхайте, не буду вам мешать.
Он поцеловал Зою в щёчку и потрепал меня по плечу, проходя мимо. Не поцеловал, как при встрече. Не захотел? Побоялся? Ну и правильно, хватит объятий и поцелуев.
— Спасибо за вечер, — сказала я ему в спину.
Он махнул рукой.
Мы посидели в гостиной ещё минут двадцать. Зоя цедила виски, а я медленно обошла комнату и задержалась у камина, на котором стояли фотографии в рамочках. Меня заинтересовал один снимок — два рослых рыжих парня на фоне величественного здания. Кажется, это был какой-то московский вуз. Ребята улыбались во весь рот и выглядели счастливыми. Они были похожи друг на друга как две капли воды и очень смахивали на Зою — цветом волос и тонкими чертами лица. Мамины сыночки. От отца им достались только глаза — яркие, голубые, пронзительные. Красивые парни.
— Мои мальчики, — сказала Зоя. — Люблю их больше всего на свете.
— Скучаешь по ним?
— Не то слово.
— Так заведите ещё одного, — предложила я. — Вы же ещё молодые.
— Вот уж нет! С меня хватит. А вы почему не заведёте?
Я пожала плечами:
— Сначала нужно встать на ноги и переехать от свекрови. Дети — это большая ответственность.
— Ладно, — сказала Зоя, — надеюсь, ты встретишь мужчину, от которого захочешь родить. Пойдём, я постелила тебе в детской комнате.
Она провела меня по коридору в дальнюю комнату. Под ногами поскрипывал паркет, пахло старыми книгами и чем-то смутно знакомым. Видимо, Зоиными духами или туалетной водой, которой пользовался Кирилл. В темноте квартира казалась таинственным замком с мрачными закоулками и дверями, за которыми могло прятаться всё что угодно. При каждом шаге полы халата оплетали икры, как шёлковые путы. Все чувства были обострены.
В детской горел ночник. Зоя указала на одну из кроватей:
— Надеюсь, тебе будет удобно. Спокойной ночи, — она легонько коснулась губами щеки.
И опять словно пощекотала беличьей кисточкой. Приятно.
— Тебе тоже, — ответила я. — Спасибо.
Зоя ушла, тихо притворив дверь, а я огляделась. Чёрные обои с японскими постерами (алые иероглифы, анимешные девочки с мечами), чёрная мебель и чёрные шторы на окне. Две кровати, два рабочих стола с компьютерами, игровая приставка, телевизор, стеллажи с учебниками. Братья жили в одной комнате. Видимо, они дружили и не хотели разъезжаться по разным помещениям, хотя места в квартире было предостаточно.
Я погасила ночник, скинула халат и скользнула под одеяло. Вытянулась на спине и представила, как Зоя возвращается по коридору в гостиную, ступает босыми ступнями по вытертому персидскому ковру, гасит везде свет и ложится в постель к мужу. И они занимаются сексом. Прямо сейчас. Где-то в этой квартире. Возможно, через стенку от меня.
Я затаила дыхание и прислушалась. Но нет, стонов слышно не было, только стук дождевых капель об оконное стекло. Я сжала грудь и потеребила соски, которые всё ещё стояли торчком. Скользнула рукой между ногами. Ох, как там всё было влажно! Я обвела средним пальцем клитор и набухшие губы. Какая-то мышца внизу живота отозвалась на прикосновение сладким и длинным содроганием. Как давно у меня не было секса! Я прикусила губу. Стыдно и неловко заниматься этим в детской комнате, но иначе я не засну. Так и буду представлять, как Кирилл трахает Зою в соседней спальне. У идеальной пары наверняка идеальный секс.
Пальцы знали своё дело. Дыхание стало частым, мне приходилось сдерживаться, чтобы не застонать.
Внезапно дверь открылась, и в комнату просочилась неясная тень. Я замерла и всмотрелась в темноту. Это правда или мне померещилось? Ни черта не видно в этой чёрной-пречёрной комнате! И ночник далеко, не дотянуться.
— Кто здесь? — спросила я испуганно. — Зоя, это ты?
Послышался шорох одежды, как будто кто-то раздевался около кровати, а потом одеяло приподнялось, и на меня навалилось горячее тело.
— Хочу тебя, — раздался тихий срывающийся голос. — Не могу больше терпеть…
6. Ты ничего обо мне не знаешь
— Кирилл, что ты делаешь? — я задохнулась от острого возбуждения, когда он придавил меня к матрасу и нагло всунул ногу между моими коленями. — Уходи, прошу тебя. Так нельзя. Я уже говорила тебе…
Он зажал мне рот ладонью и прошептал на ухо:
— Тшшш… Я помню, что ты говорила, не повторяй больше эту чушь. Ты думаешь, я ничего не вижу, не понимаю и не чувствую? Ты ошибаешься. Тебе не удастся меня обмануть.
После краткой борьбы под одеялом он раздвинул мои бёдра и упёрся стоящим членом в промежность. Один толчок — и он окажется внутри. Я ощущала себя совершенно беззащитной. Если Кирилл захочет, то беспрепятственно меня трахнет, и никто ему не помешает. К моему ужасу, это ещё сильнее меня возбуждало. Внутри всё пылало и пульсировало. Этому костру не хватало последней веточки, чтобы взорваться огненным шаром.
Без сомнений, Кирилл знал о моём состоянии. Я дрожала и прерывисто дышала. Моя смазка увлажнила его член. Я попробовала вывернуться из объятий, но Кирилл налёг на меня всей тяжестью. Мне не хватало воздуха, я бессильно помотала головой по подушке. Кирилл приподнялся и ослабил захват.
— Я не обманывала тебя, — выдохнула я ему в ладонь.
— Ты сказала, что у тебя нет ко мне чувств. Это неправда, — он медленно обвёл пальцем мои губы, словно вспоминая в темноте их очертания. — Твои чувства очевидны любому…
— Я люблю своего мужа, — поспешно перебила я, упираясь пятками в матрас и делая очередную попытку выползти из-под Кирилла.
Куда там! Он был намного сильнее меня. А я одурела от близости желанного мужчины и потеряла над собой контроль. Ругая себя за слабость, я наслаждалась каждым прикосновением и с трудом удерживалась от стонов. На месте Кирилла я бы подумала, что все эти бестолковые ёрзанья и рывки — часть прелюдии, а не искреннее желание прервать физический контакт. Да любой бы вменяемый человек так подумал, потому что так оно и было на самом деле. Если бы Кирилл меня отпустил, я бы взвыла от разочарования.
Осознав это, я прекратила дёргаться и постаралась расслабиться. Мы оба вспотели. Моя грудь ходила ходуном и при каждом вдохе расплющивалась о его твёрдый пресс.
— Я не знаю, кого ты любишь, но хочешь ты меня, — спокойно сказал Кирилл. Палец, обводивший мои губы, остановился и попытался проникнуть в рот. Я упрямо сжала зубы. — Может быть, ты не понимаешь, как выглядит твоё поведение со стороны. Может быть, тебе кажется, что ты не подаёшь никаких сигналов, что ведёшь себя нормально и даже по-дружески… Но, блядь, Машенька, меня никто не хотел так, как ты. И от этого у меня срывает крышу.
От возмущения я открыла рот, и Кирилл этим воспользовался. Вставил между губами подушечку пальца, и я ощутила вкус его кожи, гладкость ногтя и даже рисунок папиллярных линий. В голове поплыло. Как же я его хотела! До обморока, до сведённых судорогой мышц живота.
— Возрази мне, — тихо предложил он, дразняще надавливая членом на вход во влагалище, — скажи, что равнодушна ко мне, что я тебе не нужен, что ты меня не хочешь.
У меня не осталось сил сопротивляться. Пусть он трахнет меня, я кончу, и мучительное наваждение рассеется. После оргазма я смогу произнести то, что он просит. И, может быть, тогда он мне поверит.
— Я тебя хочу, — сказала я и втянула в рот палец.
И начала сосать его, облизывая и заталкивая в горло. Я бы его проглотила, если бы могла. Моё нутро должно быть заполнено плотью этого мужчины — во всех отверстиях, сверху и снизу, прямо сейчас. Мне нужны его член, пальцы и язык, его слюна и сперма, он нужен мне целиком!
Кирилл сдавленно зарычал и одним толчком вошёл в моё распластанное тело — резко и грубо. Именно так, как мне хотелось. И начал размашисто трахать, да было уже поздно. Костёр получил свою последнюю веточку — меня взорвало с третьего толчка. Я скрестила ноги на заднице Кирилла и притянула его к себе. Впилась ногтями в окаменевшие ягодицы. Он больше не мог двигаться. Я стонала в голос и билась в конвульсиях, меня выгибало от удовольствия, сердце выпрыгивало из груди, а влагалище всё сокращалось и сокращалось, и конца-краю не было этому чудовищному оргазму. Такой долгий, такой мощный, такой сладостно-неконтролируемый. Словно прорвало плотину, и меня, как безвольную щепку, затянуло в воронку блаженства. Я ничего не могла с собой поделать.