азарт в глазах коллеги, когда он потирает руки.
Я искренне новому старшему оперуполномоченному завидую. Вот прям хорошенько так. От души. Но ни слова не говорю. Только проводив унылым взглядом, полным ненависти к опостылевшему кабинету, тихо выругиваюсь себе под нос.
Дверь закрывается, отрезая меня от вечного коридорного шума. Там кипит жизнь. Тут кипит только мой мозг. Бросаю взгляд в окно. На лето, которое во всех смыслах “проходит мимо меня”, и что-то накатывает. Достаю из верхнего ящика стола черную бархатную коробку с кольцом. Открываю и долго кручу в руках.
Красивое. С первого взгляда на него в ювелирке запал. Взял, даже не раздумывая. Идеально будет на пальчике Кулагиной сидеть.
Вот только я уже третью неделю не могу его конфетке презентовать.
Ну, и какого я торможу? Жду повода, момента, вспышки? Ну это же, пздц, как глупо! Что мешает мне прямо сейчас сорваться с работы и поехать к ней? Работа? Да плевать. Просто, с ходу, взять и встать на одно колено. Сказать уже это треклятое: выходи за меня, Кулагина. Образно выражаясь. Что мешает? Да ни хера!
Можно вечность подбирать правильные слова и время. И так и не подобрать. Глупости все это. Формальности. Нам есть что и без предложения внукам рассказывать, так что… так что да, сегодня я буду ужасным заместителем начальника. Да простит меня Василий Генадич, свалю с работы по старой доброй оперской памяти. Надеюсь, что Кулагина дома и не успела еще никуда уехать.
Я уже засовываю коробку с кольцом в карман брюк и хватаю со спинки кресла китель, когда в дверь раздается стук. Герыч что-то забыл?
– Да, – бросаю, – войдите.
Оборачиваюсь к двери и зависаю, когда она открывается. Рука с пиджаком так и замирает. В кабинет проскальзывает не Герман. Моя Тони.
Конфетка закрывает за собой дверь. С громким двухкратным щелчком проворачивает ключ в замке и, загадочно улыбаясь, с придыханием выдает:
– Сюрприз.
Нина
Выражение лица Волкова просто потрясающее. С него бы картины маслом писать. Жаль, я не художник и кисточек у меня нет. Но зато я очень удачно сумела застать своего трудоголика врасплох.
Хорошо, Герман попался на пути и мимоходом упомянул, что его друг сейчас “совершенно один” и “дико скучает”. Это подстегнуло. Значит, я на правильном пути.
– Конфетка? – делает шаг ко мне сбитый с толку Вик. – Что ты тут делаешь?
Я говорила, что я обожаю мужиков в форме? А свой мужик в форме – чистый визуальный оргазм! Я кайфую, глядя на него во все глаза, хоть и знаю, как Виктор не любит всю эту «шелуху». Ворчит постоянно. Каждое утро! Сетует, как раздражают его брюки, кители и рубашки. Вот бы по гражданке и бла-бла-бла…
– Мне сказали, что ты тут скучаешь?
– Допустим…
– Я подумала-подумала и, – хватаюсь за лямки сарафана, – приехала скрасить твой унылый досуг, – легким движением скидываю их. Передергиваю плечиками, и белая, воздушная ткань легким облаком падает к моим ногам. Оголяя. Выставляя напоказ секси белье.
– Пздц! – задыхается мой Вик. – Кулагина!
– Многословно, – подкалываю.
Волков отмахивается. Его глаза превращаются в два горящих прожектора. Ярких, обжигающих до самого нутра! Он запускает пальцы в волосы, слегка ерошит. Такой мило-растерянный. Ощупывает взглядом всю. С ног до головы. Рассматривает медленно и долго. Сглатывает тяжело, когда узнает надетый на меня комплект белья.
– Сумасшедшая!
О да, еще какая!
Мой красавчик восхищенно улыбается. Нервно одергивает ворот рубашки. Я наблюдаю за ним. У меня сердце то колотится, то замирает. Летает, как на американских горках.
– Кулагина, ты в курсе, что все кабинеты начальства напичканы камерами?
Признаю, тут я немного тушуюсь. Оглядываюсь. Но потом “догоняю”, что, если бы камеры в кабинете Вика в данный момент функционировали, он бы уже давно меня обматерил. А потом укутал во все, что только попадается под руку, и спрятал где-нибудь в шкафу. Но так, как он даже не думает этого делать, я беззаботно пожимаю плечами:
– Значит, не только для тебя получился сюр-приз, – развожу руками и, улыбаясь, переступаю через ткань у своих ног. – Я соскучилась, – делаю шаг, каблучки босоножек соблазнительно цокают в тишине кабинета.
– Меня уволят, конфетка.
Волоски на руках дыбом встают.
– Да ладно?
– За твой стриптиз выпнут на хер с понижением до лейтенанта, – делает шаг ко мне Волков, откидывая китель на стол. – Будешь меня такого любить?
– Может, я этого и добиваюсь?
Бровь Виктора взлетает.
– А как же – хочу быть женой генерала?
– К черту. Тебя хочу. Дома, рядом.
Воздух между нами искрит и полыхает. Мы делаем еще шаг навстречу друг другу.
– Ты выглядишь просто ох*енно! – шепчет Вик, сжимая ладонями мою талию. – Пздц, как ох*енно, Кулагина! – повторяет с надрывом.
Я смеюсь, а Волков улыбается. Подхватывает под попу и усаживает на стол. Легко и быстро, как пушинку! Его взгляд шальной, хмельной, дурней дурного.
Я раздвигаю ноги, он между ними встает. Пальцы в волосы мои запускает и на себя тянет. К себе. Каждое движение резкое. Все тело в напряжении. Он натянут, как струна. Держит себя из последних сил.
– Хочу взять тебя прямо здесь. На этом столе, – уничтожает своей прямолинейностью.
– Я вся твоя. И только твоя.
– Ты когда-нибудь меня убьешь, конфетка, – своим носом о мой трется. – Нам охереть, как повезло, что в кабинете меняют камеры, – касается подушечкой большого пальца моих губ, – я про наблюдение не шутил… – надавливает, заставляя их приоткрыть на выдохе.
– Тогда самое время пошалить, – ловлю его палец губами, – пока их не починили, – облизываю, веду язычком от основания, посасывая. Безумный взгляд Волкова чернеет на глазах. Его заволакивает туманом. Зрачки расширяются до размера вселенной, засасывая и меня в свою черноту. Я понимаю – все. Дожала мужика!
Вик срывается. Грубо дергает меня на себя, задницей по столу прокатывая. В губы мои яростно впивается. Ворует вздох и пикнуть не успеваю! Целует так, что сознание плывет. Языком мои губы раздвигает и захватывает полный контроль.
