хочешь за пару дней справиться?
— Неделя.
— Что?
— Максимум через неделю ты будешь моей. И то, это я тебе даю срок с большим запасом. Я думаю, ты уже готова.
— Не будет этого! — бесит его самоуверенность.
— Машенька, ты на берегу на меня так смотрела, готова была проглотить.
— Неправда! Я просто была удивлена тем, что ты там голый. Неожиданно, знаешь ли, выйти на берег, а там нудист.
— Могла бы отвернуться, но ты стояла и смотрела.
— А ты мог бы и за кустами одеваться!
— Мне нечего скрывать. Я не стесняюсь, — повел одним плечом.
— Это не даёт тебе право ходить передо мной голышом.
— Нечего было идти за мной, не увидела бы ничего. Могла бы просто признаться, что тебе понравилось смотреть на меня обнажённым.
— Нет!
— Врушка. Видел я, как ты губы жевала.
Блин! У него глаза на затылке? Когда он всё увидел?
Мне нечего ему ответить, он ведь правду сказал. Просто отворачиваюсь и смотрю в сторону, пока он подымает меня по крыльцу в дом.
Опять обработал мне рану, только в этот раз без массажа.
— Побереги ноги. Лучше надень тапочки, чтобы пятка свободная была. Должны быть где-то в коробках.
— Хорошо.
— Вот и замечательно. Я пойду, запущу генератор и затоплю баню.
* * *
Боже, это невероятное удовольствие.
После русской бани чувствую себя заново рождённой.
Тело горит, но это так приятно. Мышцы расслабленны.
Я присаживаюсь на пороге возле Шолохова, который сидит и губами крутит травинку.
— Круто, — цежу слово по буквам. — Чувствую себя обновлённой… Жаль без веника.
— Надо было позвать, я бы тебя отхлестал.
— Ну, уж нет. Спасибо за ветки елки, такой запах хвои невероятный.
— Пожалуйста…
— Никогда не думала, что в деревне так.
— Как?
— Просто. Я ведь о деревенской жизни ничего не знаю. Выросла в большом городе, деревни и села только из окон машины видела, когда мимо проезжали. Ну и в кино. Знаю только, что люди там открытые и все друг друга знают. Не понимаю, как можно так жить? Вся жизнь на показ.
— Знаешь, а люди из деревни чувствуют себя намного счастливее, чем городские. Они не страдают от депрессий и хандры, им просто некогда. Ближе к природе и земле, которые дают им силы. И жизни на показ они не боятся, наоборот, в трудную минуту всегда придут на помощь или поделятся последним. Не все, но многие…
— Такое ощущение, что ты вовсе не городской. Чей это дом?
— Мой.
— Я серьёзно.
— И я серьёзно… Это мой дом. Вернее моего деда, пять лет назад он умер и оставил дом мне. Больше он никому не нужен. Лет с семи я здесь проводил летние каникулы. Дедушка егерем работал в этом лесном хозяйстве.
— Лесником?
— Нет. Егерем. Лесник следит в основном за растениями, деревьями. А егеря по части лесной живности. Следят за количеством хищников, численностью тех или иных зверей и птиц. Браконьеров ловят…
— Как интересно, — облокотилась на свои колени и уперлась головой в свои ладони. — Расскажи…
— Нечего рассказывать… Я проводил здесь всё лето. Пока был маленьким — дед меня дома держал, а лет с двенадцати таскал по лесу и местности, учил распознавать следы, искать раненых животных. Иногда людей. Минимум раз в год кто-нибудь обязательно заблудится в этих лесах, за грибами или ягодой идут.
— Находят?
— Не всегда…
Глубокий вздох разочарования.
Бросает взгляд на меня и смущённо отводит глаза в сторону.
— Прикройся, Маш…
Я так заслушалась его, что не заметила, как полы махрового халата разошлись, почти обнажая мою грудь.
Когда этот чёртов день закончится?! Позорюсь раз за разом.
Запахиваю халат.
— Пошли чай пить, после бани самое то, — Роман поднимается и протягивает мне руку.
Касаюсь пальцами его ладони и чувствую, как от него передаётся импульс.
Шолохов, как ты это делаешь?
Не продержусь я неделю. Он прав…
Эта ночь будет худшей в моей жизни. Маша так близко…
Сидит рядом за столом, что-то рассказывает из своей студенческой жизни, я улыбаюсь, как дебил, изображая внимательного слушателя. Но внимание не её приятный журчащий голос привлекает, а ноги, которые видны между разошедшихся пол халата. Нога на ногу. И голые почти до…
Блядь! Сейчас бы схватить, посадить на стол и отыметь прямо на нём. Грубо, чтобы кричала, стонала и звала на помощь маму.
Я точно маньячила!
В голове каждую минуту мелькают самые неприличные картинки.
Мрак…
Это не она в плену у меня, а я у неё. Это у меня адская зависимость, воспламеняющая всё внутри, как от бензина. Моя зажигалка…
Глаза перемещаются на её лицо. Дует на горячий чай, сложив губы трубочкой. Какие же они вкусные, с привкусом мяты. В голове вспышка и я чувствую наш поцелуй снова. Губы покалывает от желания повторить.
— Шолохов, ты меня слушаешь? — приподняла аккуратную бровку.
— Конечно… Преподаватель по философии чуть не завалил тебя, но предложил исправить свою ошибку. Верно?
— Верно… Я думала, ты витаешь в облаках.
— Нет.
Видимо какая-то подкорка всё же улавливает Машину речь. Так было на её лекциях. Я нихрена не слышал и не понимал, но дословно мог повторить всё, что она сказала.
Маша сильно зевнула и вздрогнула.
— Описалась? — решил поюморить.
— Что? Нет! — возмутилась.
— Я пошутил. Маленькие дети вздрагивают, когда пописают.
— Не знала о таком.
— Будут дети — узнаешь. А сейчас пора спать. Я пойду, заглушу генератор, а ты возьми лампу, — показал на полку.
Она скрылась с фонарём за занавеской, а я вырубил электричество, ночью оно ни к чему и шум создаёт.
Лежа на диване, закинув руки за голову, наблюдал, как Маша, освещенная светом лампы, бросает тень на штору. Как снимает халат и надевает шелковую пижаму с кружевами: шорты и маечка. Сам покупал. Давно, до отъезда в армию. Подарить хотел, но не получилось.
Силуэт её фигуры заставляет кровь вскипать. А в паху всё оживает и болезненно наливается.
Крутится у зеркала, выгибаясь и разглядывая свою попу. Следы поджарки ищешь или красивыми булочками любуешься? Проводит руками по выпирающей пятой точке.
Второе…
Зуб даю!
Лампа гаснет. И дом погружается в темноту.
Ааа! Хочу туда, к ней, под бок. Обнять и не выпускать. Но пока нельзя. Пусть ещё потомится…
Закрываю глаза, и память уносит на два года назад. В тот сентябрь, когда я превратился в приставучего надоедливого ухажёра.
* * *
— Мария Сергеевна, — догоняю её в коридоре после занятия.
— Что вам Шолохов? — останавливается.
— Я них… Ничего не понял из сегодняшней лекции.
— Странно, а так внимательно слушали, —
