— Синьор Гейдж! — выкрикнула Анна Весто, врываясь в комнату. — Эта женщина! Я велела ей уйти, но она отказалась! Она… она… — Очевидно, обычный английский не мог выразить всю меру ее негодования, поскольку она разразилась потоком итальянских слов.
Лоренцо Гейдж, известный развратник и негодяй, доведший Карли Свенсон до самоубийства, оказался также Данте, флорентийским жиголо, мужчиной, которому она позволила загрязнить, запачкать, опорочить уголок своей души.
Изабел рухнула на подвернувшийся стул и попыталась отдышаться.
Он что-то зарычал экономке на итальянском.
Та бешено жестикулировала.
Снова рычание.
Женщина фыркнула и гордо удалилась.
Он прошел на лоджию, выключил музыку и вернулся. Изабел как сквозь сон заметила, что на его лоб спадает черный завиток. Бутылку он оставил на лоджии, но пистолет по-прежнему болтался на пальце.
— Ты ворвалась на чужую территорию, милочка.
Его губы едва шевелились, но тягучий говор в жизни звучал еще более зловеще, чем стереозвук в кинозале.
— Следовало бы прежде позвонить и предупредить.
Она занималась сексом с Лоренцо Гейджем, мужчиной, хваставшимся в журнальном интервью, что «перетрахал пятьсот женщин». А она, Изабел, позволила себе стать пятьсот первой!
В желудке что-то перевернулось. Закрыв лицо руками, она прошептала слова, которые никогда не говорила другому человеческому существу. Слова, которые минутой раньше ей вообще не пришли бы в голову:
— Ненавижу вас.
— Именно этим я и зарабатываю на жизнь.
Скорее ощутив, чем услышав, как он приближается, она уронила руки и тупо уставилась на пистолет.
Нельзя сказать, что пистолет был нацелен на нее, но и сказать, что не нацелен… Он держал оружие у бедра, и хотя Изабел сразу определила, что это антиквариат, которому, возможно, несколько сотен лет, но менее смертоносным от этого он все же не стал. Вспомнить хотя бы, что сотворил Гейдж с Джулией Робертс обычным самурайским мечом!
— Как раз в тот момент, когда я вообразил, что опуститься ниже папарацци уже невозможно! Оказывается, нет предела совершенству! Что случилось с твоим non parler anglais, француженка?
— То же самое, что с вашим итальянским, — отрезала она, распрямив спину. Только сейчас до нее дошел смысл его высказывания.
— Папарацци? Считаете меня репортером?
— Если ты так хотела интервью, стоило только попросить. Изабел подскочила как ужаленная:
— Вообразили, что я пошла на это, чтобы добыть пикантные факты из вашей биографии?!
— Может быть.
До нее донесся слабый запашок спиртного. Он бесцеремонно поставил ногу на стул, с которого она едва успела встать. Но Изабел вряд ли это заметила. Она была слишком занята, пытаясь сообразить, угрожает он ей или просто забыл о пистолете.
— Как ты нашла меня и чего хочешь?
— Мне нужен мой дом, — пробормотала Изабел, отступая, но тут же рассердилась на себя. — Именно так вы развлекаетесь? Переодеваетесь в жиголо, чтобы снимать женщин на улицах?
— Верь или нет, Фифи, я вполне могу сделать это без всяких переодеваний. И к тому же стою куда больше, чем те пятьдесят евро, что ты оставила.
— Это на чей вкус. Кстати, пистолет заряжен?
— Понятия не имею.
— Все равно положите его, — потребовала Изабел, вцепившись в руку Гейджа.
— Это еще зачем?
— Прикажете поверить, что решили меня застрелить?
— Верь чему пожелаешь, — зевнул Гейдж. Интересно, сколько он успел выпить? И почему у нее подгибаются ноги?
— Не терплю оружия.
— В таком случае проваливай.
Он развалился на кресле, вытянув ноги и опустив плечи. Пистолет пристроил на коленях. Ну прямо олицетворение декаданса на вилле Ангелов.
Но никакая сила на земле не заставит ее уйти, пока она не выяснит, что случилось.
Изабел крепче сжала трясущиеся руки, чтобы он ничего не заметил, и каким-то образом умудрилась опуститься в кресло напротив Гейджа, ничего не сбив и не перевернув. Впервые в жизни она узнала ненависть в ее чистом виде.
Гейдж некоторое время изучал ее, прежде чем ткнуть дулом пистолета на огромную, во всю стену, шпалеру, изображавшую всадника.
— Мой предок. Лоренцо Медичи.
— Большое дело. — Он был покровителем Микеланджело. И Боттичелли тоже, если историки не врут. Лоренцо был одним из лучших представителей Ренессанса. Воплощение благородства. Если не считать… — Он погладил ствол пальцем и злобно прищурился. — Он позволил своим генералам разграбить город Вольтерру в тысяча четыреста семьдесят втором. С Медичи шутить опасно.
Он не кто иной, как эгоцентричный актеришка, играющий очередную роль, и она не позволит себя запугать! Во всяком случае, постарается!
— Оставьте свои угрозы для тех, кто рвется на ваши фильмы.
Злоба исчезла, сменившись скукой.
— О'кей, Фифи, если ты не пресса, тогда чего добиваешься?
Теперь, заняв твердую позицию, она вдруг сообразила, что не сможет говорить о позавчерашней ночи. Не сейчас и никогда. Дом. Вот почему она пришла сюда.
— Я здесь, чтобы уладить недоразумение насчет дома, который сняла у вас. — Она пыталась говорить увереннее, с сознанием собственной правоты, что всегда давалось ей легко. Но язык едва не заплетался. — Я заплатила за два месяца и не собираюсь уезжать.
— Но почему мне, собственно, должно быть до этого дело?
— Это ваш дом.
— Вы сняли этот дом? Сомневаюсь.
— Не этот. Тот, что на ферме. Но ваши служащие задумали меня вышвырнуть.
— Какой еще дом?
— Тот, что у подножия холма. Лоренцо презрительно скривил губы:
— Прикажешь верить, что женщина, случайно встреченная мной во Флоренции две ночи назад, каким-то образом ухитрилась снять у меня дом? Попробуй придумать историю получше.
Даже она считала, что такое проглотить трудно, хотя попадающие во Флоренцию туристы обычно ходят по одним и тем же тропкам, а центр города весьма невелик, и она сама дважды в один день столкнулась с молодой парой, которую перед этим встретила в галерее Уффици.
— Рано или поздно любой турист оказывается на площади Синьории. Мы просто пришли туда одновременно.
— Повезло нам. Кстати, твое лицо кажется очень знакомым. Я все никак не мог вспомнить, где тебя видел.
— Разве? — Она сочла за лучшее не развивать скользкую тему. — Я сняла ваш домик, заплатила деньги, но не успела приехать, как меня просят убраться.
— Ты о том доме, где раньше жил старик Паоло? Рядом с оливковой рощей?
— Не знаю никакого старика Паоло. Теперь там, похоже, живет некая Марта, что мне не слишком нравится, но придется терпеть.
— Марта… сестра Паоло, — протянул Лоренцо, словно воскрешая в памяти давние образы. — Да, думаю, она идет вместе с домом. Как часть собственности.
