Как там говорит Иринка: «Если в голове много мыслей, надо занять руки». Пара глубоких вздохов — разминаю плечи, вращая их вперед-назад, и принимаюсь за работу. Холдер, кофе, темпер — все действия механические, лишенные души. Никогда еще так бездумно не готовила, обычно хоть немного стараюсь.
Разной степени ужасности предположения атакуют голову, выходят на первый план и вынуждают наблюдать за всеми возможными сценариями, где старший Евсеев играет главную роль. Успеваю подумать о том, что нам с Мирославом придется притворяться перед его родственниками и всякий раз разыгрывать любовь под пристальным наблюдением Якова Игнатьевича, который в лучших традициях Станиславского кричит «Не верю!» Как наяву вижу несчастливый финал разведенной женщины, по которой глава семейства Евсеевых пускает меня под пресс своего авторитета, оставляя лишь мокрое место. Разыгрываю даже сценку, в которой мне удается сбежать из страны, чтобы только никогда не попадаться на глаза Евсеевым.
— Ксения, — голос доносится как сквозь толщу воды. — Ксения, с вами все в порядке? — Мирослав касается моего плеча и несильно сжимает. Вздрагиваю и часто моргаю, с трудом фокусируюсь на обеспокоенном лице босса. Плечо горит — торопливо высвобождаюсь из плена горячих пальцев и позорно отступаю, чувствуя ускоренный бег крови по артериям.
— Было бы, если бы вы не решили поиграть в мужа, — шиплю, вспоминая, из-за кого я оказалась в состоянии, близком к неврозу. Разуму вмиг возвращается способность трезво мыслить, тело приобретает устойчивость, а сердце тонет в злости, оставшейся еще со вчерашнего вечера. — Мы договаривались на один вечер!
— Знаю, но это, — он указывает на дверь, явно намекая на деда, — вышло спонтанно. Мы встретились в холле, у меня не было времени придумать стоящий план.
— Один вечер, — цежу недовольно, — и он давно закончился.
Мирослав делает шаг ко мне, нас разделяет ничтожно крохотное расстояние, в носу щекочет хвойно-цитрусовый запах его парфюма, а в горле застревает возмущение. Евсеев наклоняется, давит морально, пользуясь преимуществом в росте. Теряюсь на его фоне и отклоняюсь как можно дальше, когда он змеем шипит:
— Считай это компенсацией за несоблюдение условий контракта, — сжимает челюсти и гневно поджимает губы.
И надо бы по-настоящему на Евсеева обидеться, отказаться от всего и сбежать. Отправить резюме в пару других компаний, куда меня примут с распростертыми объятиями, а после отправить в черный список номер Мирослава и всех сотрудников. Надо бы поступить по-женски, но вместо этого я звонко смеюсь, хватаюсь за живот — согнулась бы пополам, если бы меня не подпирал Евсеев. Босс застывает изумленно, не понимает моего поведения, а я все не могу успокоиться, слезы скапливаются в уголках глаз, промакиваю их салфеткой, на которую собиралась поставить чашку кофе.
— Теперь понятно, — наклоняюсь вбок, отправляя липнущую к влажным рукам бумажку в урну, и краем глаза замечаю любопытную макушку, заглядывающую на кухню. И судя по количеству седых волос, это не Самарин, хотя ему только и дай нос в очередную сплетню сунуть. — Заботливая сестра уже донесла, — говорю тихо и, проклиная свою сговорчивость на чем свет стоит, решаюсь подыграть и потешить немолодое сердце Якова Евсеева. А с босса позже благодарность стребую, когда перестанет на меня так ошалело смотреть, будто я его раздевать прямо здесь собралась.
Опускаю ладони на плечи Мирослава, поднимаюсь выше, с видом ценителя отмечая крепость мышц, и поправляю и без того идеальный ворот рубашки. Улыбаюсь шоку Евсеева — только ради этого стоило затеять подобное безумство. Биг босса можно завести в тупик. Каким же нужно быть обделенным заботой, чтобы банальные движения вызывали такую реакцию: Мирослав тяжело сглатывает, хмурит брови и ни на секунду не сводит взгляда с моего лица. Поправляю галстук, затягивая ровнее, чтобы у идеального Евсеева все было в совершенстве. Он перехватывает мои предплечья, вынуждая остановиться, сжимает крепко — просто так не выбраться.
— Объясни, — рычит, точно хищный зверь, пугающий мелкую сошку, чтобы не мешала. Лениво, тихо, но пугливые крупные мурашки ползут по позвонкам.
— Вчера я была с братом, поэтому и звонила, чтобы предупредить. Но тут и без меня хватает желающих, — если раньше я забавлялась, то теперь могу сполна насладиться триумфом. Мирослав выглядит побежденным. Гениальный Евсеев, акула бизнеса, раскусывающая конкурентов в два счета, просчитался. Поддался эмоциям и поверил сестре, а теперь загнал себя в ловушку, из которой ой как сложно выбраться, не растеряв достоинство, потому что извиняться босс не привык. Я тоже отступать не собираюсь, поэтому намеренно громко произношу, кивая за спину Мирославу: — Твоей семье очень интересна наша личная жизнь.
Босс оборачивается, так и не отпустив меня. Яков Игнатьевич же ни капли не смущается, выпрямляется и прокашливается:
— Все отвратительно непунктуальны, — смотрит на наручные часы, а я перевожу взгляд на настенные. Черт, уже две минуты как все началось. И что мы тут так долго делали? Не галстук же поправляли? — Ждать их я больше не намерен. Сам все расскажешь. Через две недели у Нины юбилей, — черты сурового лица смягчаются при упоминании жены, — вы оба должны быть там. Очень уж понравилась ей твоя избранница, — а вот когда доходит до меня, возвращается прежний Яков Игнатьевич.
— Ладно, — соглашается Мирослав и, дождавшись, когда дед уйдет, закатывает глаза и тихо смеется.
— Я видела его, поэтому и устроила спектакль, — признаюсь, чувствуя необходимость сознаться. — Спасибо скажете как-нибудь потом, а пока отпустите, нужно доделать кофе.
— Ладно. Потом возьмите перерыв, на совещании я справлюсь сам, — сдавленно произносит и выходит из кухни чересчур быстро.
***
Свободное время решаюсь провести с пользой — позавтракать, потому что из-за ранних сборов этого удовольствия я себя лишила. Иду в любимое кафе неподалеку, а компанию мне составляет Иринка, с ней мы не виделись с того самого дня, когда Евсеев чуть ли не силком выволок меня из отеля и вынудил выйти за него замуж. Очень активно, кстати, вынуждал, отказаться было нереально.
С подругой мы пару раз списались, но она все порывалась меня расспросить о начальнике, а я уклончиво отвечала. На том и замолчали. Ира до ужаса не любит, когда у меня от нее появляются секреты, а я связана по рукам и ногам условиями договора, поэтому все то время, пока жду ее, придумываю оправдания.
Подруга приходит в отличном настроении, видимо, на горизонте наклевываются отношения. Она благодарит меня за заказ и начинает щебетать:
— Ксеня-я-я, я тут с таким парнем познакомилась, — она снимает пальто, бросает его на соседнее кресло, отправляет следом шарф, — ты не представляешь, какой он крутой.
— С парнем? — удивленно переспрашиваю. Непохоже это на мою расчетливую подругу.
— Да, он младше, учится на четвертом курсе, но он тако-о-ой классный, — мечтательно тянет подруга.
Давлюсь салатом, захожусь кашлем. Это же… он старше моего Тёмы всего на год. Дурак дураком, как мой брат, только мой хотя бы добрый. А этот… даже думать страшно о том, какой он.
— Ир, ты уверена? — осторожно подступаюсь к ней. — Любви, конечно, все возрасты покорны, но парень младше…
— Ой, я же вот не спрашиваю, что у тебя там с твоим Мирославчиком, — прерывает меня она, и теперь понимаю, что ни черта тема Евсеева не забыта. Ира такое не прощает и никогда не забывает. Иногда мне даже кажется, что у нее есть блокнот, куда она записывает собственные обиды, но я демократично закрываю глаза на странность подруги.
— Так у меня ничего и нет, кроме рабочих отношений, — нагло вру, но мне не привыкать. Обманываю всех вокруг: маму, говоря, что внимательно слежу за Тёмой, коллег, от провокационных вопросов которых периодически отбиваюсь, и теперь еще подругу, утаивая свое замужество.
— Правда? — глаза ее сверкают в теплом свете ламп. Иринка прячет подозрения за глотком кофе, ерзает в кресле и принимается за еду: активно перемешивает салат вилкой.
